Глава 2. Первобытное общество: общественная власть и формы ее организации § 1. Первобытное общество: понятие и особенности.

До возникновения государственной организации общества человечество прошло длительный период развития, именуемый первобытнообщинным строем. Первобытная формация высту­пала как исторически первая, целостная и содержащая в «свер­нутом» виде важнейшие черты последующего развития обще­ства. Будучи самой продолжительной в истории человечества, она в отличие от остальных общественно-экономических фор­маций, становление которых предполагало отрицание прежних устаревших типов социальных отношений, не имела развитых социальных предпосылок для своего возникновения, если не считать тенденций самого процесса антропоеоциогенеза. Ее формирование совпадает с генезисом социальности вообще. По существу это один и тот же процесс, поскольку становление первобытной формации означает прежде всего возникновение и развитие новых социальных отношений⁴¹.

В эпоху становления и развития родового строя основной формой общественной организации был материнский род. И если на предшествующем этапе — в дородовом обществе — стадные группы людей возникали и исчезали спорадически, отличаясь непрочностью межиндивидуальных связей, и пото­му многие из них бесследно погибли, то тот факт, что перво­бытный родовой строй складывается именно по материнской линии, имеет глубокие объективные основания.

На первом месте здесь следует поставить хозяйственное значение женщины в первобытном обществе, значение, обус­ловленное разделением труда между мужчиной и женщиной.

На втором месте следует поставить то обстоятельство, что вследствие беспорядочного характера половых связей в перво­бытных человеческих группах стадного типа отцы детей оста­вались неизвестными, но достоверной и бесспорной была род­ственная связь по материнской линии. Это приводило к матрилинейности родственных связей, т. е. к счету родства по мате­ринской линии. Матрилинейность ставила женщину-мать в центре коллектива кровных родственников, создавала атмос­феру уважения к родительнице и прародительнице. Данное обстоятельство запечатлелось в истории языка. Понятия «род», «родоначальник», «родина», «родство» являются производны­ми от глагола «рожать», что значит производить на свет.

Кроме того, ввиду разделения труда женщина являлась основоположницей целого ряда достижений материальной куль­туры: известно, что игла, шило и нить, веретено и приспособ­ления для ткания, обувь и одежда, глиняная посуда и корзины из ветвей и коры — все это было создано женщиной. Прируче­ние диких животных и превращение их в домашних — также заслуга женщины.

Далее, женщина в силу естественной логики вещей выпол­няла ту важнейшую социальную функцию, которая неразрыв­но связана с прогрессом человечества: я имею в виду воспита­тельную функцию — на женщине лежали главные заботы и труды по выращиванию и воспитанию потомства.

Материнский родовой строй является всеобщим, универ­сальным этапом в истории человечества, хотя у некоторых на­родов он не получил полного развития. Матриархат охватыва­ет исторический период продолжительностью около 40 тыс. лет; его начало восходит к древнему каменному веку (палеолиту), его конец в новом каменном веке (неолите).

Материнский род является основной экономической ячей­кой общества в эпоху матриархата. Производственные отношения кровного родства строятся по линии матери. Они носят первобытно-коммунистический характер, основанный на коллек­тивном производстве, равно обязательном для всех трудоспо­собных, и коллективном уравнительном распределении при полном равенстве полов в сфере производства и потребления и при доминировании женщины в сфере духовной и нравствен­ной жизни.

Процесс перехода от материнско-родовых отношений к пат­риархату охватывал все стороны хозяйственной, общественной и идеологической жизни. Но в первую очередь он коснулся вновь возникавших экономических ячеек отдельных семей и всей области семейно-брачных отношений.

