Добро и зло

Мы отмечали, что ранее во всех этических учениях эти понятия были определяющими моральными категориями. Через противопоставление и отношение этих противоположностей раскрывался нравственный мир, который так и называли миром добра и зла. Но также известно, что для раскрытия понятий надо выйти за их пределы, найти объединяющую их основу. В этом плане, чем могут предстать и добро и зло, когда мы говорим о человеческой ценности? И мы чувствуем, что при таком положении добро и зло определяются убедительно, однозначно и без проблем. Добро это содействие человеческой ценности, а зло – противодействие.

В различных философских школах в качестве общих характеристик добра и зла, да и прочих моральных категорий, указывалась их ценностная природа. Добро и зло это две главные противоположные оценки. Но дальше этого бесспорные моменты в отношении добра и зла не формировались. Как правило, было принято отождествлять добро с рассветом жизни, высшим благом, как раз категория «благо» употреблялась издревле для сравнения с добром. Более того, еще в античные времена эта категория была более емкой и широкой, нежели добро. Ибо благо распространялось не только на духовные, но и на материальные ценности, а философы выводили благо из самой божественной природы. В неоплатонизме понятие Единое-Благо предшествует рождению Бога. На наш взгляд в этой связи древность гениально указывала истинное и великое начало бытия.

В безрелигиозном и антирелигиозном, атеистическом сознании добро и благо были связаны с высшими положительными оценками, характеристиками самого мира – природного и человеческого. В общественной жизни добро в любом случае соотносилось с человеческой добротой, как одним из неотъемлемых положительных качеств личности. Добро в действии, добро как способность человека – это добродетель. Добродетелями, соответственно, слыли все похвальные качества: и ум, и смелость, и великодушие, и все прочее, что возвышало и поднимало личность. Добродетели были разными гранями единого добра. Они не просто давались людям, а воспитывались. В новое время характерна попытка связать понятие добра с пользой. Это типично для школы утилитарной этики, заявленной в Англии XIX века. Ее представители Иеремия Бентам и Джон Стюарт Миль. Идея англичан была подхвачена американцами. Ч.Пирс и У.Джемс создали философию прагматизма. Добро есть то, что полезно, а полезно то, что удовлетворяет потребности человека. Утилитаристы и прагматики «нащупали» очень важный момент, но они не сумели возвысить его до философской всеохватности, увязать с различными аспектами многосложной, но довольно четкой логики жизни. Конечно, их можно укорить, что в разных ситуациях полезны самые разные вещи, что польза для одного – вред для другого, что, например, полезно, то есть выгодно, иногда, даже убить или ограбить. Поэтому понятия добра и пользы, даже в увязке их с потребностями, далеко не все ставили по местам. Решающий момент в различии потребностей, в их развитии, и в первую очередь, в том простом, но великом критерии ценности, определяемом исторической эволюцией, о котором мы упоминали.

Иногда потребностям противопоставляют «высшие ценности». Для философии это наивно. Высшие ценности неотделимы от потребностей, как мы уже отмечали. И хотя вопрос остается «дискуссионным», каждый человек, не лишенный здравого смысла, может задать простейший вопрос и сам ответить на него. Могут ли быть ценности вне потребностей? Ведь это касается и духовных ценностей, потребности в Боге, высшей справедливости, красоте, любви и т.д. Не может быть ценностей, отделенных от потребностей. И остается не повторяться, что ценности бывают и положительные и отрицательные. Они могут быть извращенными, дикими и ужасными. В таком случае они выходят на антиценности.

Но есть высший вопрос: где источник добра и зла в масштабе всеобщего бытия, в которое «погружен» человек? Это вопрос этики тоже неотделимый от сокровенной философии, от высших мук и напряженных исканий нашей души. Если мир зол, то и добра не жди. Если мир чуток к вам, то и мы можем говорить о добре. Каков мир по природе своей? Все в мире взаимосвязано. И в самой простой жизни все наши заботы и все наши большие муки в нашей маленькой жизни не отделимы от сути бытия, а значит от философии, которой так пренебрегают. Но нам остается подчеркнуть, что проблема добра и зла решается действительно на высшем уровне. Это понятно. Что же мы можем сказать конкретно, не впадая в теоретизацию и в работу чистого воображения. Сказать с ответственностью, сверхсерьезностью самим себе. Начнем с того, неслучайного, что есть разные подходы, и они пронизывают жизни всех поколений, все поиски, все подходы. Самая сильная – это ссылка на Бога. Но каков Бог? Если это просто начальник, «командор», который может возглавить любую банду, то это сатана. Мы идем от низших инстинктов, мы живем инстинктом самосохранения, и нам лишь бы спастись. Это бог вне добра и зла. А точнее, это бог темного инстинкта, который продиктует нам любую злую волю. Где же Бог истинный? Подумайте сами. Если мы думаем «шкурно» – у нас «шкурный» бог. Он может быть подлым. Он, в завершенном варианте, Сатана, Дьявол. Что же противопоставить такому «начальству»? Каждый из нас уже знает отправную точку – простую и скромную, для поиска самой высокой истины (ведь важно, всегда важно исключительно важно то, что было вначале). И если наши потребности не живут нашим маленьким страхом с большими кошмарами, если мы ищем что-то высшее вне себя, что позволит нам стать лучше, мы сразу представим, что противостоит страху, убогости, ощущению ничтожества, ведущих к поработителю, к Сатане. Единственное чувство, святое и мощное, вырывающее нас из круга заурядных и убогих установок, это чувство, которое выражает нас и выражает лучшим высшим образом – это Любовь. В итоге: Бог есть Любовь. Мир живет борьбой, и можно сказать, что это самопроекция человека на Бога. Бог не Любовь, но человек хочет его видеть таким. О Боге как о мечте, бегущей от мира, говорил марксизм. «Сокращая» всю философию, мы можем сказать, что наши положительные потребности совпадают с требованиями мира, с необходимостью природы. Если бы это так не было, мы бы сразу попали в разорванную цепь, в «канаву» жизни. Поэтому всякий здравомыслящий примет без натяжек: общее совпадает с подчиненным, частным. Вот простая формула бытия. И мы живем в мире, где при всеобщей соподчиненности, при наличии смысла, при наличии желания и потребностей, все восходить не к той потребности, которая должна страдать и наказываться, а к потребности в Любви, потребности Бога, как ее единому, единственному, изначальному, высшему истоку. Если это так, то мир имеем смысл. Если это иначе, то мир существует вопреки смыслу. А почему бы мир не мог существовать вопреки смыслу и ради зла? Ведь этому учит всемирная церковь – сатанисты. На этот вопрос вопросов можно ответить «сверхконечным» положением: если Бог – исходное начало, может ли он желать зла самому себе, своим близким и созданному им? Можно ли полагать Бога как садиста. Вообразить можно. Но в рамках здравого смысла, всякое желание сходится в любви. В этом его естественность. В этом его неустраняемая сила. Даже негодяи проявляют насилие, когда перед ними препятствие на пути к заветным желаниям. Но испытывать жажду насилия ради насилия – это желание, которое изначально возникнуть не может. Это мы должны видеть, если ищем на логической основе начало бытия. И никакая логика это не опрокинет. Если она у вас есть, заявите – вы выдвинете новую серьезную концепцию (даже исходя из честолюбивых чувств). И этого достаточно. Но есть высшая логика, Божественная логика. О ней придется говорить особо.

