4.3. Экономика в человеческом измерении

Начинались 20-е гг. первым мощным экономическим кризисом советской власти. Причем возник кризис, казалось бы, неожиданно — на фоне только что одержанной политической и военной победы в Гражданской войне.

И все же новая власть зашаталась до основания. В. Ленин на X съезде РКП(б) говорил о кризисе хозяйственном, социальном, политическом.

Массы трудящихся, и крестьяне, и рабочие, не приняли саму сущность экономической политики большевиков.

А базировалась она на ленинских принципах, поддерживаемых партийным руководством в целом.

Вот как предлагаемая стране модель будущего коммунистического общества выглядела у В. И. Ленина в работе «Государство и революция», написанной в канун Октября: «Каждый член общества, выполняя известную долю общественно необходимой работы, получает удостоверение от общества, что он какое-то количество работы отработал. По этому удостоверению он получает из общественных складов предметов потребления соответственное количество продуктов. За вычетом того количества труда, которое идет на общественный фонд, каждый рабочий, следовательно, получает от общества столько, сколько он ему дал»⁶.

Такое видение будущего было и у Льва Троцкого:

«Материальной предпосылкой коммунизма должно явиться столь высокое развитие экономического могущества человека, когда производительный труд, переставая быть обузой и тягостью, не нуждается ни в каком понукании, а распределение жизненных благ, имеющихся в постоянном изобилии, не требует — как ныне в любой зажиточной семье или в «приличном» пансионе, — иного контроля, кроме контроля воспитания, привычки, общественного мнения. Нужна, говоря откровенно, изрядная доля тупоумия, чтобы считать такую, в конце концов, скромную перспективу «утопичной»⁷. Это фактически отмена товарно-денежных отношений, это фактически продуктообмен.

Ретроспективно, 80 и более лет спустя после Октября 1917 г., легко критиковать такую организацию труда и распределения.

Но тогда, очевидно, казалось, что измученный рабским трудом человек распрямится и охотно потянется к свободному, радостному труду. И главное — чем лучше будет становиться жизнь, тем радостнее и желаннее будет честный с полной отдачей труд во имя этой жизни.

Проверке на практике помешали Гражданская война и иностранная интервенция: политику «военного коммунизма» вводили как чрезвычайную, временную.

Но после разгрома внутренних и внешних врагов уже первые шаги по внедрению продуктообмена вызвали массовое недовольство. Рабочие не умели управлять производством (обычным явлением были прогулы, воровство). Большой частью рабочих «свобода от ненавистных капиталистов» была воспринята ну очень «своеобразно»... Подходит Михаил Иванович Калинин («Всероссийский староста», как его называли) к проходной одной из мебельных фабрик. Навстречу рабочий, на плече несколько полированных досок...

А что, Михаил Иванович, завод наш, значит доски — мои. Решил забор полированным сделать!

Ткацкая фабрика. Объявление женсовета: «Вчера заседали, установили факт: много стирки дома накопилось. Постановили — четверг, пятницу, субботу с воскресеньем объявить выходными!»

Свобода! Равенство! Всем одинаково платить — и директору, и уборщице. Ей в 4 раза больше: у нее трое детей!

Крестьяне протестовали против продразверстки. С весны 1920 г. между Советской властью и крестьянством стремительно назревал конфликт. Для крестьянства миновала главная опасность возврата старого порядка и, следовательно, исчезли политические причины выполнять продразверстку. Война разорила сельское хозяйство: в 2 раза сократилось количество лошадей и крупного рогатого скота, в 2 раза снизилось количество крупных хозяйств (их разделили беднота и середняки) — товарная продукция резко сократилась, орудий труда сохранилось не более 4—5 % от необходимого.

Обрушившаяся в 1920 г. засуха (особенно в Поволжье) сократила обычный урожай по 50 пудов с десятины (8 ц) до 6,8 пудов (~1 ц). В губерниях Нижнего Поволжья 50 % засеянных площадей вовсе не дали урожая [Васильев А. А. Продовольственная политика Советского государства: Автореф. на соиск. степ. к. н. Саратов, 2001. С. 18].