Ведение хозяйства силами отдельных семей потребовало их превращения в устойчивые, целостные коллективы, в связи с чем началось вытеснение неизменного парного (первобытно-эгалитарного) брака и соответствующей формы семьи прочным соединением супругов, которое принято называть единобрачи­ем, или моногамией⁴². И если раньше, в эпоху родовой общи­ны, мужчина, вступая в парный брак, переселялся на место жительства к жене и ограничивался незначительными подар­ками невесте и ее родичам, то теперь он забирал женщину к себе и поэтому должен был возместить ее ценность, выкупить ее трудовую силу. Так возник покупной брак, при котором се­мья жениха давала за невесту выкуп.

Появление отдельных семей, ведших свое хозяйство, со­провождалось возникновением отдельной, обособленной от родовой, семейной собственности. Эту собственность мужчи­на стремился передать своим детям. Но материнский счет род­ства и порядок наследования исключали такую возможность. Противоречие могло быть разрешено только коренной ломкой старых порядков. Начался переход от материнского счета род­ства и порядка наследования к отцовскому, от матрилинейности к патрилинейности. Старый порядок упорно сопротивлялся новому, но по мере укрепления отдельной семьи как экономи­ческой ячейки общества материнский счет родства и порядок наследования постепенно вытеснялись отцовским.

Изменение счета родства и порядка наследования было, по выражению Энгельса, одной из самых радикальных революций, пережитых человечеством. Естественно, что первобытно­му человеку, в поведении и сознании которого особенно сказы­валась сила традиции, это превращение далось очень непрос­то. Чтобы оправдать отход от заветов предков, он должен был прибегать к всевозможным уловкам и хитростям, помогавшим ему ломать традицию в рамках традиции. Возможно, что имен­но отсюда ведут свое происхождение некоторые обычаи, кото­рые при всей своей кажущейся нелепости могли облегчить тор­жество новых начал. Таков широко распространенный в исто­рическом прошлом народов Старого и Нового света обычай «кувады» — комплекс действий, которыми мужчина достаточно выразительно показывает или доказывает свою причастность к родовым мукам его жены. Яркое описание кувады у индейцев Амазонки оставил путешественник первой половины XIX в. Д. Орбиньи: «Тотчас по окончании родов мать и дитя погружа­ются в воду, и на другой день индианка отправляется на рабо­ту. Если женщина оказывается здоровой после родов, муж при­творяется больным. Обычай требует, чтобы он лежал в своем гамаке, стонал, соблюдал строгий пост, совсем как наши евро­пейские родильницы. Суетясь около него, соседи приходят поздравить его с благополучным разрешением, изъявляя же­лание видеть его скорей на ногах. Он принимает это как долж­ное и выслушивает все, как будто в самом деле вытерпел муку родов.

Пришедший на смену материнско-родовой организации патриархат⁴³был сложной и противоречивой общественной фор­мой. Внешне он во многом напоминал родовой строй, на деле же был формой его разложения. Это сказывалось, прежде все­го, в том, что патриархальные родоподобные структуры с само­го начала распадались на самостоятельные в экономическом отношении отдельные семьи, одним фактом своего существо­вания подрывавшие основы родового общества. Правда, это была революция особого рода; она не была вооруженным вос­станием угнетенных и обездоленных классов против классов господствующих, она проходила без баррикадных сражений и человеческих жертв. Но это была революция в точном значе­нии этого слова, ибо в строе общественных отношений перво­бытного рода со стремительной быстротой произошел перево­рот: в своем общественном положении мужчина и женщина поменялись местами. Об этом Ф. Энгельс пишет: «Ниспровер­жение материнского права было всемирно-историческим пора­жением женского пола. Муж захватил бразды правления и в доме, а жена была лишена своего почетного положения, зака­балена, превращена в рабу его желаний, в простое орудие дето­рождения»⁴⁴.

