1.5. Человек

Возможность реализации потенциальных способностей личности связана со многими обстоятельствами.

Население России в середине XIX в. — 75 млн чел., а в конце — около 130 млн чел., что составляло 73,7% роста. В 1900 г. население России было равно населению Англии, Франции и Германии, вместе взятых. В США в начале века насчитывалось 76 млн чел.¹¹.

Наиболее крупные города России: Петербург — 1267 тыс. чел., Москва — 1063, Одесса — 405, Рига — 282, Киев — 247 тыс. чел.

С 1863 по 1897 г. городское население почти удвоилось, а сельское выросло в 1,5 раза. Однако удельный вес горожан был все еще невелик: около 10% в 1863 г. и около 14,8% в 1897 г. Россия продолжала оставаться аграрной страной преимущественно с крестьянским населением.

Население России делилось на сословия, каждое из которых (дворяне, крестьяне, купцы, мещане, духовенство) обладало четко зафиксированными привилегиями и ограничениями.

Перепись населения России 1897 г. сообщает, что в стране было зарегистрировано 589 тыс. лиц христианского духовенства и членов их семей, 80 тыс. монахов и монахинь, 1 млн 850 тыс. дворян и членов их семей, 343 тыс. так называемых «потомственных и личных почетных граждан и их семей», 281 тыс. купцов с семьями, 13 млн 386 тыс. мещан, 96 млн 917 тыс. крестьян с семьями, 5,1 млн рабочих, а вместе с семьями — 22 млн чел., полупролетарии составляли 41,7 млн чел.

Российская Империя складывалась как многонациональная держава, в ней проживало более 100 национальностей: русские — 47%, украинцы — 19, белорусы — 5%. К этим трем нациям относилось более 83 млн чел., или 71% населения (без Польши и Финляндии). Остальные национальности были значительно меньше по численности: по 3% (около 4 млн чел.) составляли евреи, казахи, татары; по 1% (около 1,4—1,2 млн чел.) было латышей, немцев, башкир, молдаван, армян; по 0,9—0,6% (около 1 млн — 0,7 млн чел.) — мордвы, эстонцев, литовцев, чувашей, грузин, узбеков; по 0,7% (около 0,7 млн чел.) — таджиков, туркмен, киргизов.

Несмотря на многонациональный состав государства, россияне жили в мире и согласии и в основном избежали распрей и конфликтов на национальной почве.

Россия XIX в. была страной верующих. В ней уживались различные религии. К православной религии относились 87,1 млн чел. (69,4% всего населения), ислам исповедовали 13,9 млн чел. (11,1%), 11,5 млн чел. было католиков (9,1%), живших главным образом в Польше и Литве, а в Латвии и Эстонии преобладала протестантская ветвь христианства — 3,6 млн чел. (2,8%)¹².

В одном городе зачастую мирно действовали православные храмы, мусульманские мечети и еврейские синагоги.

Принадлежность человека к сословию во многом определяла возможность его самореализации, его менталитет.

Большинство россиян были крестьянами.

Вот как они характеризуются в материалах Этнографического бюро В. Н. Тенишева, полученных в результате социологического анализа в 1898—1900 гг.: «Крестьяне росту среднего. Борода большая, окладистая, волосы длинные, стриженные в кружок. Тип великорусский. Мужиков с придурью, идиотов и полуидиотов нет.

Гордость крестьянина связывается со знанием дела — хороший помол у мельника, ремесло у портного. Через это крестьянин стремится к достатку, предпочитая хороший дом и скотину всякому иному богатству. Накапливать на богатство в деньгах не принято.

Главная черта повседневности, домашнего, семейного быта и жизни в целом — заполненность трудом.

Имущество (дом, пристройка, скот, корм, хлеб, посуда, запасы провизии) считается общим достоянием семьи и продается с «общего согласу» или по совету хозяина с хозяйкой. Члены семьи могли иметь личную собственность: приданое или наследство, полученное невесткой, «хорошая» одежда, т. е. праздничная, в отличие от повседневной, которой пользуются все взрослые члены семьи. Например, тулуп заводился один на всех. В бедных семьях бывало и так, что всей семьей в церковь не выйти, если в наличии один кафтан или одна шуба. Лучше одевались «фабричные», т. е. те крестьяне, которые имели возможность подрабатывать на фабриках.

«Причина пьянства — превращение выпивки в обряд: „без блинов не Масленица, без вина не праздник”, но пить за обедом не в обычае. Главный повод для выпивки — проявление товарищества. Как бы то ни было, выпивающие и даже пьяницы перестают пить в Великий пост, однако же с Пасхи сразу начинают пить „во всю ширь русской натуры”».

