- •1. Зарождение политических идей на Древнем Востоке (Египет, Месопотамия)
- •2. Политическая и правовая мысль Древнего Китая (конфуцианство, даосизм, моизм, легизм)
- •3. Политико-правовые идеи Древней Индии (брахманизм, буддизм)
- •4. Ранний этап развития политической мысли в Древней Греции. (Гомер, Гесиод, Гераклит, Пифагор)
- •5. Политические доктрины периода расцвета древнегреческой полисной государственности
- •6. Старшие и младшие софиты
- •7. Консервативные утопии Платона (в диалогах «Государство», «Законы»)
- •8. Аристотель о политике
- •9. Классификация государственных форм в древнегреческой мысли (Платон, Аристотель, Полибий, Цицерон)
- •2.3 Отношение Цицерона к рабству
- •10. Идея круговорота форм правления в античности ( Платон, Полибий)
- •11. Античные Мыслители о наилучшем государственном устройстве (Платон, Аристотель, Полибий, Цицерон)
- •12. Эскапизм и космополитизм в политических учениях эллинистической эпохи (киники, стоики, эпикурейцы)
- •13. Римские юристы о праве и его видах
- •14. Социалистические идеи ранних христиан («Откровение» Иоанна Богослова, «Послания» Павла) Этапы развития Христианства
- •15. Учение о «Двух градах» Блаженного Августина
- •16. Средневековая теократическая доктрина («Диктаты» папы Григория VII Гильдебранта, учение Фомы Аквиснкого)
- •17. Критика средневековой теократии (Уильям Оккам, Марсили Падуанский)
- •18. Политические идеи реформаторов (Джон Уиклиф, Мартин Лютер, Жан Кальвин)
- •2 Часть программы Лютера: взаимоотношение государства и церкви.
- •19. Новая наука политики Николо Макиавелли
- •20. Договорная концепция происхождения государства в Новое время (от Гуго Гроция до Иммануила Канта)
- •27. Политическая философия Томаса Гоббса
- •28. Понятие «духа законов» у Шарля Монтескье
- •29. Конституционная теория Монтескье и политическая практика XVIII в.
- •30. Политический идеал Жан- Жака Руссо
- •31. Американские федералисты (Гамильтон, Мэдисон, Джей)
- •Федералисты:
- •32. Томас Джефферсон
- •34. Политический консерватизм: Эдмунд Берк, Жозеф де Местр
- •36. Учение Иммануила Канта о государстве и праве
- •37. Политико-правовая доктрина Георга Гегеля
- •38. Историческая школа Германии
- •39. Классический европейский либерализм XIX века (Бенжамен Констан, Алексис де Токвиль, Георг Еллинек)
- •40. Утилитаристы о государстве и праве (Джереми (Иеремия) Бентам, Джон Стюарт Милль)
- •41. Марс и Энгельс: философия истории и социология
- •41- 43 (???) Марксизм
- •§ 1. Социально-исторические корни и теоретические источники марксистского понимания государства и права
- •§ 2. Государство и право как надстроечные явления
- •§ 3. Классовый характер государства и права
- •44. Классика марксизма о пролетарской революции, диктатуре пролетариата и отмирании государства
- •§ 4. Социалистическая революция и диктатура пролетариата
- •§ 5. Судьбы государства и права в коммунистической формации
- •45. Социал-демократическое направление в марксизме
- •46. Политическая доктрина большевизма. Владимир Ленин
- •47. Юриспруденция интересов Рудольфа Йеринга
- •48. Воззрения Фридриха Ницше на право и государство
- •49. Психологическая теория Леона Петражицкого
- •50. Неомакиавелизм в хх в. (теория элит Гаэтано Моски и Вильфредо Парето)
- •51. Чистая теория права Ганса Кельзена
- •52. Либеральный консерватизм хх в. (Карл Поппер, Фридрих фон Хайек)
- •53. Основные направления политической мысли период образования Московского государства (теория призвания варягов, Москва –третий Рим, нестяжатели и иосифиляне)
- •54. Сторонники и противники централизации в XVI в. (Иван Пересветов, Андрей Курбский)
- •55. Политические идеи эпохи петровских преобразований (Феофан Прокопович, Василий Татищев)
- •56. Политический идеал российского Просвещения (Екатерина II, Семен Десницкий, Михаил Щербатов)
- •57. Политический радикализм XVIII в. (Яков Козельский, Александр Радищев)
- •58. Конституционные проекты Михаила Сперанского