В патриархальном родовом обществе женщина, независи­мо от того, похищена ли она в жены, или приобретена в обмен, скажем, на корову, является собственностью мужчины на всю жизнь. А если муж умирает, то она переходит в собственность наследника мужа, хотя бы это был ее сын. Эпическая поэзия древних греков и ветхозаветные библейские сказания повеству­ют о нравах этого характера. Сын Одиссея Телемах претендует на господство в доме своей матери, основываясь на отцовском праве. У некоторых народов неограниченная власть отца в се­мье и право его собственности на жен приняло чудовищную кровавую Форму: у некоторых народов при погребении умер­шего главы семьи всех его жен убивали и хоронили в общей могиле с ним.

И если при матриархате коллективному производству в полной мере соответствовало коллективное потребление, то совсем по-иному складываются дела при патриархальном ро­довом строе. Между отдельными семьями вследствие возник­новения частной собственности на домашних животных и зем­лю все более углубляется имущественное неравенство. В од­них семьях скапливаются все большие богатства, в других их нет. С одной стороны, формируется родовая знать: богатые патриархальные семьи. С другой стороны, умножается число бедняков. Вкусы и повадки богатых все более становятся нор­мами общественного бытия. В связи с этим возникают неви­данные ранее нравственные нормы: презрение к беднякам, спе­сивость и заносчивость богача. Становятся модными тучность, дородность, чванливость главы семьи. У полинезийцев и каф­ров крайняя степень ожирения главы семейства считается признаком его почетности и добродетельности. У китайцев родо­вые старейшины отличались необыкновенной тучностью и длинными ногтями на руках, что указывало на их непричаст­ность к физическому труду.

Этой революции предшествовала революция в области эко­номики и техники: иными словами, здесь в конечном счете действовали неотвратимые законы экономического развития общества.

Объективное содержание революции состояло в сравнитель­но быстром переходе от хозяйства исключительно присваива­ющего (присвоение продуктов природы посредством охоты, рыболовства и собирательства) к хозяйству производящему, т. е. к производству жизненных благ (предметов питания, одежды, обуви и т.д.) посредством земледелия и животноводства. Разу­меется, при этом присвоение продуктов природы продолжало играть весьма существенную роль в экономике, ибо даже в нашу эпоху, несмотря на громадные успехи индустрии и сельскохо­зяйственного производства, присваивающие отрасли хозяйства не потеряли своего значения.

Экономическую основу первобытного общества составляла общественная коллективная собственность на орудия и сред­ства производства. При чрезвычайно низком уровне развития производительных сил люди должны были трудиться сообща, так как один человек не в состоянии был справиться с силами природы, добыть себе пищу, одежду, иметь жилище и т.д. Общий коллективный труд обусловливал и общественную, кол­лективную собственность на добытые продукты. В этих усло­виях, естественно, была исключена возможность существова­ния общественного неравенства и эксплуатации человека чело­веком. В качестве первичной и основной общественной ячейки первобытного строя выступает род, родовая община⁴⁵.

Можно выделить следующие особенности отношений, имевших место среди членов рода.

1. Род избирал своего старейшину для мирного времени (сахема) и военного предводителя (вождя). В выборах участво­вали на равных правах все мужчины и женщины рода.

2. Род по своему усмотрению смещал сахема и вождя; в решении этого вопроса также принимали участие все мужчи­ны и женщины рода на равных правах.

3. Никто из членов рода не имел права вступать в брак внут­ри рода.

4. Имущество умерших переходило к остальным членам рода, оно должно было оставаться внутри рода.

5. Члены рода обязаны были оказывать друг другу помощь и защиту, и особенно содействие при мщении за ущерб, нане­сенный чужими. В деле защиты своей безопасности каждый член рода полагался на покровительство рода и мог рассчиты­вать на это; тот, кто причинял зло ему, причинял зло всему роду. Отсюда, из кровных уз родства, возникла обязанность кровной мести.

6. Род имел определенные имена или группы имен, пользо­ваться которыми во всем племени мог только он один, так что имя каждого отдельного человека точно указывало, к какому роду он принадлежит. С родовым именем неразрывно были связаны и родовые права.

