§ 49. Отграничение

экзистенциального анализа смерти от возможных других интерпретаций

феномена

Однозначность онтологической интерпретации* смерти надлежит

прежде подкрепить, отчетливо доведя до осознания то, о чем интерпретация не

спрашивает и относительно чего напрасно ожидать от нее сведений и

руководства.

Смерть в широчайшем смысле есть феномен жизни. Жизнь * надо

понимать как род бытия, к которому принадлежит некое бытие-в-мире. Она может

быть онтологически фиксирована лишь в привативной ориентации на присутствие.

И присутствие тоже позволяет рассмотреть себя как чистую жизнь. Для

биологически-физиологической постановки вопроса оно входит тогда в бытийную

область, известную нам как животный и растительный мир. В этом поле через

онтическую констатацию могут быть получены данные и статистика о долготе

жизни растений, животных и людей. Изучаются взаимосвязи между

продолжительностью жизни, размножением и ростом. Могут быть исследованы

"виды" смерти, причины, "обстоятельства" и характер ее наступления'.

В основе этого биолого-онтического исследования смерти лежит

онтологическая проблематика. Остается спросить, как из онтологического существа жизни определить таковое смерти. Известным образом

онтическое исследование смерти об этом всегда уже решило. В нем действуют

более или менее явные предпонятия жизни и смерти. Они нуждаются в разметке

через онтологию присутствия. Внутри онтологии присутствия, вышестоящей для

онтологии жизни, экзистенциальный анализ смерти опять же стоит ниже

характеристики основоустройства присутствия. Конец живого мы назвали

околеванием. Поскольку и присутствие "имеет" свою физиологическую,

биологическую смерть, но не онтически изолированную, а сообусловленную его

исконным способом быть, причем присутствие может кончиться собственно и не

умерев, а с другой стороны qua присутствие не просто околевает, назовем этот

промежуточный феномен уходом из жизни. Умирание будет

титулом для способа быть, каким присутствие есть к своей смерти. Тогда можно

сказать: присутствие никогда не околевает. Уйти же из жизни оно может лишь

пока умирает. Медико-биологическое исследование ухода из жизни может

получить результаты, потенциально значимые и онтологически, если обеспечены

ориентиры для экзистенциальной интерпретации смерти. Или даже вообще болезнь

и смерть -- также и медицински -- надо первично понимать как

экзистенциальные феномены?

Экзистенциальная интерпретация смерти лежит до всякой биологии и

онтологии жизни. Она опять же впервые фундирует всякое биографо-историческое

и этнолого-психологическое исследование смерти. "Типология" "умирания" как

характеристика состояний и образов, в каких "переживается" уход из жизни,

уже предполагает понятие смерти. Сверх того психология "умирания" дает

сведения скорее о "жизни" "умирающего" чем о самом умирании. Это лишь отсвет

того, что присутствие не впервые умирает или даже не собственно умирает при

и в переживании фактичного ухода из жизни. Так же и концепции смерти у

первобытных, их отношение к смерти в ворожбе и культе высвечивают прежде

всего их понимание присутствия, чья интерпретация требует уже

экзистенциальной аналитики и соответствующего понятия смерти.

Онтологический анализ бытия к концу не предвосхищает с другой стороны

никакого занятия экзистентной позиции в отношении к смерти. Определением

смерти как "конца" присутствия, т.е. бытия-в-мире, не выносится никакого

онтического решения о том, возможно ли "после смерти" еще другое, высшее или

низшее бытие, "продолжает" ли присутствие "жить" или

даже, себя "переживая", "бессмертен но". О "потустороннем" и его возможности

онтически предрешается не больше чем о "посюстороннем", словно надо было бы

предложить для "наставления" нормы и правила отношения к смерти. Анализ

смерти остается однако постольку чисто "посюсторонним", поскольку

интерпретирует феномен лишь в том, как он бытийной возможностью всегдашнего

присутствия в него вступает. Со смыслом, и по праву хотя бы методически

надежно спросить, что будет после смерти, можно только тогда, когда она

охвачена в своем полном онтологическом существе. Представляет ли такой

вопрос вообще возможный теоретический вопрос, пусть здесь остается

нерешенным. Посюсторонняя онтологическая интерпретация смерти лежит до

всякой онтически-потусторонней спекуляции.

Наконец, вне области экзистенциального анализа смерти стоит то, что

могло бы подлежать разбору под титулом "метафизика смерти". Вопросы, как и

когда смерть "пришла в мир", какой "смысл" она может и должна иметь как зло

и страдание в универсуме сущего, необходимо предполагают понимание не только

бытийного характера смерти, но онтологии универсума сущего в целом и

особенно онтологического прояснения зла и негативности вообще.

Вопросам биологии, психологии, теодицеи и теологии смерти

экзистенциальный анализ методически предшествует. Взятые онтически, его

выводы показывают своеобразную формальность и пустоту всякой онтологической

характеристики. Это однако не должно делать слепым к богатой и переплетенной

структуре феномена. Если уж присутствие вообще никогда не становится

доступно как наличное, поскольку к его способу бытия своеобразно принадлежит

бытие-возможным, то тем менее оправданно ожидать, что онтологическую

структуру смерти удастся просто считать с нее, раз уж смерть есть

исключительная возможность присутствия.

С другой стороны, анализ не может держаться случайно и прихотливо

измысленной идеи смерти. Произвол здесь устраняется лишь через предваряющую

онтологическую характеристику бытийного способа, каким "конец" вторгается в

среднюю повседневность присутствия. Для этого требуется полный охват ранее

выявленных структур повседневности. Что в экзистенциальном анализе смерти

слышны отголоски и экзистентных возможностей бытия к смерти, заложено в

существе всякого онтологического разыскания. Тем отчетливее определению

экзистенциальных понятий должна сопутствовать свобода от экзистентной

обязательности, и это особенно в отношении смерти, на

которой возможностный характер присутствия проявляется всего острее.

Экзистенциальная проблематика нацелена единственно на установление у

присутствия онтологической структуры бытия к концу.