С непокорными расправлялись пулеметами и пушками, хотя требования восставших в Кронштадте моряков (крестьян и рабочих в бушлатах) сводились к элементарным правам человека: свобода слова и печати (в пользу «рабочих, крестьян, а также анархистов и левых социалистов»), освобождение всех политзаключенных; уравнение пайков для всех, кроме «рабочих горячих цехов», прекращение насильственных конфискаций, свободный труд, для крестьян — полная свобода «делать со своей землей все что угодно...»

Стала очевидна ошибочность курса, упрощенно толкующего потребности личности, человека, гражданина.

В. Ленин и его ближайшее окружение смело на всю страну признали ошибочность взятого курса и, самое главное, — сделали научное открытие третьего пути, развитого в середине XX в. и названного «социально ориентированной рыночной экономикой».

В Москве 8 марта 1921 г. начал работу X съезд партии.

Перед съездом В. Ленин не скрывал провала именно экономической стратегии большевизма. Он писал: «Мы рассчитывали — или, может быть, вернее будет сказать: мы предполагали без достоверного расчета — непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране. Жизнь показала нашу ошибку»⁸.

Есть такое понятие — оптимальный вариант в управлении экономикой и социальными процессами в обществе. Этот вариант всегда неразрывен с определенным историческим отрезком времени, потому и не универсален. Однако при каждом очередном историческом повороте возникают практически одни и те же проблемы:

— собственность;

— взаимоотношения между работодателем и наемным трудом;

— личный интерес власть имущих.

При решении этих исторически возникших проблем каждый раз необходимо найти наиболее оптимальный вариант.

Идея. В том далеком 1921 г. В. И. Ленин и его ближайшее окружение все же увидели выход в принципиально новой экономической политике, совершенно не предусмотренной марксизмом и очень даже, казалось бы, противоречащей всей ленинской многолетней теоретической и практической деятельности, в том числе в первые три года после взятия власти.

Марксизм доказывал (теоретически, практики просто не существовало на то время), что только ликвидация частной собственности на средства производства гарантирует свободу и социальную справедливость.

Но вот всего 8 лет новой экономической политики В. Ленина в сущности опрокинули эту теорию: последнее ленинское открытие (затем уже в его отсутствие) доказало, что возможно нетрадиционное (в отличие от К. Маркса) толкование понятия «право владения». Нужно сделать упор на более существенном: на структуре владения, охватывающей целый ряд других властных правомочий, таких как распределение доходов и продуктов производства, пользование, контроль, распоряжение...

Практика НЭПа показывала, что при любой форме собственности (государственной, частной, акционерной...) трудящиеся, завоевавшие власть в государстве, могут стать действительными хозяевами своего труда.

С помощью власти они смогут полновластно участвовать в распределении доходов и продуктов производства. Сами наемные работники могут политически и экономически становиться соуправляющими собственника орудий производства (будь то государство, арендатор или частный собственник).

Они могут осуществлять функции общественного контроля над экономической властью собственника через рабочие комитеты, участвовать в распределении прибыли, через власть влиять на налоговую систему...

Пройдут годы, и это ленинское открытие обретет новое дыхание в шведском социализме, в левой социал-демократии большинства европейских стран.

Социализация (забота власти о каждом члене общества) сегодня ведущая идея в управлении обществом, и особенно в большинстве стран Европы.

Это было открытие — научное руководство стремительным выходом из кризиса. Была предпринята попытка объединить плюсы двух противоположностей:

— у рыночной экономики позаимствовать энергию конкуренции. Для этого вводился плюрализм форм собственности: кроме государственной, частная, кооперативная, смешанная;

— у плановой экономики было взято ее умение гармонизировать интересы различных социальных слоев общества, подчинять все развитие плановым путем интересам всего общества.

НЭП был дальнейшим развитием идеи госкапитализма: управляемого государством рынка. Причем новым, рабоче-крестьянским государством трудящихся.

Практика. Механизмы НЭПа создавались на марше, в экстремальной ситуации, но часто довольно успешно.