В крестьянстве сохранялись общинные традиции.

Все текущие вопросы сельской жизни решались на сельских и волостных общинных (мирских) сходах, собиравшихся регулярно каждый воскресный день. Раздел покоса, леса, поправка дорог, просьбы о ссуде, выбор общественных должностных лиц, даже наем пастуха, потрава хлебов или порубка леса — все обсуждается на сходе, и принимается решение, обязательное для всех. Сход, к примеру, мог вынести такое решение: «Воскресенья и праздничные дни должны посвящаться отдохновению от трудов, почему следует в эти дни более всего воздерживаться от пьянства, разгула и шумных игр, нарушающих покой, а равно воспрещается и ходить в позднее время в нетрезвом виде по улицам, петь песни и сквернословить, в особенности в присутствии женщин, а посему время гуляний определено до 9 часов вечера»¹³.

С отменой крепостного права к 1900 г. средний надел крестьянской семьи снизился до двух десятин (1 десятина = 1,09 гектара), не хватало сельскохозяйственной техники, одна треть крестьянских дворов была безлошадной, еще одна треть имела всего одну лошадь, в итоге урожайность зерновых — самая низкая в Европе — 5—6 ц с гектара.

Вот как вспоминает о жизни в эти годы будущий маршал Г. Жуков: «Большинство крестьян наших деревень жило в бедности. Земли у них было мало, да и та неурожайная. Полевыми работами занимались главным образом женщины, старики и дети. Мужчины работали в городах на отхожем промысле. Получали они мало — редкий мужик приезжал в деревню с хорошим заработком в кармане.

Конечно, были в деревнях и богатые крестьяне — кулаки. Тем жилось неплохо: у них были большие светлые дома с уютной обстановкой, на дворах много скота и птицы, а в амбарах — большие запасы муки и зерна. Их дети хорошо одевались, сытно ели и учились в лучших школах. На этих людей в основном трудились бедняки наших деревень, часто за нищенскую плату — кто за хлеб, кто за корм, кто за семена.

Мы, дети бедняков, видели, как трудно приходится нашим матерям, и горько переживали их слезы»¹⁴.

Рабочие (пролетарии и полупролетарии с семьями) были второй по численности группой населения. Они составляли основную армию наемного труда, и их уровень жизни определялся в большей степени договоренностью с хозяином, чем законодательством, регламентирующим взаимоотношения между работодателем и работником под контролем государства.

Общепризнано, что российский пролетариат подвергался особо жестокой эксплуатации. Так, Н. Верт пишет: «Рабочий день длился долго (от 12 до 14 часов), заработная плата была нищенской, к тому же нередко из нее удерживали треть в счет бесчисленных штрафов... Условия жизни рабочих зачастую не поддаются описанию...»¹⁵.

По уровню зарплаты рабочих Россия находилась на одном из последних мест в Европе. Оплата труда российского рабочего была в 3 раза ниже английского и в 5 раз ниже американского.

«Если... под голодом разуметь недоедание, не такое, от которого тотчас умирают люди, а такое, при котором люди живут, но живут плохо, преждевременно умирая, уродуясь и вырождаясь, то такой голод уже двадцать лет существует для большинства нечерноземного центра», — считал в 90-х гг. XIX в. великий знаток жизни России Лев Толстой.

Есть и другое мнение в оценке положения рабочих царской России. Оно высказано в книге Б. Л. Бразоля «Царствование императора Николая II в 1894—1917 гг. в цифрах и фактах». Автор пишет, что экономическое благосостояние фабрично-заводских рабочих, охрана их жизни и здоровья «составляли предмет особых забот Императорского правительства» еще со времен царствования Екатерины II. Именно тогда «в первый раз во всем мире были изданы законы касательно условий труда: был запрещен ночной труд женщин и детей, на заводах был установлен 10-часовой рабочий день и т. д. Характерно, что кодекс Екатерины II, регулировавший детский и женский труд, отпечатанный в России для заграницы на французском и латинском языках, был запрещен для обнародования во Франции и Англии как «крамольный».

В царствование Николая II были созданы специальные законы для обеспечения безопасности рабочих в горнозаводской промышленности, на железных дорогах и на предприятиях, особо опасных для жизни и здоровья рабочих. Детский труд до 12-летнего возраста был запрещен, женщины и несовершеннолетние не могли быть нанимаемы на фабричную работу между 9 часами вечера и 5 часами утра. Размер штрафных вычетов не мог превышать одной трети заработной платы»¹⁶.

