Кожина М.Н. Стилистический энциклопедический словарь

сообщением посредством ссылочного аппарата, находится в зоне непосредственной досягаемости получателя. Таким образом, одна из важнейших особенностей бытования языка в Интернете — ступенчатое развертывание гипертекста. Полная схема его развертывания такова: заголовок (ссылка) — заголовок с аннотацией — часть текста (несколько частей могут открываться последовательно) — полный текст. Получатель, которому объем информации показался недостаточным, всегда может запросить дополнительные сведения.

Исследователи указывают, что упрощение средств передачи прагматических интенций в языке Интернета типично для свода правил хорошего тона в сети: сетикета или нэтикета (от англ. netiquette). Наблюдения над процессом рождения правил речевого поведения в Интернете позволяют сделать вывод о некоторых отличиях их от этикета внесетевой реальности. Сетикет включает в себя следующие аспекты: техническую совместимость (совместимость используемых протоколов), последовательность и характер соединения (время и приоритет доступа, порядок набора, способы вступления в контакт), ограничение по объему до 1000 слов. Существует запрет на пропаганду наркотиков, детской порнографии и расизма. Как правило, в дискуссионных группах запрещаются также обидные, грубые и не относящиеся к теме дискуссии высказывания (Иванов 2000). В текстах частных электронных писем нередко отсутствуют обращения, подписи, используются инициалы, акронимы, смайлики и др.

Лит.: П и о т р о в с к и й Р.Г. Текст. Машина. Человек. — Л., 1975; НЗЛ. Вып. XXIV. Компьютерная лингвистика. — М., 1989; Ф и л и п п о в и ч Ю.Н., Р о - д и о н о в Е.В., Ч е р к а с о в а Г.А. Языковые средства диалога человека с ЭВМ. — М., 1990; Г р а у д и н а Л.К. ЭВМ и культура речи: итоги и перспективное планирование // Культура русской речи и эффективность общения. — М., 1996; К у п е р И.Р. Гибкие гипертекстовые системы: Материалы семинара в рамках международной конференции Hypertext’97 // РЖ «Языкознание». — 1998. — № ђ1; Ст е р н и н И.А. Общественные процессы и развитие современного русского языка: Очерк изменений в русском языке конца ХХ века. — Воронеж—Пермь, 1998; Э п ш т е й н В.Л. Введение в гипертекст и гипертекстовые системы. — http://www.ipu.ru/publ/epstn.htm, 1998; А к о п о в А.И. Типологические признаки сетевых изданий // Филол. вестник РГУ. — 2000. — №ђ 1;И в а - н о в Л.Ю. Язык интернета: заметки лингвиста. — http://www.ivanoff.ru 2000.

Л.Р.ђДускаева, О.В.ђПротопопова

ЯЗЫК ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ — 1) важнейшая составляющая художественной формы лит. произведений, наряду с композицией выражающая их содержание (см. концепцию В.В. Одинцова, 1980); 2) худож.-беллетристический стиль как одна из функц. разновидностей лит. языка, имеющая свои лингвистические и экстралингвистические особенности; 3) особый тип речи (художественной), характерный для эстетической сферы коммуникации, отличающийся образностью, эстетической функцией, повышенной эмоциональностью,

антропоцентризмом, эстетической мотивированностью, особой ролью подтекста и т.д. (см. Худож. стиль речи); 4) языковые средства, отобранные автором из языковой системы и использованные в худож. произведении в соответствии с авторским замыслом; 5) свойственный писателям и поэтам стиль, манера отражения эстетического восприятия действительности в художественной форме в соответствии с языковой и концептуальной картиной мира художника слова, его творческим методом.

До сих пор это ключевое в филологии понятие (далее Я. х. л.) остается дискуссионным, допуская множественность интерпретаций. Во многом это связано с его сложностью и возможностью многоаспектного рассмотрения в соответствии с разными исследовательскими целями и задачами. Напр., цель историка русского языка, изучающего лит. произведение, — «выяснить строй и состав соответствующего языка в определенную эпоху его истории на основании того, что может быть для этой задачи извлечено из текста соответствующих памятников» (Винокур Г.О., 1990, с. 113).

