Проявление совершенства в духовной и реальной сферах

Единство реального и духовного совершенства, как сущность истинно прекрасного

Полное и целостное понимание прекрасного как единства объективных достоинств с субъективными условиями восприятия сформировалось еще во времена Аристотеля. Это способствовало не только окончательному осмыслению эстетического отношения, но и предопределило включение в него тех духовных достоинств, которые вырастали из живой взаимосвязи и своеобразного внутреннего "общения" субъекта с объектом. В определенной мере этому предшествовало уже известное суждение Протагора, согласно которому мерой всех вещей является человек. Поэтому его эстетическая ценность определялась понятием "калокагатия", смысл которого заключается именно в слиянии физической красоты и душевного величия как меры оценки человеческих достоинств.

Эстетика Возрождения, а затем и Просвещения содействовала своеобразной реабилитации материального совершенства, приниженного в раннем Средневековье. В этом проявилось стремление к естественной полноте явления, ибо было ясно, выражаясь словами Дидро, что "доброму следует добавить несколько блестящих качеств, чтобы оно стало прекрасным".

И, наконец, Фридрих Гегель на основе глубоко развитых принципов диалектики писал, что "мы имеем в качестве элементов прекрасного внутреннее содержание и нечто внешнее, обозначающее и характеризующее это содержание. Внутреннее просвечивает во внешнем и дает распознать себя посредством него, внешнее через себя указывает на внутреннее". При этом философ сомневался, что прекрасное возможно представить само по себе вне субъекта в природе. Ф. Гегель так или иначе поставил вопрос о необходимости рассмотрения эстетических свойств действительности только через диалектическое взаимодействие субъекта и объекта: "Прекрасное в природе только рефлекс красоты, принадлежащей духу. Здесь перед нами несовершенный, неполный тип красоты, с точки зрения его субстанции он сам содержится в духе".

Действительно, эстетическое освоение мира и природы в качестве его составной части не может обойтись, как сейчас известно, без участия в самой активной форме сознания. Следовательно, в определении прекрасного как единства реального и духовного совершенств изложенный принцип единства субъекта и объекта оказался условием исключительного значения.

Расширение субъективных способностей человека вело к расширению сферы прекрасного. Внутри человеческого общества это расширение происходило, в частности, за счет эстетизации духовных и прежде всего нравственных достоинств, что приводило к взаимному усилению ценностного престижа как эстетических, так и нравственных свойств. В этой связи уместно напомнить слова В.Г. Белинского, что "красота возвышает нравственные достоинства; но без них красота в наше время существует только для глаз, а не для сердца и души"⁹.

Умение человека видеть не только красивое, но и прекрасное требует усилий в плане личного развития так же, как это потребовалось в плане исторического развития общества. Вот почему, как отмечалось эстетиками и психологами, при восприятии совершенных явлений жизни и искусства человек постепенно учится находить за формальной красотой богатство внутреннего содержания. В результате рождается то высокое одухотворение природных форм, которое является признаком, столь характерным для истинно художественного видения мира.

И сады, и пруды, и ограды,

И кипящее белыми воплями

Мирозданье, лишь страсти разряды,

Человеческим сердцем наполненные.

(Б. Пастернак)

Духовное совершенство всегда должно воплотиться в определенную форму. Само по себе, в "голом" виде оно не существует. Оно составляет органическое единство с материальным совершенством, без которого ему не гарантируется упомянутая способность "просвечивать". Там, где духовная жизнь присутствует непосредственно, она проявляется, естественно, через человеческие чувства и мысли. Они свидетельствуют о себе вовне при помощи различных средств, выразительная сила которых зависит от степени их связи с человеческим сознанием и где, соответственно, наибольшими возможностями обладают выражение глаз и лица человека, интонации его голоса, а также жестикуляция, позы и движения тела.

Материальные формы и средства могут быть далеки от совершенства в их непосредственном выражении. Но подобное обстоятельство не является существенной преградой для эстетического эффекта тех внутренних импульсов, которые проходят через них. Это не мешает некрасивым глазам "лучиться", неправильному лицу быть одухотворенным, слабому, сиплому голосу быть музыкальным и т. д. Так подтверждается справедливость слов К.С. Станиславского, что "истинно прекрасное не боится безобразного. Нередко последнее только лучше оттеняет красивое"¹⁰.

Для нас же этот вывод свидетельствует о том, что из двух разновидностей совершенства, присущих прекрасному в полноте его проявления, должная роль принадлежит духовному совершенству как особо существенному и содержательному его элементу.

Оба отмеченных элемента – "реальное совершенство" и "духовное совершенство" – представляют структуру прекрасного в таблице категорий.