108. Наталья Синдеева

генеральный директор канала «Дождь»

В 2007 году я приехала на телерынок во Франции, где встретила своих знакомых телепродюсеров, спросила у них, что они думают по поводу запуска нового телеканала. Те сказали, что сейчас отличное время. И дальше понеслось. Начали делать, но все на ощупь. В начале были понятны только три вещи в плане идеологии. Первое — обязателен прямой эфир: я вообще не понимала, как может быть по-другому, я же радийный человек. Второе — канал должен быть для людей, которые разочаровались в старом ТВ. Третье — совершенно открытое пространство, и внутреннее, и внешнее. Первой со мной начала заниматься каналом Оля Попкова. Благодаря ей я вообще на все это решилась, ей все рассказывала — мне нужен был человек, который скажет: «Да, давай попробуем». Потом появились исполнительный директор Оля Захарова, чтобы заниматься бухгалтерией, лицензиями, и Вера Кричевская, главный режиссер и продюсер. И так, вчетвером, мы довольно долго самостоятельно что-то придумывали, заказывали оборудование, оформляли технические задания. В команду набирали не телевизионных журналистов, а пишущих. Первых журналистов пригласил Леня Бершидский как консультант, внештатный главный редактор и тогда — редактор «Слона». Вообще у нас продюсеры выступают и как корреспонденты, и как редакторы — один человек и текст пишет, и видео монтирует, и снимает, и сам в эфире работает. Канал строился под ключ, поэтому мы прошли путь от начала до конца: буквально от установки кондиционеров и придумывания дизайна до формирования ТЗ для всех подрядчиков. В это время нельзя и некогда было заниматься творчеством. И вот когда технические службы сказали, что все готово, все настроено, можно включать и отдавать сигнал, захотелось что-то показывать, а контента не было. Я предложила показывать все — совещания, тексты, тренинги, кастинги. Так запуск канала превратился в реалити-шоу. «Дождь» сработал благодаря нашим горящим глазам, горящим сердцам, востребованному формату, искренности, открытости. Всем надоело форматированное телевидение. После визита Мед­ведева нас перестали воспринимать как что-то молодое и маргинальное. Мы хотим максимально наращивать аудиторию. Сейчас ее оценить довольно сложно: в интернете нас смотрят около 700000 человек в месяц, по кабелю — около 3 миллионов домохозяек. Главное — срочно выйти на окупаемость.

109. Эпилог

Три версии того, что случилось с российской журналистикой за последние 23 года.

110. Сергей Пархоменко

главный редактор журнала «Итоги», в настоящее время — главный редактор «Вокруг света»

Русская журналистика находится в тяжелом состоянии. Прежде всего потому, что она в своей серьезной части — в том, что касается политической и экономической журналистики, — радикально проиграла в установлении системы отношений со своей «клиентурой», со своими источниками информации. Журналисты утратили право вести на равных диалог с той средой, с теми людьми, о которых они пишут, — с политиками, бизнесом. Российское сообщество журналистов охвачено инстинктами покорности, подчиненности — и прежде всего простой трусостью. Достаточно часто этим людям ничего не надо приказывать, ничего не надо запрещать. Они сами «поступят благоразумно». В результате перед нами проходит череда внешне вполне преуспевающих, а в сущности — раздавленных людей, которые совершают чудовищные вещи, ваяют жуткие репортажи, снимают кошмарные пропагандистские фильмы, с каменными лицами ведут информационные программы, лживые от первого до последнего слова. Хочется спросить их: «Зачем вы это делаете? Вас что, бьют, что ли? Вас кто-нибудь заставляет?»

 Мы все уже однажды побывали в ситуации, когда людям даром досталась свобода слова, а потом они легко ее отдали. Прошло время, и выяснилось, что есть вещи, которые без этих странных и вроде бы не очень нужных ценностей и инструментов просто-напросто не работают. Нельзя без них «договориться с начальством». Нельзя уговорить власть, чтобы суд честно судил. Нельзя попросить, чтобы не перекрывали полгорода, когда проезжает большой начальник. Для этого нужна пресса, которая будет ­описывать это, показывать во всей красе, высмеивать, обвинять, скандалить. Без нее не получится. Постепенно люди начинают вспоминать, что тут «что-то раньше было и куда-то делось». Пока это принимает какие-то смешные формы. Вот, скажем, «выведите меня в топ» — что это значит? Это значит «сделайте мой случай публичным», сообщите об этом, предайте его гласности. Так ведь для этого и нужна свободная пресса — это она и есть самый быстрый и эффективный способ «выведения в топ» любой информации, которая важна обществу. Профессионал берет важный для публики факт и делает его достоянием общественности. Это и есть журналист, правда ведь?