7. Род мог усыновлять посторонних и таким путем прини­мать их в члены своего племени.

8. Каждый род соблюдал свои религиозные церемонии и празднества.

9. Каждый род имел свое место погребения.

10. Род имел Совет — демократическое собрание всех взрос­лых членов рода, мужчин и женщин, обладавших равным пра­вом голоса.

Родовая община имеет свою опору в общем труде ее членов и общей собственности на средства производства. Это была родоплеменная собственность на район обитания, который яв­лялся производственной территорией племени, и на все, что находилось на этой территории. Личная собственность членов общины на оружие, одежду, украшения и т.п. играла подчи­ненную роль. Производственные отношения в первобытном обществе можно поэтому определить как отношения коллективности. Такими были отношения между членами рода, в меньшей мере — между родами, составляющими племя. «...Но­вейшие исследования по истории права,— пишут К. Маркс и Ф. Энгельс, — установили, что как в Риме, так и у германских, кельтских и славянских народов развитие собственности име­ло исходным пунктом общинную или племенную собствен­ность...»⁴⁶

Коллективная собственность рода на землю и отсутствие прибавочного продукта являлись материальной основой равен­ства членов рода. Начала властных отношений были основаны на авторитете предводителя рода. Особенность этих отноше­ний состояла в том, что «неравенство» положения субъекта и объекта властных отношений не несло еще признаков господ­ства и подчинения и, что следует подчеркнуть, отсутствовали какие-либо материальные привилегии у субъекта власти, т.е. главы рода. Равноправие членов рода обусловливало и равен­ство их прав и обязанностей в отношении родовых норм, опре­деляющих правила поведения родичей, а также в управлении делами общины.

Собрание (или точнее сходка) взрослых сородичей, избира­ющее на родовом совете своего предводителя, становится пер­вым органом «властвования». Такой орган неполитического властвования этнографы и историки предложили называть потестарным (от лат. potestas — власть) для обозначения органи­зации управления в доклассовой общности⁴⁷. На этой стадии ещеотсутствует особый разряд управляющих и род управляется на принципах «первобытной демократии». Каковы сущностные черты и формы этой «демократии»?

Прежде всего уточним, насколько применимо к раннеродовой общине, как и к первобытнообщинному строю вообще, по­нятие «демократия». Известно, что К. Маркс и Ф. Энгельс ис­пользовали этот термин применительно к доклассовым обще­ствам, как бы экстраполируя его из более поздней эпохи клас­совых отношений для выявления аналогий форм организации в древних обществах публичной власти, основанной на выяв­лении воли большинства, на равенстве прав и обязанностей, на выборности лучших (или старших по возрасту) членов общины для осуществления без какого-либо вознаграждения «управлен­ческих» функций.

Для родовой демократии⁴⁸эпохи матриархата и ранних ста­дий патриархата характерна свобода (в смысле отсутствия ра­бов) и равенство: «Все равны и свободны, в том числе и жен­щины. Рабов еще не существует, нет, как правило, и порабо­щения чужих племен»⁴⁹. Экономической основой этого равен­ства было уравнительное распределение добытых охотой, со­бирательством или рыболовством и остававшихся общей соб­ственностью средств поддержания жизни. Свобода как свобо­да от эксплуатации была, тем не менее, стеснена жесткими рамками борьбы за выживание и подчинена правилам поведе­ния членов рода, хотя это были свобода и равенство, не обле­ченные еще ни в какие нормативные, ни даже в словесные формы: «Первобытное право было в действительности сово­купностью обычаев рода»⁵⁰.

Выполнение правил поведения и общежития обеспечива­лось в основном психологическим принуждением, посколь­ку, как подчеркивал Ф. Энгельс, внутри общины не было иных средств принуждения, кроме общественного мнения, иное же принуждение (кровная месть, убийства, война за участки охо­ты и рыболовства) было скорее проявлением «дикости нра­вов» в отношениях между родами и племенами, чем внутриродовой нормой. Прибегая к метафоре, можно сказать, что вся жизнь первобытного рода подчинялась законам естества.