Но помимо сокровенно философских, подчеркнуто изначальных вопросов перед нами конечные, тревожащие нас сейчас, в эту минуту вопросы добра и зла. Мир страдает от нищеты, боли, пороков, загрязнения, лжи, насилия и много другого. Проблемы этого мира требуют однозначного конкретного ответа – как избавиться от этого зла. Как выйти на путь добра? Можем ли мы что-то ответить? Говоря серьезно, не будем забывать, что у нас есть «отмычка». Все дело в положительных потребностях. Положительные потребности определяют ценности, а вместе с этим формулируют идеалы, ценности. Формулируют теорию. Положительные потребности выводят людей на законы эволюции, которые в условиях общественного развития равнозначны прогрессу. И программу прогресса, и программу жизни, и программу политики можно определить, не впадая в философию. «Отойди от зла и сотворишь благо». Это явное начало, от которого мы можем оттолкнуться. А оно изложено в одном из Священных писаний – самых древних заветов мудрости человеческой. Нам есть от чего отталкиваться в поисках истины. Это грустная истина, но оттолкнуться вдвойне стоит. Мир полон не столько господства, сколько проповедей низменностей. Она в рекламе, модах, она в нездоровом образе жизни, насаждаемом ими. Мы живем в отрыве от природы. Мы удовлетворяем желания, которые не прибавляют нам здоровья. А ведь мы можем наслаждаться и процветать одновременно. В этом наш выбор. Но на какой более конкретно основе можно стоить жизнь? Конечно, ответ будет переходом из этики в область более конкретных наук, связанных с нами прямым, текущим благополучием. Но от этого ответа мы уходить не можем. Любовь – это потребность, ведущая ко всеобщей гармонии, ко взаимосвязи с людьми, к их единству. Когда ничего ни от кого не надо, «и всем хорошо, и мне хорошо, и все прекрасно». При всей наивности, это начало, если оно жизненно и ведет к желаемой для всех, а поэтому неслучайной, гармонии. Но давайте сразу и по полному праву соотнесем это с экономической необходимостью. В основе материальной жизни человечества лежат формы собственности (экономическая теория это знала и подчеркивала, а сейчас, иногда, этого не найти в учебниках). Собственность, которая соединяет людей – основа гармонии. Частная собственность ею быть не может. И если она оправдана на каких-то исторических переходах, она не может воплощать высшую ценность, высшее пожелание людей. Но государственная собственность, какой она была в России, не была общественной собственностью. Она служила верхушке, тем, кто лгал и обманывал, снимая с нее пенки. Поэтому не случайно последовательные либералы, начиная с Джона Стюарта Милля, пошли по пути социализма. Высшая любовь объединяет не маленьких безликих человеков. На этот счет великий Ницше ошибался (он сам не претендовал на конечные истины и все время изрекал мысли, способные отрицать друг друга. Это свойственно поэзии, а он считал себя поэтом). Отметим в рамках разговора об этике, но этики не формальной и не односторонней, что мир вопреки внешне ощутимому идет к форме собственности гармоничной, объединяющей людей. «Цитадель империализма», как их называли фальшивые марксисты, Соединенные Штаты Америки пришли в ходе кризисов к коллективной собственности в форме народных предприятий. В эти предприятия до сей поры ежегодно вливаются миллионы американцев-труженников. Именно таким ходом, через рекомендации ближайших советников американскому президенту удалось преодолеть на всемирном рынке конкуренцию японских автомобилистов. Это случайность? Необходимость, закон пробивает дорогу в форме случайности. Это философы, это мыслители давно поняли, разъяснили самим себе и нам.