Вот тут нужны ваши комментарии.

В России формируется новое сословие — крупная промышленная буржуазия. К концу века она составляла 1,5 млн чел., рантье — 0,9 млн.

Крупные промышленники были выходцами из различных слоев общества: Мамонтов, Рубонин — из купечества, Бобринские, Потоцкие, Шиповы — из дворян, Морозовы, Прохоровы, Рябушинские, Гучковы, Коноваловы — из крестьян.

Формирование нового сословия шло путем своеобразной интеграции, приобретения новых социальных признаков — крупные помещики вкладывали капиталы в промышленность, а выходцы из купцов и крестьян покупали поместья, титулы, дворянские звания.

Купечество. Вот как пишет о нем П. А. Бурышкин в книге «Москва купеческая»:

«...В купеческой среде на вершине уважения стоял промышленник — фабрикант, потом шел купец — торговец, а внизу стоял человек, который давал деньги в рост, учитывал векселя, заставлял работать капитал. Его не очень уважали: процентщик... Каждая купеческая семья жила более или менее замкнуто, сохраняя патриархальный уклад жизни, характерный для купечества»¹⁷.

Иностранцы, побывавшие в России, отмечали: «Купеческие сыновья отличаются своим повиновением к родителям, но заметно, что бреющие бороду и говорящие по-французски имеют более других наклонность к мотовству, праздношатанию и разным шалостям. Многие из них стремятся в дворяне и для того вступают в военную службу или, поступая в университет, идут потом по гражданской части. Купеческие дети очень скромных, но зажиточных родителей иногда отличаются своим неистовством на московских загородных гуляниях, где в кругу гуляк, с бокалами шампанского, они прислушиваются к диким песням московских цыган; к ним присоединяются дети мелких торговцев, иногда сидельцы, и часто барыши, приобретенные в течение нескольких месяцев, уничтожаются при одной жесткой попойке; тут обыкновенно бросают и тратят деньги без всякого расчета, единственно из одного самолюбия»¹⁸.

Многие купеческие семьи были известны не только коммерческой активностью, но и общественной, культурной деятельностью. Они накапливали богатые собрания книг и рукописей, создавали публичные галереи, народные библиотеки. Это Морозовы, Бахрушины, Найденовы, Третьяковы, Щукины...¹⁹

Образование. Во второй половине XIX в. в России началось становление системы народного образования. Причину этого объясняет российский просветитель С. Соловейчик: «...самая мощная сила — потребность промышленности в грамотных людях. Фабрика — это машина, машиной нужно управлять, и если даже не понимать ее устройства, то какие-то инструкции по управлению воспринимать надо. Школа в конце века нужна была практически всем, и речь идет теперь не просто об увеличении числа школ, а о том, чтобы довести это число до максимума, то есть дать возможность учиться каждому. Экономическая потребность в образовании — это главная сила».

В начальном образовании в эти годы в России сложилось несколько типов школ. Деревенские школы грамотности представляли собой вольные крестьянские школы, существовавшие на добровольные сборы крестьян.

Земские школы существовали на средства земств: здесь, как правило, работали передовые учителя.

В созданных правительством церковно-приходских школах подрастающее поколение воспитывали в духе покорности и религиозности. Для взрослых важную роль играли воскресные школы. Они появились в конце 50-х гг., но наибольшую популярность приобрели в 80—90-е гг.

В среднем образовании также существовало несколько типов школ: классические и военные гимназии, реальные, коммерческие, военные и духовные училища, женские гимназии и институты благородных девиц.

Данные переписи населения 1897 г. показали, что в возрасте от 9 до 49 лет грамотных было 40,3% мужчин и 16,5% женщин²⁰.

К концу XIX в. русскую общественную мысль особенно беспокоило, насколько существующее общество содействует реализации возможностей и глубинных потребностей, заложенных в человеке. Усиливающееся социальное неравенство грозило социальным взрывом.

Коренные интересы личности. Идея равенства и справедливости — одна из традиционных в русской национальной идее, как сейчас сказали бы, составная часть национального менталитета.

В более глубинном понимании эти идеи сопровождали реформы 60-х гг., однако эти реформы не смогли предотвратить мощного социального взрыва в начале XX в.

Понятия свободы, равенства, справедливости, коллективизма и пути их достижения в теории и практике марксизма основательно критиковались уже в 70-е гг. русским революционером М. Бакуниным.