Собственность. Советская власть не отдала частнику госсобственность, а разумно поделилась ею — бери в аренду! Руководители советской власти, разъясняя НЭП, четко заявили: «Вопрос о денационализации нами не ставится, и мы идем к тому, чтобы государственные предприятия, национализированные раньше, сдавать на определенные сроки, на определенных условиях, под определенным контролем на использование в порядке аренды, но не передавать их в частную собственность тому лицу, которое раньше ими владело».

Сдавались в аренду слишком большие, полуразрушенные предприятия, требовавшие значительных средств для восстановления.

Арендовать могли все — государственные организации, частные лица, кооперативы, зарубежные инвесторы.

Условия аренды:

— повсеместно проводился открытый конкурс на аренду предприятий;

— срок аренды постоянно возрастал (до 10 лет и более);

— налоговое обложение не превышало 4—5% от оборота предприятий;

— арендатору давались налоговые льготы за крупный ремонт вплоть до освобождения от налога, если арендатор вкладывал деньги в расстроенное производство, пускал его в ход и содержал в хорошем состоянии;

— арендаторы обязывались делать отчисления на содержание профсоюзов, домов отдыха, яслей, школ ФЗО, клубов;

— предоставлялось право особо прилежным арендаторам постепенно выкупить предприятие в частную собственность, если это производство не имело государственного значения, и затем передавать его по наследству.

В договорах на сдачу в аренду оговаривалось право местных совнархозов проводить проверку всей документации, требовать ежемесячной отчетности.

Государство закрепляло введенный червонец в качестве твердой и надежной валюты, что выгодно влияло на внутренний рынок, на экспорт и импорт продукции.

Рабоче-крестьянская власть регулировала уровень внутренних цен на товары первой необходимости: устанавливала предельный уровень цен на хлеб, подсолнечное масло, табачные изделия, чай, хлопчатобумажные ткани, бумагу, сельхозмашины...

Причем цены всегда оставались прибыльными для производителя и доступными для всех потребителей.

Процент налога с населения зависел от личного дохода и колебался от 0,8% (при доходе 120 тыс. руб. В денежных знаках 1922 г.) до 15% (при доходе свыше 2 млн руб.) — прогрессивный налог, как в большинстве передовых стран мира — богатые платят больше.

Финансы были призваны работать на интересы страны: в 1924 г. был образован Внешторгбанк, 51% акций этого банка принадлежал государственным предприятиям и учреждениям.

В 1922 г. появившийся Промбанк предназначался для кредитования государственной промышленности на долгосрочной основе. Начала создаваться и система сельского кредита — с 1924 г. работал Центральный сельскохозяйственный банк.

Огромные денежные потоки! Власть и бизнес — рядом, бок о бок... Естественно, возникали щели для коррупции. Но с ней велась борьба беспощадно с первых же шагов НЭПа. Характерно, что чиновники (партийные и государственные) не имели права быть в доле. Подобное каралось как должностное преступление.

В. Ленин требовал «...карать беспощадно, вплоть до расстрела, и быстро за злоупотребления новой экономической политикой... Тройная кара коммунистам против кары беспартийным». Он требовал расширить применение государственного вмешательства в «частноправовые отношения, расширить право государства отменять частные договоры...», суметь добиваться того, чтобы у нас капитализм был «вышколенный», был «приличный». <...> ...Мы признали и будем признавать лишь государственный капитализм, а государство, это — мы, сознательные рабочие, мы, коммунисты, поэтому... ограничивать, обуздать, контролировать, ловить на месте преступления, карать внушительно всякий капитализм, выходящий за рамки государственного капитализма, как мы понимаем понятие и задачи государства»⁹.

Но в то же время власть стремилась создать условия для успешной (выгодной) деятельности арендаторов, защитить их юридически.

В документах Государственного совета народного хозяйства отмечалось, что «поскольку восстанавливается частная промышленность и товарный обмен, необходимо создание правовых гарантий для развития привлекаемой частной инициативы: право наследования, кредит, векселя, гражданский суд, для решения имущественных отношений... облегчить налоги акционерным обществам при вхождении в них государства»¹⁰.