Цель литературоведа — рассмотреть Я. х. л. как форму выражения худож. содержания произведения и проявления творческого метода автора, его эстетического кредо: «Творчество писателя, его авторская личность, его герои, темы, идеи и образы воплощены в его языке и только в нем и через него могут быть постигнуты», — писал В.В. Виноградов (1959, с. 6). В работе «О языке художественной литературы» ученый справедливо рассматривал Я. х. л. не только как материал, характеризующий литератур- но-языковую систему соответствующей эпохи, но и как язык словесного искусства, как систему средств словесно-художественного выражения, в котором «находятся и выделяются черты индивидуальной творческой манеры, индивидуального стиля или мастерства» (Виноградов, 1959, с. 51).

Цель и задачи стилиста, изучающего Я. х. л., варьируются в зависимости от различных направлений, сложившихся в рамках данной науки. Так, для исторической стилистики, о которой писал Г.О. Винокур, важно построение «истории стилей русского письменного языка в их взаимоотношениях» (Винокур Г.О., 1990, с. 116). Для описательной стилистики представляет интерес отражение в лит. произведениях различных языковых средств, взятых автором из сокровищницы рус. лит. языка, а также выявление авторских новообразований, потенциально способных обогащать языковую систему. Функц. стилистику интересуют эстетические функции языковых средств разных уровней, использованных автором в тексте, отражение в Я. х. л. стилевых черт, свойственных худож. стилю речи, особенности худож.-образной конкретизации (термин М.Н. Кожиной), механизм ее создания и т.д.

Вразвитие стилистики худож. литературы особенно велик вклад

В.В.Виноградова, Г.О. Винокура, А.М. Пешковского, Б.А. Ларина, Л.В. Щербы. По мнению В.В. Виноградова, «исследование «языка» (или, лучше, стилей) худож. литературы должно составить предмет особой филологической науки, близкой к языкознанию и литературоведению, но

вместе с тем отличной от того и другого» (Виноградов, 1959, с. 4). В рамках этого направления изучается «язык в его худож. функции, язык как материал искусства, в отличие, напр., от языка как материала логической мысли, науки» (Винокур Г.О., 1990, с. 129). Для стилистики худож. литературы анализ Я. х. л. означает внимание к проблемам «языка» («стиля») художественного произведения и «языка» («стиля») писателя. И та и другая проблема опираются на понятие индивидуального стиля и обусловлены им» (Виноградов, 1959, с. 84).

В рамках нового направления стилистических исследований — коммуникативной стилистики текста — Я. х. л. рассматривается как «коммуникативная система знаков и знаковых последовательностей, отражающая сопряженную модель деятельности автора и адресата» (Сидоров, 1987), как регулятивная система сигналов эстетической информации, стимулирующая в сознании читателя различные текстовые ассоциации, значимые для процесса формирования смысла и творческого диалога автора и читателя.

Для конкретизации понятия «Я. х. л.» необходимо рассмотреть его соотношение со смежными понятиями «лит. язык»», «худож. речь», «поэтический язык». В вопросе о соотношении языка худож. литературы и лит. языка в настоящее время разногласий между учеными нет. Все они признают взаимосвязь этих понятий, рассматривая худож. литературу как творческую лабораторию, «в которой открываются новые способы и средства поэтического использования народной речи» (В.В. Виноградов). В работе «Язык художественных произведений» (1954) исследователь отмечал: «Пользуясь общенародным языком своего времени, он (писатель) отбирает, комбинирует и — в соответствии со своим творческим замыслом — объединяет разные средства словарного состава и грамматического строя своего родного языка». Эту же мысль подчеркивает Г.О. Винокур: «Самое различие между поэтическим стилем речи и общим языком образовательной среды вообще не обязательно и в известных условиях может отсутствовать» (1990, с. 141). В другой статье «Об изучении языка литературных произведений» ученый высказывается более категорично: «Поэтический язык не существует без прочных корней в языке реальной действительности» (1990, с. 129).

Однако связь языка худож. литературы и лит. языка не означает тождества данных понятий: Я. х. л. может выходить за пределы собственно лит. языка как в его прошлое, так и в область диалектной и жаргонной речи в случае эстетической обусловленности соответствующих языковых средств. Вместе с тем «язык подлинно худож. произведения не может далеко и значительно отступать от основы общенародного языка, иначе он перестанет быть общепонятным», — справедливо отмечал В.В. Виноградов (1959, с. 219). Т. о., понятие «Я. х. л.» — более широкое сравнительно с понятием «лит. язык». С другой стороны, возможна более узкая трактовка

Я.х. л. как одной из функц.-стилевых разновидностей лит. языка.