- •59. Ранние и поздние славянофилы (Иван Киреевский, Николай Данилевский, Константин Леонтьев)
- •Славянофилы (Лейст)
- •60. Идея «общинного социализма» в России (Александр Герцен, Николай Чернышевский, народники)
- •§ 5. Политико-правовая идеология “русского социализма” (народничества)
- •61 Русский анархизм (Михаил Бакунин, Петр Кропоткин)
- •62. Школа «возрожденного» естественного права в России (Борис Чичерин, Павел Новгородцев)
- •63. Теория социального христианства в России (Владимир Соловьев, Евгений Трубецкой)
- •64. Правовой позитивизм в России (Габриэль Шершеневич, Сергей Муромцев, Николай Коркунов)
- •Социологические концепции права и государства
59. Ранние и поздние славянофилы (Иван Киреевский, Николай Данилевский, Константин Леонтьев)
На рубеже 30–40-х гг. в среде дворянской интеллигенции сложились два течения общественной и политической мысли под условными наименованиями славянофилов и западников, которые в лучших традициях русских просветителей и реформаторов обсуждали вопросы исторических судеб России, ее места и роли среди других народов, особенности ее политического и правового опыта в сравнительно-историческом сопоставлении с опытом Европы и народов Востока.
Тема самобытности истории России и ее политического опыта обсуждалась не впервые. Она ставилась и истолковывалась разработчиками темы Москва – третий Рим, затем Аввакумом, патриархом Никоном, Ю. Крижаничем, а в начале века также Карамзиным, декабристами, представителями просвещенной бюрократии. В этом же плане воспринималась формула режима правления при Николае I, выдвинутая министром просвещения С. С. Уваровым в виде триады «православие, самодержавие, народность». Самодержавие объявлялось главным устоем, обеспечивающим мощь и величие России; православие считалось соответственно основой духовной жизни; народность истолковывалась как проявление многовековой традиции патриархального единения народа со своим царем. Эта официальная теория усердно насаждалась в школах, университетах, в канцеляриях, в церкви и армии.
Консерваторы
Взгляды поздних славянофилов отмечены в целом патриотическим культур-национализмом и возросшей мерой недоверия к европейскому политическому опыту с его представительным правлением, идеей равенства и почтительным отношением к правам и свободам человека и гражданина.
Николай Яковлевич Данилевский (1822–1885) в книге «Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому» (1871) развивал теорию культурно-исторических типов человеческой цивилизации. Он считал, что никакие особые гарантии политических и гражданских прав невозможны, кроме тех, которые верховная власть захочет предоставить своему народу. Данилевский высмеивал идею «социального русского парламента», но в отличие от других неославянофилов высоко оценивал значение свободы слова, считая ее не привилегией, а естественным правом.
Данилевский стал зачинателем отечественной сравнительной культурологии, которая органично вмещала в себя не только социальную психологию отдельных народов, но также и определенным образом истолкованную политическую культуру. В полемике с утверждениями западных критиков о неспособности русского народа стать свободным народом он писал: «Едва ли существовал и существует народ, способный вынести и большую долю свободы, чем народ русский, и имеющий менее склонности злоупотреблять ею». Основу для такой уверенности он находил в привычках русского человека к повиновению, в его доверчивости к власти, в отсутствии властолюбия, в его «непритязательности, умеренности в пользовании свободой».
Константин Николаевич Леонтьев (1831–1891) более всего был озабочен опасностью перемен для самобытности и цельности народного организма, и прежде всего – опасностями надвигающегося эгалитарно-либерального прогресса. «Надо просить Царя,– писал Леонтьев,– чтобы он держал нас грознее». Пора перестать бояться страшных слов, раз дело идет о необходимости спасать Россию от грядущего зла. Надо не останавливаться и перед насилием, ибо без насилия нельзя.