На таких условиях аренда расширялась стремительно. Уже к 1924 г. среди арендаторов частники составляли до 60—80%, государственные организации до 15, кооператоры до 18, зарубежные инвесторы — 3—4%.

Частник успешно организовывал производство. Уже в 1924 г. средняя стоимость продукции, которая приходилась на один человеко-день в частной цензовой промышленности, равнялась 19,01 червонного рубля (на государственных предприятиях — 10,67 руб., в кооперативах 18,66 руб.).

Человеку лучше там... где лучше. Работодатель и наемный труд — их взаимоотношения обеспечивали успех той или иной формы собственности.

В первый год НЭПа проверка на 377 частных предприятиях выявила 272 случая нарушения норм рабочего дня в промышленности (работали до 11—12 часов в день, не предоставлялись вовсе отпуска, нерегулярно платили зарплату...).

Власть включила в договор об аренде обязательство хозяина соблюдать советские законы о труде. В 1922 г. государственная инспекция труда привлекла к судебной ответственности сотни хозяев и руководителей, среди которых частники — 61%, директора госпредприятий — 28,4, кооператоры — 10,6%.

Меры подействовали: частники сперва вынуждены были ввести рабочим льготы, имевшие место на госпредприятиях: санаторные путевки, коммунальные услуги, талоны на питание, рабочий кредит, бесплатные билеты в кино и театр...

Затем частники сами стали увеличивать оплату труда: работала конкуренция между формами собственности. В 1925 г. у них тарифная ставка достигла 10,94 условного товарного рубля, у кооператоров — 8,81, на госпредприятиях — 8,42 руб.

В целом рабочие получали у частника на 32,2—55% больше, чем за аналогичный труд у государства. А служащие и того больше — на 108%.

В результате и организация труда отличалась более высоким уровнем. Производительность труда к 1926 г. на частных предприятиях была выше, чем на государственных, на 60—62%.

В ЦК компартии к 1926 г. признавали, что «рабочие в своей массе исходили не из лозунгов классовой борьбы, а из повседневного отношения к ним предпринимателей. Последний же пытался самыми различными способами вовлечь и заинтересовать рабочих положением дел на предприятии, включить их личный интерес».

Проводимая в первые годы политика предусматривала быстрое решение социальных проблем. В области заработной платы в промышленности предусматривалось сразу же «достигнуть уровня обеспечения потребностей первой необходимости рабочего. Затем — значительное увеличение заработка»¹¹.

В коллективных договорах профсоюзов с предпринимателем шел поиск взаимной заинтересованности в результатах труда, в повышении успеха на рынке товаров.

Профсоюзы брались за укрепление дисциплины, организованности, повышение образовательного уровня работников. Арендатор обязался: выдавать более высокую (чем на госпредприятиях) шестинедельную компенсацию при увольнении, месячный отпуск каждому, нанимать только через биржу труда, платить в фонд медицинского обслуживания, пенсионного обеспечения... индексировать оплату труда при росте цен на продукты...

Государство поддерживало эту взаимоответственность. По статье 133 УК РСФСР предприниматели могли подвергаться принудительным работам на срок до 6 месяцев за нарушение условий труда на предприятии или штрафу до 300 руб.¹².

Особый разговор об иностранных инвесторах. В 1923—1924 гг. им было предложено 615 объектов для взятия концессий. Заключили 47 договоров (в сельском хозяйстве и лесной промышленности — 31,9%, в промышленности — 23,4, в торговле — 13%).

Лидировала среди инвесторов Германия. К 1926 г. у них было уже 107 промышленных концессий.

Иностранцы, кроме выполнения производственных обязательств (разделение продукции...), обязаны были делать отчисления в соцстрах, на содержание профсоюзов, дома отдыха для рабочих, на ясли, школы, ФЗО, клубы. И для них государственный налог не превышал 4—5% от оборота предприятий.