Уэтой точки зрения есть свои сторонники (их большинство) и оппоненты. Не признают в качестве особого стиля Я. х. л. Л.Ю. Максимов,

Н.А. Мещерский, К.А. Панфилов, Д.Н. Шмелев, А.И. Горшков и др. Ими выдвигаются следующие аргументы: 1) Я. х. л. специфичен, по ряду признаков он противостоит литературному языку; 2) у Я. х. л. особая эстетическая функция; 3) Я. х. л. многостилен, не замкнут.

Вкачестве контраргументов ученые отмечают: 1) хотя в худож. речи

ииспользуются отдельные черты и элементы других стилей, худож. речь, как и всякий другой стиль, характеризуется целостностью и единством, поскольку средства других стилей трансформируются, попав в ткань худож. произведения (Кожина, 1993); 2) эстетическая функция — одна из функций лит. языка, одна из сфер его реализации, основывающаяся на коммуникативной функции; 3) для Я. х. л., как и для других стилей, характерны лингвистические и экстралингвистические особенности и стилевые черты.

Я. х. л. нередко соотносят с поэтическим языком и худож. речью, которая трактуется, во-первых, широко, как образная речь в разных сферах общения. На это указывал В.В. Одинцов: «Внешне вполне худож. речь может быть и нехудожественной (в эстетическом смысле), и наоборот, простое, непритязательное изложение может преследовать (и достигать) худож.-эстетические цели как в текстах худож. литературы, так и за ее пределами» (Одинцов, 1980, с. 62). С этой точки зрения худож. речи близко понятие «поэтический язык» в его расширенном значении, трактуемое В.П. Григорьевым (1979, с. 76—78) как «язык с установкой на творчество». Как отмечает автор, «поскольку всякое творчество подлежит и эстетической оценке, это язык с установкой на эстетически значимое творчество, хотя бы самое минимальное, ограниченное рамками одного только слова». Однако и при таком подходе Я. х. л. — «сфера действия поэтического языка по преимуществу».

При узкой трактовке худож. речи она соотносится исследователями только с понятием «Я. х. л.», которое вызывает дискуссию. Против использования этого термина выступил, напр., В.В. Кожинов в статье «Слово как форма образа» (1964): «Если мы хотим обладать строгой терминологией, мы не имеем права употреблять выражения вроде «язык худож. литературы», «язык писателя», а тем более «язык Пушкина», «язык Толстого»». Как писал исследователь, «предмет стилистики — не язык в собственном смысле, но именно «речь», осуществление языка в конкретных высказываниях — в произведениях литературы, науки, публицистики, в устном общении людей» (1964, с. 7).

Если В.В. Кожинов полагал, что «в известном смысле произведение худож. литературы и есть не что иное, как худож. речь» (1964, с. 3), то В.П. Григорьев не без основания утверждал: «Речь без языка, текст без языка, а худож. произведение без худож. языка — это научные фикции» (1977, с. 265). По справедливому мнению ученого, «худож. литература — это ряд произведений, процесс. Не менее важно и другое: в этом процессе проявляется не только худож. литература как множество конкретно наблюдаемых объектов, но и худож. язык как относительно самостоятельный объект исследования» (Григорьев, 1977, с. 268).

Заслуживает внимания особая точка зрения по данному вопросу Р.А. Будагова. Рассматривая соотношение эстетики языка и речи, он отмечал: «Первая относится к самим ресурсам и возможностям языка, вторая — реализации подобных ресурсов и возможностей в том или ином тексте, у того или иного писателя» (Будагов, 1975, с. 68). С этим связана и концепция Г.О. Винокура, писавшего о «поэтическом языке» как «средствах языка в речи», как «языке, употребленном в поэтических произведениях» (Винокур Г.О., 1990, с. 140 ).