По Бакунину, нельзя достичь свободы в будущем, ущемляя ее сейчас. И поэтому диктатура пролетариата, означающая, что одна часть общества подавляет другую, не может быть средством достижения свободы. В работе «Государственность и анархия» он писал: «Марксисты... утешают мыслью, что эта диктатура будет временная, короткая, но никакая диктатура не может иметь другой цели, кроме увековечивания себя... Диктатура способна породить в народе лишь рабство... Если весь пролетариат будет господствующим сословием, то над кем он будет господствовать?» В роли изгоя пролетарской диктатуры, по мнению Бакунина, должно было оказаться крестьянство (напомним, в России оно составляло в то время около 80% населения), не пользующееся «благорасположением марксистов». Бакунин считал «наглым, несправедливым и пагубным стремление рабочих навязать свой политический идеал крестьянам, не желающим его». Марксисты утверждали, что пролетариат должен руководить крестьянством в силу своей большей организованности и лучшего образования. Бакунин на это отвечал, что «таким принципом можно узаконить любое завоевание, освятить любое угнетение», и в частности господство буржуазии над рабочим классом: ведь и буржуазия более цивилизованна и организованна, чем рабочий класс.

То, что называется «диктатурой пролетариата», на деле окажется властью «кучки привилегированных избранных или даже неизбранных». «Но это меньшинство, говорят марксисты, будет состоять из работников. Да, пожалуй, из бывших работников, но которые, лишь только сделаются представителями или правителями народа, перестанут быть работниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государственности, будут представлять уже не народ, а себя и свои притязания на «управление народом».

На пороге был новый век, о котором поэт пророчески скажет:

...Двадцатый век...

...Сулит нам, раздувая вены,

Все разрушая рубежи,

Неслыханные перемены,

Невиданные мятежи...

А. Блок

Художественное творчество, литература и искусство также поднимали широкий спектр проблем личности, Человека. Отечественной литературе, по словам М. Горького, «всегда было свойственно стремление к решению задач социального бытия».

Н. Некрасов в стихах и поэмах показал с социальной точки зрения практически всю пореформенную Русь, дал правдивые картины жизни крестьянства, мещанства, купечества, дворянства, духовенства... И не нашел угла, «где бы русский мужик не стонал».

Жизнь «маленьких» людей, «униженных и оскорбленных», показывал Ф. Достоевский и молодые писатели-реалисты Н. Успенский, В. Слепцов, Г. Успенский.

О труде и бесправии появляющегося в период становления капитализма рабочего класса впервые пишут Н. Помяловский, Ф. Решетников, молодой М. Горький.

Серую жизнь российского мещанина-провинциала показывает начинающий А. Чехов.

Быт и нравы купечества, моральные устои предпринимательства отразил в своих пьесах А. Н. Островский.

Пореформенную угасающую жизнь дворянских усадеб рисуют в романах и повестях И. Гончаров, И. Тургенев.

В 80-е гг. мощно зазвучал голос Л. Толстого, в памфлетах и очерках осуждавшего социальное неравенство.

Искания российской интеллигенции, великие порывы духа к добру и справедливости, ее представления о светлом будущем Родины отразили в своем творчестве Н. Чернышевский и А. Герцен.

Ключевую мысль литературы того времени можно выразить некрасовскими словами:

Иди к униженным,

Иди к обиженным —

Там нужен ты.

За решеткой. Царские сети. Эти сети плелись одновременно и для уголовников, и для «политических».

Власть, когда хотела, поощряла произвол. Еще законом от 13 декабря 1760 г. помещикам разрешалось по своему разумению издавать личные нормативные акты, придумывать наказания («Законодательство графа Румянцева», «Уложение графа Орлова-Давыдова»...).

По своим соображениям помещица Салтыкова убила 138 и искалечила сотни крестьян, и таких «салтычих» было множество по всей России.

Крепостные протестовали бегством от помещиков — ежегодно (даже по официальным данным) 20 тыс. пополняли ряды бродяг, воров, убийц.

Стремясь «оздоровить» криминальную обстановку, монархия постоянно ужесточала уголовное законодательство. Еще «Судебник 1497 г.» устанавливал наказания: битье кнутом, смертную казнь. По Соборному Уложению 1649 г. предусматривалось: за первую кражу — отрезание левого уха и избиение кнутом; за вторую кражу — ссылка в Сибирь; за третью — публичная смертная казнь.