Вот один из первых договоров (1923) советской власти и общества «Бергер и Вирт». Обществу была передана фабрика красок в Петрограде. По договору концессионер обязался: в течение первого года отремонтировать фабрику, оборудовать современными машинами на уровне зарубежных фирм; заплатить долг фабрики; произвести в первый год до 25 тыс. пудов, на второй год — 35 тыс. пудов краски, олифы, вальцовой массы; ежегодно за концессию платить 10% стоимости реализованной продукции; кроме того, в год 15 тыс. руб. золотом. Через 24 года фабрика (без долгов и в отличном состоянии) выкупается государством.

Иностранцы брали в концессию предприятия и считали взаимовыгодными такие обязательства.

Ну так, может, тогда еще нужно было полностью вернуться к более эффективной частной собственности?

Поздний опыт европейских экономик показал, что конкуренция возможна в основном между формами собственности «в их единстве и противоположности», а любая монополия, будь то на базе частной или государственной собственности, всегда ущербна.

Личный интерес власть имущих. Вспоминается фильм прошлых лет: посол Петра I в Турции (жуликовато-корыстная бестия, как и многие из его окружения) в том фильме рассуждал примерно так: «А я вот выколупал бриллиантики из ордена, что мне царь-батюшка жаловал, и дал взяточку турецкому министру, договорчик-то и двинулся. Бог с ними, с камушками: будет хорошо России, и мне хорошо будет».

Вот так-то бы и всегда.

Эффективность. С НЭПом приходили и успехи, и провалы, особенно в сельском хозяйстве.

Советская власть пошла навстречу мелким крестьянским хозяйствам, получившим землю в 1917 г. Декретом от 21 марта 1921 г. продразверстка заменялась продналогом. С 18 марта 1922 г. этот налог взимался хлебом, картофелем, сеном, маслосеменами, маслом и мясом. Крестьяне наконец смогли свободно распоряжаться излишками своего труда. Товарооборот между городом и деревней стал расширяться, устойчивее стал рубль.

По Ленину, «...сущность новой экономической политики есть союз пролетариата и крестьянства, сущность — в смычке авангарда, пролетариата, с широким крестьянским полем»¹³.

Этот социально-политический аспект НЭПа должен был найти воплощение в технологии хозяйственной деятельности.

В сельском хозяйстве все складывалось особенно сложно: предстояло сделать эффективным, товарным (имеющим значительные излишки на продажу) мелкое крестьянское хозяйство.

Российский ученый-аграрий В. Данилов считает необходимым учитывать соотношение живого и овеществленного труда в крестьянском хозяйстве. Это позволяет отличить натуральное хозяйство (крестьянское) от фермерского, нацеленного на рыночные отношения. Данилов применил эту концепцию к своему исследованию русского крестьянства в период НЭПа. Используя бюджетные обследования семейных хозяйств 1925 г., Данилов показал, что затраты ручного труда, к примеру, составляют от 56% в полных издержках на производство овса до 75% этих издержек в производстве льна. Доля машин и прочих орудий не доходила до 5 %, то есть в условиях единоличного крестьянского хозяйства 20-х гг. продукция давалась увеличением вложения ручного труда, а не применением более производительных машин и орудий. В этом причина замедленности интенсификации крестьянского хозяйства, его минимального обращения к рынку.

«Связь с рынком в этих условиях могла устанавливаться лишь в мере образования избыточного продукта, товаризации труда и средств производства. Необходим был переход от натуральных к индустриальным методам хозяйствования.

В социальном аспекте это значило переход от мелкого семейного хозяйства к крупному, безразличному к характеру используемого труда (семейный или наемный), высокопроизводительному и целиком работающему на рынок»¹⁴. Можно сказать, что такие события предвиделись, и помогать должна была кооперация.

Сельскохозяйственный кооператив традиционен в русских селах. Обычно это самостоятельная организация сельских тружеников, добровольно объединившихся с целью лучшей организации труда и решения социальных проблем, объединивших свое имущество и средства в совместное пользование. Кооперативы поддерживала и монархия (в 1913 г. в Киеве прошел II Всероссийский съезд кооператоров), и Временное правительство, принявшее в марте 1917 г. «Положение о кооперативных товариществах».

