§ 3. Модернизация концепции разделения властей в эпоху Великих Западных революций

Качественно иной уровень исследования различных государственно-правовых проблем, модернизация прежних концептуальных решений определены периодом мощнейших социально-экономических и политических потрясений, переворотов и войн или эпохой демократических революций (1776 - 1815 гг.). В это время основы теории разделения властей, сформулированные деятелями английского Просвещения XVII века были развиты и (впервые!) реализованы в политических системах европейских и американских государств. При этом следует отметить, что особую роль в этом процессе сыграли философско-правовые идеи французских просветителей XVIII века и отцов-основателей США (1775 - 1783 гг.).

Крупнейшей фигурой, повлиявшей на дальнейшее развитие концепции разделения властей, стал Шарль Луи де Секонда барон де Ла Бред де Монтескье²⁸¹. Наиболее значительной в этом плане его работой является трактат под названием "Защита, "О духе законов", появившийся в 1748г. Центральной идеей его стала мысль о выявлении законов "в самом широком значении этого слова". Поэтому конечной целью Монтескье был рациональный государственный строй, который, по его мнению, неизбежно приведет общество к достижению политической свободы. Однако задача, которую решал этот французский исследователь, включала в себя еще одно условие - государственная система должна была обеспечивать не только политическую свободу, но и быть долговечной, устойчивой к разного рода потрясениям²⁸².

Монтескье последовательно критиковал любое понимание политической свободы, исходящее не из права, а из возможности делать то, "что хочется" (произвол!). В Англии он увидел, с одной стороны, государство, которое стремится к подлинной политической свободе, а с другой - факт и идею политического представительства.

"В каждом государстве есть три ряда власти: власть законодательная, власть исполнительная, ведающая вопросами международного права, и власть исполнительная, ведающая вопросами права гражданского. В силу первой власти государь или учреждение создает законы временные или постоянные и исправляет или отменяет существующие законы. В силу второй он объявляет войну или заключает мир, посылает и принимает послов, обеспечивает безопасность, предотвращает нашествие. В силу третьей власти он карает преступления и разрешает столкновения частных лиц. Последнюю власть можно назвать судебной, а вторую - просто исполнительной властью государства"²⁸³. К сказанному выше, Монтескье добавляет, что "все было бы потеряно, если бы один и тот же человек, один и тот же аппарат из знати или представители народа соединил бы в своих руках одновременно три власти: разработку и принятие законов, исполнение общественных решений и рассмотрение гражданских дел и суд над преступниками"²⁸⁴. Он признает, что, например, у турок (где все три ветви власти сосредоточены в руках султата) царит "ужасающий деспотизм". А в большинстве королевств Европы, напротив, "правление является умеренным, посколькугосударство, которое держит в своих руках два первых вида власти, исполнение третьей оставляет своим подданным".

Представляет несомненный интерес (с позиций соотношения свободы и закона) следующая мысль философа: "Мне не пристало судить, пользуются ли англичане в настоящее время этой свободой. Достаточно подтвердить, что она санкционирована законами, а все остальное не имеет значения"²⁸⁵.

Однако неумолимая логика истории такова, что на смену "законническим" взглядам барона Монтескье и английских просветителей приходит предвестник будущих великих потрясений, "Ньютон нравственности" (по меткому замечанию Канта) или "революционная голова, исполнительной рукой которой стал Робеспьер" (следуя грустному замечанию Гейне), Жан Жак Руссо (1712 - 1778гг.). Он явился своего рода антиподом, прямой противоположностью Дж. Локку и Ш. Монтескье.

Крайнее, критическое переосмысление английского опыта государственно-правового реформирования приводит Руссо к построению новой, так называемой французской концепции свободы. Именно из теоретических оснований и практических "результатов" последней следует исходить при понимании и оценке радикализма руссоистских политико-правовых взглядов.

Французская копия свободы оказалась совершенно иной, чем ее английский оригинал. Свобода по-французски - это социальная утопия рациональной организации общества, целенаправленный результат деятельности "просвещенных" государственных чиновников, а не свободная от государственного вмешательства деятельность граждан, которые обмениваются на ничем и никем не ограниченном рынке товарами, услугами и информацией.

Принцип неотчуждаемости суверенитета, провозглашенный Руссо в трактате "Об общественном договоре, или принципы политического права", привел самого философа к отрицанию представительной формы правления, поскольку суверенитет заключен в общей воле, а она не может быть кому-либо передана и представлена. Это значит, что депутаты не могут быть представителями народа, они не имеют права что-либо решать окончательно. Закон же только тогда будет законом, если народ утвердил его сам, непосредственно.

Тезис о неделимости суверенитета фактически ведет к отрицанию принципа разделения властей, так как разделение "общей воли" народа невозможно²⁸⁶. Данный государственный проект не только опасен (как в прочем и любое заявление о неделимости, абсолютности чьей-то власти в государстве), но и вряд ли вообще осуществим, во-первых, в силу размеров территории и количества жителей во многих государствах даже XVII-XVIII вв., а во-вторых, по причине отсутствия у большинства населения не только этих, но и современных государств достаточного уровня правовой и политической культуры для осознанного и продуктивного участия в политической жизни страны. Тем не менее политико-правовая концепция Ж.Ж.Руссо по своим основным положениям и выводам является своего рода предвестником будущих европейских потрясений (данная система философско-правовых взглядов во многом их стимулировала и скорее всего послужила катализатором). С другой стороны, существование столь огромного теоретичес­кого разброса, какой выявляется при сравнении концепций Монтескье и Руссо, свидетельствует не только о богатой интеллектуальной жизни Франции XVIIIв., но и о росте социальных противоречий в предреволюционный период.