В начале XX в. были заложены основы «воровского закона». Складывалась криминальная иерархия: из преступного мира выделились бродяги-попрошайки — «Иваны, родства не помнящие». Название этой категории имеет тройную «нагрузку»: это — изгои, «маргиналы»; это порвавшие с семьей, с обществом, это те, кто, попадая в полицию, на все вопросы отвечал: «не помню».

Самой многочисленной группой были профессиональные воры, среди которых насчитывалось до тридцати «специальностей»; мошенники и фальшивомонетчики относились к интеллектуальной элите («интеллигенция» преступного мира); свой сленг — блатная «феня», «блатная музыка». Этот мир не выпускал раз в него ступившего.

Полиция умело сотрудничала с «ворами в законе», предотвращая тяжкие преступления. Так, в Москве в начале XX в. совершалось в год 5—6 убийств, 2—3 грабежа и разбоя, 400 случаев мошеничества, 700 краж, из них две трети раскрывалось²¹.

Иные задачи ставились перед жандармерией. 3 июля 1826 г. был объявлен Указ об учреждении III отделения Собственной Его Императорского Величества (СЕИВ) канцелярии. Круг обязанностей нового учреждения был чрезвычайно обширен.

Первый руководитель этого ведомства, небезызвестный А. Х. Бенкендорф, так объяснял причины его возникновения: «Император Николай стремился к искоренению злоупотреблений, вкравшихся во многие части управления, и убедился в необходимости повсеместного более бдительного надзора, который окончательно стекался бы в одно средоточие. Император создавал орган, при помощи которого он мог непосредственно следить не только за появлением антигосударственных элементов, но и за действием всей сложной административной машины».

Верным орудием «высшего надзора» с 28 июля 1827 г. стал корпус жандармов.

Но если в первые десятилетия существования III отделения главным был контроль за административным аппаратом, то в 60-е гг. XIX в. в центре внимания оказываются проблемы обеспечения государственной безопасности и основной объем отчетов составляет анализ революционной прессы, состояния политической эмиграции, настроений в армии, развития студенческого движения, выступлений крестьянства и т. д.

Приведем один лишь фрагмент такого отчета.

«...Юношество нашего высшего сословия приобретало образование чуждое национальности; оно всему научалось, приобретало все знания, кроме познания Отечества своего. Множество наших молодых людей все образование свое получали в чужих краях. Таким образом, в высшем разряде нашего дворянства поселилось пристрастие к иностранцам и ко всему иностранному. Вот причины, по которым с самих времен Петра I сохранилось в России понятие, что и самое высшее правительство, скажем просто, что Государи наши преимущественно даже перед русскими покровительствуют иностранцам. Таковое предпочтение иностранцев всегда общественным мнением осуждалось.

...Русские, по врожденному чувству национальности, во всякое время более или менее чуждались рабского подражания иностранцам и введения у нас обычаев их, всегда против оного роптали, ибо оно было противно народной нашей гордости; и потому можно удостоверительно сказать, что никакая черта царствования нынешнего Государя (речь о Николае I. — Г. О.) не приобрела Ему столько любви, столько всеобщего одобрения, как постоянное стремление Его с первого дня царствования Своего, к возвеличиванию всего русского, к правительству всему отечественному и к постепенному искоренению рабского подражания иностранцам» (Отчет III Отделения собственного Его Императорского Величества канцелярии и корпуса жандармов. Обозрение расположения умов в 1834 году.)

Признание в любви к русским уживалось у не совсем русских монархов с жестокостью ко всем россиянам, вместе взятым. Политика нередко доходила до применения войск.

В апреле 1895 г. войска расстреляли участников стачки в Ярославле. На донесении о случившемся Николай II написал: «Весьма доволен спокойным и стойким поведением войск во время фабричных беспорядков»²².

«Кровавым воскресеньем» вошли в историю события 9 января 1905 г., взорвавшие страну революцией.

Царь знал, что готовится мирное шествие к Зимнему дворцу, чтобы передать ему Прошение. Для «встречи» был создан специальный штаб во главе с дядей царя великим князем Владимиром. На крышах высоких домов установили пулеметы и кинокамеры (засняли это событие). Утром 9 января 140 тыс. горожан с детьми, иконами, церковными песнопениями... были встречены ураганным огнем. Было убито и ранено более 5 тыс. чел.

С «политическими» расправились без суда и следствия. Десятки тысяч рабочих и крестьян, особенно после революции 1905—1906 гг., были уничтожены специальными карательными отрядами. Официально судили только 26 тыс. чел., к смертной казни из них приговорили 5086, а 17 тыс. ждали десять лет только суда (были освобождены в октябре 1917г.).