В 20-е гг. идеи кооперации разрабатывал А. Чаянов. Его идеалом были самостоятельные крестьянские дворы, которые вели хозяйство соответственно своей воле и разумению на основе семейного крестьянского хозяйства. Они могли кооперироваться, согласовывая отдельные свои интересы¹⁵. Такая кооперация позволяла мелкому товаропроизводителю, не разрушая своей индивидуальности, использовать преимущества коллективизма.

До революции В. Ленин считал, что при капитализме кооперация мелких товаропроизводителей неизбежно порождает капиталистические отношения, выдвигает на первый план «капиталистиков», то есть сельских богачей, дает им наибольшую выгоду. К 1923 г. В. Ленин изменил свои взгляды. Теперь он отмечал, что «строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства, при классовой победе пролетариата над буржуазией — это и есть строй социализма»¹⁶.

Однако В. Ленин не отказывался от государственного вмешательства и регулирования хозяйственно-финансовой деятельности кооперации. Фактически такой подход переводил кооператив в «госкооператив», совершенно иное качество. Кооперация в 20-е гг. еще не выручила ни крестьян, ни государство. Село стало сытым, но производство основного продукта — зерна — сокращалось. Село не могло обеспечить растущие города ни продовольствием, ни сырьем для промышленности.

Крестьяне хотели землю в аренду («земля ничья, земля Божья!») и получили ее путем раздела помещичьих, царских и частично кулацких хозяйств. Это вело к дальнейшему дроблению хозяйств (в 1914 г. их было 16 млн к 1923 г. — 24 млн). Именно крупные хозяйства в царской России давали 70% товарного зерна. В годы НЭПа село само съедало до 85% собственной продукции. Середняк и беднота на продажу выделяли около 15% зерна, кулаки (их 4%) продавали лишь 20% производимой продукции.

В результате И. Сталин сообщал в записке членам и кандидатам Политбюро ЦК ВКП(б) о ходе продовольственных хлебозаготовок 10 апреля 1929 г.: «...Заготовлено было на Украине продовольственных хлебов на 1.4.1928 г. 200 млн пудов, тогда как за тот же период в нынешнем году, т. е. на 1.4.29 г. заготовлено всего 26,8 млн пудов, т. е. почти в 8 раз меньше, чем в прошлом году»¹⁷.

Парадоксы НЭПа — взлеты и падения, кризисы и успехи его — по-разному истолковывали даже современники событий.

Чаще выхватываются отдельные действия партии и правительства. Этим фактам дается решающая оценка. Очевидно, только в сумме и взаимодействии таких свидетельств проясняется подлинность событий.

Н. Вольский (псевдоним Н. Валентинова) в годы НЭПа был заместителем редактора печатного органа ВСНХ «Торгово-промышленная газета». Одним из основных факторов хозяйственного подъема в период НЭПа он считает активное творческое участие беспартийных специалистов в экономической жизни. В своей книге «Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина» он приводит слова крупного инженера-текстильщика Федорова, который так охарактеризовал настроения специалистов после отмены «военного коммунизма»: «Мы тогда точно вышли из склепа, где не было воздуха, стали дышать и, засучив рукава, принялись за настоящую работу»¹⁸.

Этот же всплеск творческой энергии фиксируют Дж. Купер и Р. Левис. Они сравнили научно-технические достижения дореволюционной и нэповской России. Оказалось, что до революции государство выделяло на науку всего 0,3% бюджетных расходов, делая ставку на импорт технологий. В 1926—1927 гг. бюджетные расходы научных организаций возросли по сравнению с довоенным уровнем на 150%, а число научных работников — вдвое. По подсчетам Дж. Купера и Р. Левиса, в шести ведущих немецких журналах за 1911—1913 гг. появилась 131 статья русских авторов, а за 1926—1928 гг. уже 315 статей советских авторов. Во время НЭПа были созданы крупные научные центры прикладных исследований, такие как ЦАГИ, НАМИ, — база для повышения технического уровня в авиационной, автомобильной и оптической промышленности¹⁹.