К особенностям Я. х. л. (худож. речи) исследователи относят: употребление языковых средств других стилей, использование, наряду с литературными, и внелитературных средств в эстетических целях, образность, явную эмоциональность, «семантическую осложненность слов» (Б.А. Ларин), антропоцентричность, значимость имплицитного выражения (А.В. Федоров, И.Я. Чернухина), неповторимость и свежесть языковых средств для создания образов (Б.А. Ларин, М.Н. Кожина и др.), точность речи как верность образу (М.Н. Кожина, А.И. Горшков), алогичность, наличие аномалий (М.Н. Кожина, Н.Г. Комлев), избыточность (М.Н. Кожина,

Н.В. Черемисина), наличие внутренней формы, трактуемой как способность одного содержания служить формой выражения другого содержания (Г.О. Винокур), и др. Наиболее яркой особенностью худож. речи называют ее способность выполнять эстетическую функцию. При этом одни исследователи связывают ее только с худож. произведениями, другие — с различными проявлениями эмоциональности, экспрессивности, языкового творчества. Одни считают ее частью коммуникативной функции, другие усматривают ее специфику в том, что эта функция не является модификацией коммуникативной функции.

Эстетическую функцию определяют как способность языкового знака быть составным элементом образа (Г.А. Лесскис); как подчиненность отдельного произведения идейно-художественному замыслу (В.П. Ковалев); как наилучшим образом, наиболее целесообразно в соответствии с назначением искусства слова осуществляемую коммуникативную функцию (М.Н. Кожина) и т.д.

Наряду с эстетической, выделяют и стилистическую функцию языковых средств худож. произведения. Их дифференцируют по протяженности контекстов, в которых используются языковые единицы (З.И. Хованская). Эстетическая функция языковых средств рассматривается в рамках целого произведения. Вполне оправданной является точка зрения М.Н. Кожиной (1977, с. 49): «это функция произведения искусства, реализующаяся с помощью всех уровней и компонентов худож. структуры, для которых язык является средством материализации».

В 1966 году вышла в свет работа М.Н. Кожиной «О специфике художественной и научной речи в аспекте функциональной стилистики», в которой в качестве специфической черты художественной речи сформулирована идея художественно-образной речевой конкретизации (см.), суть которой заключается в системном, комплексном характере оценки средств и способов создания образности: от фонетических до синтаксических.

Т. о., идея системного подхода к определению специфики худож. речи нашла здесь свое законченное воплощение. Основные положения этой концепции уходят своими корнями в теории А.М. Пешковского, Г.О. Винокура, В.В. Виноградова и др. исследователей Я. х. л. (как худож. речи).

В последние десятилетия в стилистике худож. литературы делаются попытки дальнейшей разработки вопроса о специфике худож. речи, ведутся поиски языковых основ ее образности, ставится и решается вопрос об аспектах изучения худож. речи (ср. работы Д.Н. Шмелева,

Е.Г. Ковалевской, Л.А. Новикова, В.П. Григорьева, А.И. Федорова, А.Н. Васильевой и др.).

Смена науч. парадигмы и связанный с этим интерес к коммуникативным аспектам анализа худож. произведений обусловили подход к Я. х. л. как к способу выражения и репрезентации языковой и концептуальной картины мира автора, «стоящего» за текстом (Ю.Н. Караулов). В связи с интенсивным развитием когнитивной лингвистики особую актуальность приобретает исследование средств репрезентации ключевых концептов в их текстовом воплощении, изучение языковых способов организации познавательной деятельности читателей, анализ различных речевых средств, формирующих эстетический эффект текста, определяющих его прагматику и семантику. Исследование Я. х. л., т. о., приобретает ярко выраженную антропоцентрическую и коммуникативно-деятельностную направленность. Дальнейшее развитие науки о языке худож. литературы невозможно вне этих тенденций.