Ф. Энгельс писал по этому поводу: «Величие родового строя, но вместе с тем и его ограниченность проявляются в том, что здесь нет места для господства и порабощения. Внутри родо­вого строя не существует еще никакого различия между пра­вами и обязанностями; для индейца не существует вопроса, является ли участие в общественных делах, кровная месть или уплата выкупа за нее правом или обязанностью; такой вопрос показался бы ему столь же нелепым, как и вопрос, является ли еда, сон, охота — правом или обязанностью? Точно так же невозможно расслоение племени и рода на различные клас­сы»⁵¹.

Исследование институтов родовой демократии эпохи мат­риархата крайне затруднено тем, что ко времени начала изуче­ния потестарных форм публичной власти в первобытных об­ществах этнографами и историками (конец XIX в.) практичес­ки не осталось пережитков матриархального строя. Исключе­ние составляли глубинные районы Африки и острова Тихого океана, где миссионеры и колонизаторы застали некоторые пережитки матриархальной родовой организации. Гораздо пол­нее изучена организация публичной власти в позднеродовой общине земледельцев-скотоводов, утвердившейся в ходе «нео­литической революции», обусловившей переход от присваива­ющего к производящему хозяйству, от матриархата к патриар­хату, т.е. на «средней ступени варварства».

Основной самоуправляющей социальной общностью на данном этапе было племя, хотя роль рода оставалась по-пре­жнему еще значительной. Организационная структура управ­ления жизнью общности становилась более сложной, так как она включала в себя род, фратрию и племя. Демократические начала по-прежнему были основой организации управления общиной: свобода высказывания на родовом или племенном собрании; участие в нем всех взрослых сородичей или сопле­менников мужчин и часто женщин; выборы предводителей из числа наиболее уважаемых членов общины, их сменяе­мость. Управленческая власть еще не носила наследственно­го характера, не приносила материальных и иных преиму­ществ, кроме почета и уважения, не являлась источником эксплуатации чужого труда. Первобытная община была на этой стадии своего существования самоуправляющейся социальной ячейкой.

Первобытная родовая демократия явилась первой истори­ческой формой прямой демократии, охватывавшей практичес­ки всех членов общины. Если поначалу общественная власть наказывала нарушителей принятых норм поведения, решала вопросы совместной трудовой деятельности и распределения поровну ее результатов среди всех сородичей, то на более по­здней стадии развития материнского рода и при переходе к патриархату появились такие ее функции, как перераспреде­ление семейных и общинных земельных наделов, создание запасов, оборона от набегов соседних племен, строительство ирригационных или фортификационных сооружений. Первые потестарные органы управления были и органами первобыт­ного правосудия, определявшими меру наказания за проступ­ки общинников⁵².

Совмещение повседневных управленческих и культовых функций в лице одного предводителя характерно для племен, находящихся на низших ступенях родового строя. Так, у пле­мени уитото в бассейне р. Амазонки во главе рода стоял вождь. Все важные дела он решал совместно со всеми взрослыми мужчинами рода. В его функции входили предводительство сородичами на войне и на охоте, руководство полевыми рабо­тами, праздниками и обрядами. Он же председательствовал на совете рода, на котором решались вопросы организации охоты, ведение военных действий против соседей, разбира­лись проступки и преступления членов рода. И хотя к мне­нию вождя прислушивались, ему не оказывали никаких зна­ков почтения, он не имел права приказывать или единолично наказывать, он не мог распоряжаться личной собственностью членов рода — короче, его власть была ограничена и не при­носила ему очевидных привилегий⁵³.

