54. Артемий Троицкий

директор музыкального вещания НТВ (1994–1996)

Верхушка НТВ была такой «могучей кучкой», все друг с другом были очень близки, парились вместе в банях, у них был поселочек Чигасово, где они друг к другу в гости ходили. Мне было предложено влиться в эту тусовку, но мне она была не очень интересна. И когда арестовали Лисовского (член избирательного штаба Бориса Ельцина, выносивший из здания Белого дома коробку из-под ксерокса с 500 тысячами долларов наличными. — Прим. ред.), а Женя Киселев с расстегнутым воротом выскочил в прямом эфире и стал вопить, что демократия в опасности, мне это было просто омерзительно. Потому что большой вопрос — какое отношение имеет черный нал к судьбам демократии. В общем, когда мои музыкальные программы стали уходить дальше в ночь, я пошел к Малашенко и сказал: или вы ставите их в нормальное время, или я ухожу. Шантаж, к сожалению, не удался — а я за свои слова привык отвечать. Кажется, я был первым, кто ушел с НТВ добровольно.

55. «Столица». Январь 1997

Выходит первый номер обновленной «Столицы». Сергей Мостовщиков в рамках ИД «Коммерсант» перезапускает журнал, прежде делавшийся Андреем Мальгиным, и «Столица» становится первым городским изданием для только народившегося московского среднего класса — настолько же легендарным, насколько и безумным. Ровно через год журнал закрывается за полной экономической недееспособностью и абсолютной неформатностью.

56. Александр Тимофеевский

сотрудник журнала «Столица» (1990–1992), внутренний критик «Коммерсанта» (1992–1997), обозреватель «Коммерсанта» (1995–1997)

«Столица» Андрея Мальгина сыграла отдельную роль в истории СМИ 90-х. С 1990-го по 1995-й это был очень яркий журнал постепенно люмпенизирующейся интеллигенции. Издаваемый на сортирной бумаге, со старомодным рисованием, крайне небрежным оформлением, с полным отсутствием рекламы и так далее, и так далее. Зато там публиковались прекрасные тексты. По степени свободы «Столица» вообще была королевой: Мальгин не боялся никого и ничего, что есть обратная, симпатичная сторона нерыночности — в Daily, например, существовала жесткая корпоративная цензура. Я к «Столице» относился очень тепло и, когда меня Володя Яковлев спрашивал, всячески поддерживал идею это издание купить. Поскольку журнал почти не зарабатывал, другого выхода у Андрея не было — и он продался. Володя попытался изменить купленную «Столицу». Сама идея московского журнала ему очень нравилась, тогда нарождался средний класс и городское сословие. Сначала «Столицу» отдали Глебу Пьяных, и он на протяжении многих месяцев делал журнал в компьютере — итогом этого стали один или два номера, которые Володе категорически не понравились. После чего, собственно говоря, и возник Мостовщиков. Он выполнил поставленную задачу, создал для нового городского со­словия новую городскую речь. Или так, по крайней мере, могло казаться. «Столица» Мостовщикова была очень успешной, многими любимой, но это был арт-проект Сергея Мостовщикова. Через год Володя раскусил это и закрыл «Столицу».

57. Валерий Панюшкин

шеф-корреспондент журнала «Столица» (1997)

«Столицу» купил «Коммерсант» и долго-долго не делал из него ничего. Сначала главным редактором был Глеб Пьяных, а потом за него взялся Яковлев лично. Какое-то время вся работа происходила у него в кабинете. Потом появились так называемые шеф-корреспонденты. Их было много: Сергей Мостовщиков, Андрей Колесников, я, Катя Метелица, Николай Фохт, Дуня Смирнова, Ваня Охлобыстин, Игорь Мартынов, Рустам Арифджанов — куча народа. Шеф-корреспондентам была положена вполне внушительная зарплата, нам выдали служебные мобильные телефоны — тогда их могли позволить себе только очень обеспеченные люди. Это было настолько круто, что когда телефон выдали Охлобыстину, он тут же позвонил Феде Бондарчуку и сказал: «Федя, давай прямо сейчас встретимся, я тебе покажу мобилу свою».

 Когда «Столица» начала выходить, был установлен порядок: каждый из шеф-корреспондентов по очереди работал выпускающим редактором, причем мог выкинуть из номера не понравившуюся ему заметку, пускай даже написанную Мостовщиковым, главным редактором, между прочим. Помню, как однажды в ночь сдачи я так и сделал. Пришел к Мостовщикову и сказал: «Что ты тут написал? Ну-ка давай, переписывай! Я это говно в номер не поставлю». Было круто очень.

 В «Столице» было много всего хорошего. Прекрасные тексты, не менее прекрасные вкладыши, какие-то придумки и праздники. Правда, со временем это все стало надоедать. Вся жизнь наша была как один сплошной праздник, и это было тяжко, потому как довольно сложно столько пить.

 «Столица» была попыткой сделать журнал, состоящий из больших и качественных материалов. В 1998 году рынок журналов вообще представлял собой некую мастерскую: вот Сережа Пархоменко делает образцово-показательный политический еженедельник «Итоги», вот Илья Ценципер пытается слямзить Time Out и выпускает «Вечернюю Москву». А вот журнал «Столица», в котором происходит какой-то е…анутый эксперимент. И все это перетекает из одного в другое. Условно говоря, я пишу в «Столице» заметку про сумасшедший дом, и Маша Гессен зовет меня на работу в «Итоги», потому что — вот же как надо делать социалку для «Итогов»! Или кто-то еще пишет текст про какой-то концерт, и Ценципер предлагает что-то сделать, потому что — вот же как надо писать о музыке!

 В журнале «Столица» можно было безнаказанно экспериментировать. Но у этих экспериментов был, как бы это получше сказать, старперский душок. Тот же Мостовщиков к тому времени был уже известным журналистом. Ощущать, что мы какие-то молодые и новые люди, было нельзя. Мы были звездами, которым позволили все что угодно. Да, это было очень здорово. Но думаю, никто бы не захотел продлить это дольше, чем просуществовала «Столица». Меня через год зае…ало, что мы много празднуем и мало работаем. Быстро понимаешь, что работаешь для замкнутой аудитории: пишешь о тысяче человек для тысячи человек. «Столица» была даже не журнал, а клуб, где ты можешь делать что угодно, но никак не можешь выйти.