Лит.: В и н о г р а д о в В.В. Язык художественного произведения. — ВЯ. — 1954. — № 5; Е г о ж е: Наука о языке художественной литературы и ее задачи. — М., 1958; Е г о ж е: О языке художественной литературы. — М., 1959; Е г о ж е: Избранные труды: О языке художественной прозы. — М., 1980; Ш к л о в с к и й В. Художественная проза. Размышления и разборы. — М., 1961; К о ж и н а М.Н. О понятии стиля и месте языка художественной литературы среди функциональных стилей. — Пермь, 1962; Е е ж е: О специфике художественной и научной речи в аспекте функциональной стилистики. — Пермь, 1966; Е е ж е: Стилистика русского языка. — М., 1993; К о ж и н о в В.В. Слово как форма образа // Слово и образ. — М., 1969; Б а х т и н М.М. Слово в поэзии и прозе, «ВЛ», 1972. — № 6; Л а р и н Б.А. Эстетика слова и язык писателя. — Л., 1974; Б у д а - г о в Р.А. Эстетика слова. «Рус. речь», 1975. — № 4; Г р и г о р ь е в В.П. От текста к языку и снова к тексту. «Изв. АН СССР», ОЛЯ, 1977. — № 3. Т. 36; Е г о ж е: Поэтика слова. — М., 1979; Языковые процессы современной русской художественной литературы. Поэзия. — М., 1977; Языковые процессы современной русской художественной литературы. Проза. — М., 1977; Л и х а ч е в Д.С. К специфике художественного слова, «Изв. АН СССР. Сер. Л и Я», 1979. Т. 38. — № 6; Р е в з и н а О.Г. К построению лингвистической теории языка художественной литературы // Теоретические и прикладные аспекты вычислительной лингвистики. — М., 1981; В а с и л ь е в а А.Н. Художественная речь: Курс лекций по стилистике для филологов. — М., 1983; Ф е д о р о в А.И. Образная речь. — Новосибирск, 1985; Г р и г о р ь е в В.П., К о в т у н о в а И.И. Поэтическая речь как форма коммуникации. — ВЯ. — 1986. — № 1; В и н о к у р Г.О. Об изучении языка литературных произведений // Филологические исследова-

Язык поэзии и язык прозы // Русская словесность: От теории словесно-

сти к структуре текста. Антология / Под ред. проф. В.П. Нерознака. — М., 1997.

Н.С. Болотнова

ЯЗЫКОВАЯ ИГРА — определенный тип речевого поведения говорящих, основанный на преднамеренном (сознательном, продуманном) нарушении системных отношений языка, т.е. на деструкции речевой нормы с целью создания неканонических языковых форм и структур, приобретающих в результате этой деструкции экспрессивное значение и способность вызывать у слушателя/читателя эстетический и, в целом, стилистический эффект (см.). Чаще всего Я. и. связана с выражением в речи комических смыслов или с желанием создать «свежий, новый образ». Я. и. свойственна преимущественно разг., публиц. и худож. стилям речи.

Термином «языковая игра», введенным в лингвистику Л. Витгенштейном, обозначается специфическое употребление языковых единиц, осознанное говорящим в функциональном отношении, т.е. соотнесенное со сферой общения. Я. и. связана с активностью языковой личности и способностью творчески использовать языковые знания.

Понимание Я. и. вне креативной деятельности невозможно, т.к.

1)способность субъекта к яркому, необычному, эффектному употреблению слова (или выражения) всегда вторична по отношению к знанию языковой системы и владению ее нормативными связями, т.е. умение «играть словом» предполагает владение стилистическим аспектом языка;

2)«игровой» момент в речевом общении может появиться лишь тогда, когда говорящий осуществляет целенаправленный поиск приемов разрушения конвенциональных языковых структур и связанных с ними стереотипов речевого восприятия; 3) Я. и. всегда адресна: будучи целенаправленной и продуманной именно как эффектный вариант языкового употребления, она не может состояться как таковая без понимания ее адресатом; 4) Я. и. всегда направлена на создание в языковой (речевой) структуре нового смысла, незнакомого ранее слушателю/читателю.

Я.и. является одним из многочисленных вариантов реализации стилистического задания (см.), которое планируется и осуществляется говорящим с целью достижения определенного стилистического эффекта — компонента стилистической структуры коммуникативного акта, или «узу- ально-стилевого комплекса» (термин Т.Г. Винокур): стилистическое задание — стилистическое значение — стилистический эффект. В рамках речевого узуса стилистическое значение (см.) служит звеном, объединяющим данную оппозицию на основе причинно-следственной связи.

Критерием разграничения фактов Я. и. и речевых ошибок является языковая и — шире — стилистическая компетенция говорящего. В отличие от речевых ошибок Я. и. строится благодаря знанию системных языковых связей и владению стилистическими закономерностями употребления единиц языка, а также учету жанровой специфики речепроизвод-

ства. Я. и. имеет двойную направленность: это языковое и собственно речевое явление, ибо для реализации Я. и. первостепенное значение имеет умение творчески нарушить (перестроить) усвоенные модели стандартного употребления языка; ср. известную строку А.С. Пушкина: «Без грамматической ошибки я русской речи не люблю». В связи с этим можно говорить о том, что Я. и. — это явление функционально-стилистическое (см.).