Управленческая функция, несмотря на ее возросшее значе­ние в жизни ставшей более многолюдной родовой общины, поначалу являлась для осуществляющих ее старейшин и вож­дей таким же естественным занятием, как повседневные обя­занности всех членов общины. По мере же развития земледе­лия и скотоводства, с появлением разделения труда и семейно­го рабства происходило постепенное нарастание противоречий в общинном строе.

В общине начали бороться две тенденции: присущий ей коллективизм и стремление к индивидуальному присвоению продуктов труда, земли, скота. Начался также процесс «отчуж­дения» социальной деятельности.

В свое время П.И. Кушнер, характеризуя родовой строй, отмечал: «Характерной особенностью родового (и племенного) строя является участие всех взрослых членов рода в общих де­лах. Участие это проявляется в собраниях рода и в народных собраниях целого племени»⁵⁴. Хотя важнейшие вопросы общи­ны решало общее собрание членов рода и племени, повседнев­ное управление жизнью общины даже при малочисленном ее составе было затруднено, поэтому эту задачу выполняли ста­рейшины, вожди, совет вождей. О трехступенчатости управле­ния в первобытном обществе писал и Л. Морган⁵⁵. Характерная деталь: в большинстве случаев на стадии развитого патриарха­та общие сходки дублировались более замкнутым кругом «уп­равляющих». Так, у папуасов Новой Гвинеи степень участия соплеменников в решении общих дел зависела от пола и возра­ста. Все взрослые мужчины собирались в «мужском доме»: «Такой мужской дом был и святилищем, и музеем охотничьих и военных трофеев, и мужским клубом. Он был и парламен­том: сюда собирались туземцы из нескольких деревень на племенной совет в случае войны, смерти вождя и других крупных событий. Племенной старейшина и старики играют на этих собраниях большую роль. Молодежь... лишена самостоятель­ности и влияния на общественные дела»⁵⁶. Половозрастное де­ление как основное социальное деление внутри первобытной общины и выделение геронтократической верхушки у папуасов Северо-Западной Гвинеи отмечает и С.А. Токарев⁵⁷.

Иной круг участников управления общиной выявлен у на­родов Сибири в XVII — XIX вв. Общие дела у якутов вершил родовой сход, хотя военные и незначительные судебные дела, требующие неотложного решения, вел признанный народом предводитель — тоен. Должность эта была чаще всего уже на­следственная, хотя принцип наследственности проводился в жизнь не очень строго⁵⁸.

Якутская сходка регламентировалась целым рядом обы­чаев и имела свою процедуру. Соплеменники располагались в три круга: в первом кругу восседали пожилые и наиболее знатные и зажиточные мужчины, во втором сидели или сто­яли на коленях менее состоятельные хозяева, в третьем сто­яли молодежь, женщины, дети. Ранее в сходке немалую роль играли сесены — мудрые старцы, своего рода арбитры, но впоследствии их роль перешла «князцам». Несмотря на уже очевидное ограничение прав рядовых сородичей (к примеру, выступали в основном люди первого круга), сохранялись не­которые традиции былых сходок. С.Л. Серошевский, долгое время наблюдавший быт якутов, писал: «У якутов высоко ценится ораторское искусство, и между ними встречаются за­мечательные талантливые ораторы. Каждая речь, как бы она ни была длинна и бездарна и кто бы ее ни говорил, выслуши­вается до конца в почтительном молчании. Во время речи или после ее окончания оратор кое-когда обращается ко второму кругу, как бы с вопросом: «Ну как, народ?» Перед окончатель­ным решением руководители, согласно обычаю, обращаются к народу; благодаря всестороннему тщательному разбору, благодаря предварительному частному обсуждению и вноси­мым постоянно согласно настояниям присутствующих поправ­кам всегда почти получается в конце единодушное одобре­ние. Решения якутского схода всегда единогласные, баллоти­ровка якутам незнакома, если она где и практикуется, то это нововведение»⁵⁹.