Леонтьев разделял позицию автора «России и Европы» в том отношении, что вся история состоит всего лишь из смены культурных типов, причем каждый из них «имел свое назначение и оставил по себе особые неизгладимые следы». Обсуждая вопрос о возможности прогнозировать будущее различных культур (культурно-исторических типов, по Данилевскому), Леонтьев приходил к выводу, что такое прогнозирование может быть обоснованным и осуществимым. Он оговаривался при этом, что государственные организмы и целые культурные миры невозможно мерить несколькими годами, как жизнь организмов животных особей. Эпохи геологические измеряются тысячелетиями, жизнь личная измеряется годами, жизнь историческая тоже имеет приблизительное мерило – век или полвека. Государственные организмы подчиняются циклу, который Леонтьев определяет в 1200 лет (современный философ и историк Л. Н. Гумилев сходный органический возраст обосновал для существования крупных этносов). Таким образом, отмечал он, у таких государств, как Англия, Германия, Франция и тем более Россия, остается еще некоторый срок для завершения этого цикла.
Леонтьев отвергал либеральный эгалитаризм, сближая и часто отождествляя его с анархизмом и с эгалитаризмом социалистов. В обсуждении перспектив последнего он предсказывал появление особого, «нового социалистического феодализма». Вот один из характерных для него приемов рассуждений: «Если... анархисты и либеральные коммунисты, стремясь к собственному идеалу крайнего равенства (который невозможен), своими собственными методами необузданной свободы личных посягательств должны рядом антитез привести общества, имеющие еще жить и развиваться, к большей неподвижности и весьма значительной неравноправности, то можно себе сказать вообще, что социализм, понятый как следует, т.е. не что иное, как новый феодализм, уже вовсе недалекого будущего, разумея под словом феодализм, конечно, не в тесном и специальном его значении романо-германского рыцарства, а в самом широком его смысле, т.е. в смысле глубокой неравноправности классов и групп, в смысле разнообразной децентрализации и группировки социальных сил, объединенных в каком-нибудь живом центре духовном и государственном; в смысле нового закрепощения лиц другими лицами и учреждениями, подчинение одних общин другими общинами, несравненно сильнейшими или чем-нибудь облагороженными (так, например, как были подчинены у нас в старину рабочие селения монастыря)». Современные ему коммунисты и социалисты предстают теми же либералами, только нацеленными на крайние меры и приемы действий – «до бунта и преступлений», что является, по сути дела, доведением либерально-эгалитарного принципа до его «крайности» (в незавершенной работе «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения», 1872–1884).
Обсуждая тему «русской государственности», Леонтьев был склонен выводить ее природу из византийского и отчасти европейского наследия. О ее несовершенствах он писал так: «Мы создали великое государство; но в этом Царстве почти нет своей государственности; нет таких своеобразных и на других влияющих своим примером внутренних политических отношений, какие были в языческом Риме, в Византии, в старой монархической (и даже наполеоновской) Франции и в Великобритании». Те же слова могут быть отнесены и в адрес русского права. «Русское право в наше время есть право европейское, слегка окрашенное византизмом там, где государственность соприкасается с религией».
Оценки ситуации в России и Европе строились Леонтьевым на основе анализа тенденций и общих закономерностей жизни государственных организмов, которые они обнаружили в ходе социальной истории. В начале развития государства всего сильнее проявляет себя аристократическое начало, в середине жизни государственного организма появляется тенденция к единоличной власти и лишь «к старости и смерти воцаряется демократическое, эгалитарное и либеральное начало». В российской истории – «великорусской жизни и государственной жизни» – он видел глубокое проникновение византизма, т.е. единства сильной государственности с церковью. «Я хочу сказать, что царизм наш, столь для нас плодотворный и спасительный, окреп под влиянием православия, под влиянием византийских идей, византийской культуры. Византийские идеи и чувства сплотили в одно тело полудикую Русь».
Последующие выводы Леонтьева из этого обобщения были весьма категоричными – «византизм как система византийских идей и институтов, сопрягаясь с нашими патриархальными, простыми началами», создала наше величие; изменяя этому византизму, мы погубим Россию; перед угрозой надвигающегося западного эгалитаризма следовало бы «подморозить прогресс».
В конце жизненного пути Леонтьев удалился в монастырь (похоронен в усыпальнице одного из монастырей Сергиева Посада). О своем обращении он в одном из писем писал следующее: «...возгоревшейся сердечной верой, еще и долгою политической деятельностью в сфере восточных христиан (имелась в виду дипломатическая служба в Стамбуле. – В. Г.), я понял почти сразу и то, что я сам лично вне православия спасен быть не могу, и то, что государственная Россия без строжайшего охранения православной дисциплины разрушится еще сильнее многих других держав, и то, наконец, что культурной самобытности нашей мы должны по-прежнему искать в греко-российских корнях наших.-»