Эффект Я. и. основывается на ассоциативном потенциале слова — ассоциативной валентности слова, допускающей варьирование при совмещении его плана выражения и плана содержания и — как результат — различную интерпретацию его значения (Гридина, 1996, с. 33—63). В контексте реализуется та или иная частная ассоциативная валентность слова — фонетическая, семантическая, лексическая, словообразовательная, синтаксическая. Каждая из этих частных валентностей выступает как тот или иной механизм Я. и. Кроме того, ассоциативная природа Я. и. свидетельствует о том, что важным средством ее создания в речи является метафора (см. Стилистические ресурсы лексики).

На фонетическом уровне Я. и. реализуется с помощью таких приемов, как анаграмма, палиндром, звукоподражание, звукосимволика, а также различные фоносемантические сближения слов. Напр.: анаграмма (высказывание, характеризующееся тождеством звукового состава лексем при различии сочетаемости и последовательности фонем) — На дворе трава, на траве дрова; Купи кипу пик; Шла Саша по шоссе и сосала сушку и т.п.; палиндром (сохранение одного и того же смысла слова/фразы при чтении слева направо и справа налево) — Ишак ищет у тещи каши; А роза упала на лапу Азора; топот; шалаш и т.п.; омофоническое сближение слов (эффект «ослышки», основанный на омофоническом переразложении слов в потоке речи) — Бабушка дочитывает сказку внуку: «Стали они жить-поживать и добра наживать». Дослушав, внук спрашивает: «Бабушка, а какого они жевали добрана?»; Купи мне безе! — Зачем тебе, ты и без Бизе Кармен; и т.п.; омонимическое сближение слов (несоответствие значений сопоставляемых слов, основанное на омонимии) — Когда мальчика называют женским именем? — Когда он соня; Какой город летает? — Орел; «Ты, Петька, что пишешь?» — «Оперу, Василий Иванович». — «Какому такому оперу?!» (анекдот); Пардону просим — ассоциативная замена рус. «прощение» на франц. «pardon»; автомобиль иностранной марки «Grand cherokeе» шутливо называется в народе широкийширокий (ср.: ‘grand’ — в переводе с англ. ‘большой, огромный’ и ‘cherokeе’, выступающий здесь как фонетический аналог рус. ‘широкий’); строитель — ассоциативное объединение значений ‘человек, работающий на стройке’ и ‘любящий выпить на троих, строиґть’; кролик — пловец, специализирующийся в плавании кролем; кармен в значении ‘шофер’ (результат соединения англ. car — ‘автомобиль’ и man — ‘мужчина’) и т.п.; паронимическое сближение слов (сдвиг в оценочной квалификации обозначаемого, выявляющий оценочный парадокс) — Прихватизация (ассоциативное объединение разных значений при осмыслении при-

659 Языковая игра

ватизации как стремления схватить, украсть, присвоить); календурь (вместо ‘календарь’ при подчеркивании его комического, шутливого содержания); Дрязги шампанского (вместо ‘брызги’); Бредни губернатора (вместо ‘будни’); расшифровка аббревиатуры ООО как ‘Общество с безграничной безответственностью’ (вместо ‘Общество с ограниченной ответственностью’) и т.п.

На морфологическом уровне Я. и. основана на сознательном нарушении фономорфологического восприятия лексических единиц, напр.: Супостат — ‘остатки супа’; папазол — ‘трезвый отец’; барсук — ‘бар для собак’; Музыкайфная волна — ‘молодежная музыкальная волна’; «Комсомольская правДа!»; Эльдорадио от ‘эльдорадо’ и т.п.

На лексическом уровне Я. и. создается благодаря несовпадению семантического наполнения мотивирующей и мотивированной основ в акте словообразования, напр.: Опять уже остограмились!; Здесь в городе он совсем обынтеллигентился; Обычайное дело (от ‘необычайное происшествие’); Желтопресная газета (от ‘желтая пресса’); Фешемебельные апартаменты (от ‘фешенебельные’) и др.

Кроме того, Я. и. реализуется в высказывании с помощью перестройки синтаксических связей, когда ключевым инструментом создания «нового образа» являются контекст и создаваемая им потенциальная вариантность семантики слов, словосочетаний, а также смысловых отношений между частями предложения. В последнем случае Я. и. создает «эффект обманутого ожидания»: прогнозируемый реципиентом смысл фразы разрушается за счет нетипичного (неожидаемого) порядка слов или введения нетипичных для данной синтаксической конструкции лексических компонентов. Напр.: Курить я буду, но пить не перестану (каламбур);

Наш человек всегда там, где трудно. Трудно всегда там, где наш человек

(каламбур) и т.п.