Сходные с якутами формы общественного строя и участия соплеменников в решении дел общины были обнаружены у многих народов Севера Сибири, хотя у каждого из них соци­альная организация имела свои специфические черты. Так, у обских угров и селькупов в мирное время общественной жиз­нью руководили старики, в периоды ведения войн усиливалась роль «богатырей»⁶⁰. У живущих в бассейне Подкаменной Тун­гуски кетов (остяков) сохранялся обычай раз в три года соби­раться на общие сходки (сугланы), а при решении судебных и административных вопросов старшины опирались на родовой совет, состоявший из глав патронимии и отдельных семей. У народов бассейна р. Амура и о. Сахалина единственный орган родовой власти — совет старейшин (он же суд) — допускал участие в совете стариков не только взрослых мужчин, но и пожилых женщин, особенно вдов, живших отдельными семь­ями со своими детьми⁶¹.

Особый интерес представляет родовая демократия исланд­цев IX—X вв. (бондов). Переселившись из Норвегии, сканди­навских поселений в Шотландии и Ирландии, они привезли с собой идеалы общественного строя, при котором некогда жили их предки и который уже исчез на их родине. Родовой строй был как бы воссоздан в специфических местных условиях. Су­ществовала общая собственность мелких коллективов (хреппов) или больших общин (тинговых общин и «четвертей») на паст­бища, леса, озера при частной собственности на возделывае­мые земли. В суровых условиях борьбы за выживание были характерны взаимопомощь, обязательный труд всех поселен­цев. Хреппы, эти небольшие самоуправлявшиеся общины (20 и более дворов), были и обществами взаимопомощи, и объеди­нением совместного труда и владением пастбищем, и, нако­нец, общественной организацией. «Хреппы управлялись пятью бондами, избираемыми членами хреппа из числа бондов-зем­левладельцев. Но основная власть все же принадлежала собра­нию хреппа, в котором принимали участие все его члены или их представители»,— констатировал исследователь прошлого исландского народа Э. Ольгейрссон⁶². Предводитель хреппа — годи — нес обязанности и административного и религиозногохарактера.

Тинг — народное собрание нескольких общин, устойчивый общественный институт исландцев. Народные собрания назы­вались весенним тингом и летним тингом. Высшим органом власти всей исландской нации являлся альтинг — народное собрание, высшая законодательная и судебная инстанция. В состав альтинга входили гражданский вождь — лагман («законоговоритель»), совет старейшин — лагретта, следивший за правильностью действий законоговорителя, и, наконец, все участники тинга, причем любой из них имел право говорить со Скалы Законов, требовать изменения закона, участвовать в суде.

В отличие от народных собраний прошлого исландский альтинг принимал законы, в том числе и законы, позволяв­шие свободным бондам избирать годи по своему усмотрению. Образование единой народности с родовой организацией, но без государства было, по мнению Э. Ольгейрссона, «высшей ступенью социального развития, достигнутой когда-либо ро­довым строем»⁶³. Законная гордость патриота за славное про­шлое своей страны не помешала ученому видеть и «теневые стороны» древней исландской демократии: полными полити­ческими правами пользовались только владельцы земельной собственности (безземельные не могли быть избраны в руко­водство хреппами); существовало рабство (рабов привозили из Норвегии или захватывали в набегах), которое, правда, по­степенно исчезало (в исландских сагах содержится немало све­дений об освобожденных рабах), уступая место закабалению общинников.

С ХП в. активизировались попытки родовой верхущки (хавдингов) захватить земли бондов. При этом использовался за­кон альтинга 1000 г. о принятии христианства: церковные и светские землевладельцы, используя давние традиции взаи­мопомощи переселенцев, ввели церковную десятину, якобы для оказания помощи бедным и на содержание священников, которая способствовала концентрации богатства в руках куч­ки епископов и взимавших поборы светских предводителей. Взимание податей, закабаление бондов (к XV в. свободные бонды почти исчезли), перепись населения и имущества сде­лали необходимым создание особого аппарата управления, оторванного от общины и служащего интересам церковных и светских землевладельцев. Исчезла экономическая и соци­альная основа народовластия, возникли условия образования государства. Но и в этих условиях альтинг не теряет оконча­тельно своего значения.