Советская статистика зафиксировала рост производительности труда (уже к 1926 г. 109% от уровня 1913 г.), расширение посевных площадей (к 1926 г. 105% от уровня 1913 г.), увеличение количества учащихся и студентов (соответственно 38 и 29% в сравнении с 1913 г.)²⁰.

Реже упоминают современники событий о кризисе 1927—1929 гг., о сокращении посевных площадей, массовых забастовках.

Да и в промышленности частник не брался за крупные заказы правительства: производство тракторов, танков, паровозов, самолетов... А в мире уже замаячила новая мировая война.

К концу 20-х гг. НЭП, произведя бесспорно полезную работу, в тех условиях исчерпал свой «моторесурс».

НЭП сворачивался так же властно, как и начинался.

Показатели сельского хозяйства в 1928—1929 гг. были катастрофическими. Не помогали репрессивные меры, применяемые уже не только к зажиточным крестьянам, но и к середнякам (штрафы и тюремные заключения при отказе продавать продукцию государству по закупочным ценам, в три раза меньшим, чем рыночные). Вводились карточки, закрывались лавки и кустарные мастерские. Сталин объявил аграрный сектор, основанный на единоличных низкопродуктивных хозяйствах, главным виновником кризиса (апрельский 1929 г. Пленум ЦК). Сельское хозяйство рекомендовалось полностью реорганизовать, чтобы оно достигло темпов роста индустриального сектора. Выбор виделся таким: «или деревенские капиталисты, или колхозы».

Рыночные механизмы заменялись впервые создаваемыми плановыми началами. В 1929 г. был принят первый пятилетний план (1929—1932). Главная задача, поставленная в плане, — построение фундамента социалистической экономики, вытеснение капиталистических элементов города и деревни, укрепление обороноспособности страны.

Ставилось задачей уже в 1930 г. обобществить в колхозы до 30 млн крестьянских хозяйств.

«Бастионами социализма» становились колхозы-гиганты и «агропромышленные комплексы».

Трудности НЭПа, особенно причины отказа от него к 1929 г., вызывают самые различные мнения и оценки тех давних событий. И все же возьмем только некоторые неоспоримые статистические данные, приведенные проф. А. Даниловым в справочных материалах «История России. XX век» (М., 1996. С. 213—214).

Оказывается, среднегодовые темпы прироста всей промышленной продукции в Советской России к 1929 г. составляли 6,9%, крупной промышленности — 9,7%. Сравните прирост крупной промышленности: США — 3,1%, Англия — 1,2, Франция — 7,9%.

К 1928 г. было введено в действие 2200 крупных государственных промышленных предприятий.

На наш взгляд, новая экономическая политика эффективно отработала свой моторесурс в тех конкретных условиях и создала стартовую площадку для более стремительных успехов в 30-е гг.

Начиналась «массовая коллективизация».

Сверхтемпы индустриализации и коллективизации пришли на смену НЭПу.

В статье «Год великого перелома» (1929) И. Сталин писал: «Перелом этот шел и продолжает идти под знаком решительного наступления социализма на капиталистические элементы города и деревни».

К успехам этого наступления И. Сталин отнес прежде всего перемены в отношении человека к труду в социалистических условиях.

Сталин выделил проблемы: «приобщение десятков тысяч советских настроенных техников и специалистов к социалистическому строительству и выработку новых красных техников и красных специалистов из людей рабочего класса».

В разделе статьи «В области строительства сельского хозяйства» речь идет о коренном переломе в развитии нашего земледелия от мелкого и отсталого индивидуального хозяйства к крупному и передовому коллективному земледелию, к совместной обработке земли, к машинно-тракторным станциям, к артелям, колхозам, опирающимся на новую технику, наконец, к гигантам — совхозам, вооруженным сотнями тракторов и комбайнов»²¹.

Начинались десятилетия бесконечных поисков, в основном успешных, но порой трагичных для россиян.