Важным свойством Я. и. этого типа является то, что, начинаясь как деструкция строя предложения, она (Я. и.) оказывается явлением именно т е к с т о в ы м: сам факт игры становится понятными только из всего окружающего контекста или даже целого текста (ср. «деструктивный» язык текстов А. Платонова). Именно на этом уровне Я. и. в полной мере реализует свой деятельностный, творческий характер благодаря способности «синтаксически деструктивных» единиц распространять комический или сатирический смысл на более широкое текстовое пространство вплоть до создания особой художественной концепции. В качестве текстовых средств Я. и. часто выступают различного рода каламбуры, многозначные лексемы, точное значение которых (чаще всего нетипичное для них) проясняется только окружающим контекстом, а также особые, концептуально продуманные автором случаи нарушения нормативных синтаксических связей. Напр.: Почему у вас ягоды зеленые? — Потому что они еще зеленые (каламбур); На столе у нас обычно была закуска типа «Я тебя умоляю» (В. Ерофеев); Вчерашний день, таким образом, помаленьку высветлялся — в смысле ‘в мутном и вязком от похмелья сознании Степы Лиходеева прояснялись события вчерашнего дня’ (М. Булгаков); По-

жилой товарищ делает нам залегание по вопросу необходимого стыда для власти; Дванов не знал, куда думать (А. Платонов) и т.п.

Лит.: В и н о к у р Т.Г. Закономерности стилистического использования языковых единиц. — М., 1980; В и т г е н ш т е й н Л. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. — М., 1985; У в а - р о в а Н.Л. Логико-семантические типы языковой игры (на материале английской диалогической речи). Автореф. дис. ... канд. филол. наук. — Горький, 1986; А р у т ю н о в а Н.Д. Ненормативные явления и язык // Язык и логическая теория. — М., 1987; Н о р м а н Б.Ю. Язык: знакомый незнакомец. — Минск, 1987; Т е л и я В.Н. Метафора как модель словопроизводства и ее экспрессивно-оценочная функция // Метафора в языке и тексте. — М., 1988; Ф у к о Б. Лингвистические структуры, порождаемые игрой слов // РЖ «Общественные науки за рубежом. Языкознание». — 1990. — № 6; Г р и д и н а Т.А. Языковая игра: стереотип и творчество. — Екатеринбург, 1996.

Н.В. Данилевская

ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА — см. Языковая личность.

ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ есть личность, выраженная в языке (текстах) и через язык, личность, реконструированная в основных своих чертах на базе языковых средств. В лингвистике Я. л. — это понятие, связанное с изучением языковой картины мира (ЯКМ), которая представляет собой результат взаимодействия системы ценностей человека с его жизненными целями, мотивами поведения, установками и проявляется в текстах, создаваемых данным человеком. Полное описание языковой личности в целях ее анализа или синтеза, по мнению Ю.Н. Караулова, предполагает: а) характеристику семантико-строевого уровня ее организации (т.е. либо исчерпывающее его описание, либо дифференциальное, фиксирующее лишь индивидуальные отличия и осуществляемые на фоне усредненного представления данного языкового строя); б) реконструкцию языковой модели мира, или тезауруса данной личности (на основе произведенных ею текстов или на основе специального тестирования); в) выявление ее жизненных или ситуативных доминант, установок, мотивов, находящих отражение в процессах порождения текстов и их содержании, а также в особенностях восприятия чужих текстов. Я. л. — многоуровневое понятие, характеризующееся противоречивостью соотношения стабильных и изменчивых элементов, устойчивости мотивационных предрасположений и способности подвергаться внешним воздействиям и самовоздействию — противоречивостью, проявляющейся на каждом уровне Я. л.: семантическом, когнитивном и мотивационном. Стабильная, вневременная, инвариантная часть в структуре Я. л. соотносится на семантическом уровне с общерусским языковым типом и устойчивой частью вербально-семантических ассоциаций, на лингво-когнитив- ном уровне — с базовой, инвариантной частью ЯКМ, на мотивационном уровне — с устойчивыми коммуникативными потребностями и коммуникативными чертами, или готовностями, информирующими о внут-