М.М. Ковалевский был убежден, что такой институт ро­довой демократии, как выборность вождя волеизъявлением рядовых общинников, носит временный и неповсеместный ха­рактер. «С установлением родового начала,— писал он,— в общественной жизни возникает как институт наследования, так и стремление удержать отправление должности вождя в руках старшего представителя его рода»⁶⁴. Приведенные вышефакты свидетельствуют о том, что выборность предводителя у многих племен и народностей сохранялась даже на стадии разложения родового строя. Вместе с тем на завершающих этапах родовой демократии наблюдалось постепенное расши­рение полномочий вождя в ущерб полномочиям народного собрания. Вокруг вождя со временем образовалась прослойка «лидеров», включавшая помимо родовой «знати» и ближайших родственников вождя, лиц, исполнявших жреческие фун­кции или обладавших навыками обработки металла, — свое­го рода первобытных «идеологов» и «носителей передовой тех­нологии». Именно при поддержке этой прослойки узурпиро­вались властные полномочия в общине, а должность вождя стала наследственной. Но этот процесс был подготовлен на­чавшимся разделением труда, отчуждением доли прибавоч­ного продукта и части общинной собственности родовой зна­тью.

С разделением труда происходит и эмансипация индиви­дуального сознания. Если в раннеродовой общине человек был связан с родом узами, помогавшими ему переносить голод, холод, нападение зверей, то в более позднюю эпоху, обретая самосознание в ходе трудовой производительной деятельнос­ти, он неизбежно входил в конфликт со сковывающей его ро­довой организацией. Ф. Энгельс писал: «Племя оставалось для человека границей как по отношению к иноплеменнику, так и по отношению к самому себе: племя, род и их учреждения были священны и неприкосновенны, были той данной от при­роды высшей властью, которой отдельная личность остава­лась безусловно подчиненной в своих чувствах, мыслях и по­ступках. Как ни импозантно выглядят в наших глазах люди этой эпохи, они неотличимы друг от друга, они не оторвались еще, по выражению Маркса, от пуповины первобытной общ­ности. Власть этой первобытной общности должка была быть сломлена, — и она была сломлена»⁶⁵.

Распад первобытнообщинного строя и кризис родовой де­мократии не везде вели к окончательной гибели соседской об­щины и полной ликвидации институтов родовой демократии. Там, где частная собственность не входила в острейший кон­фликт с коллективной собственностью (а это имело место, например, у многих восточных народов, которые не пришли к частной собственности на землю, даже к феодальной соб­ственности), общинная организация оказалась весьма устой­чивой. Историческая, этнографическая и антропологическая науки открыли множество «обществ, которые не могут быть отнесены ни к числу доклассовых, ни к числу формирующихся классовых» и которые этнографы предлагают назвать предклассовыми обществами или протокрестьянскими.

Соседская община длительное время сохранялась и в клас­совых обществах, основанных на натуральном хозяйстве, преж­де всего в обществах Древнего Востока. Известный востоковед И.М. Дьяконов выделяет три основные характеристики сохра­нившейся сельской общины:

сотоварищество по осуществлению присвоения земли;

сотоварищество по присвоению и освоению воды, определя­ющееся коллективным характером труда в области иррига­ции;

гражданский коллектив, обеспечивающий права своих чле­нов, прежде всего право на участие в управлении общиной, на взаимопомощь и на владение землей⁶⁶. Если община как коллективный собственник земли разло­жилась довольно быстро, то как гражданская организация она продолжала существование еще при рабовладельческом строе. Однако как коллективный собственник воды в странах речной культуры община сохранялась довольно длительное время и после гибели данного строя⁶⁷.