Русский язык butorina_o_v_cherkasova_t_a_pod_r

Становление мира как разносторонней целостности — не чья-то выдумка или просто абстрактная концепция, а объективная тенденция общественного развития. Своими корнями она уходит в глубь веков: ученые — специалисты, как России, так и зарубежных государств, относят ее зарождение к периоду

XV—XVIII столетий.

Естественно, с тех пор тенденция эта проявляла себя в самых различных формах — от создания империй до колониальных захватов, от учреждения торговых компаний, действующих

вмасштабах нескольких континентов, до возникновения всемирных транспортных связей, от появления международных концернов до формирования современных транснациональных компаний, рождения новых средств мировой коммуникации.

Процесс глобализации во многом внутренне противоречив. В самом деле, он, с одной стороны, открывает всему миру и каждой стране новые, невиданные ранее шансы ускорить свое развитие, приобщиться к самым передовым формам и методам производства, участвовать

вобмене духовными, культурными ценностями. Но, с другой, он в гораздо более широких масштабах, чем раньше, дает более сильным

втехнико-экономическом, да и политическом плане государствам и крупнейшим монополиям возможность эксплуатировать другие страны и народы, извлекая непомерные выгоды из неравномерности развития различных регионов планеты.

Глобальные проблемы, как вызов времени, обладают качеством, отличным от специфики других вызовов, скоторыми человечество ныне столкнулось. Промедление, а тем более отказ от поиска ответа на вызов глобальных про-

блем, по сути дела, равносилен медленному самоисчезновению человечества.

Позитивно то, что сознание опасности дальнейшего движения по тому маршруту, по которому человечество идет ныне, распространяется все шире. Все более глубоким становится понимание необходимости принимать меры прежде всего в сфере отношений Человека с остальной природой, чтобы изменить ситуацию

клучшему.

Впоследнее время ученые концентрируют свое внимание на процессах антропогенных изменений1 климата Земли, которые уже стали источникоммногочисленныхбедствий, возможностей обеспечения человечества необходимыми ему — и истощающимися — ресурсами, включая продовольствие.

Следует отметить, что и в мире бизнеса глобальнымпроблемамуделяетсярастущеевнимание. Многие крупные, и не только крупные, компании предпринимают активные усилия, подчас весьма эффективные, направленные на снижение энерго- и материалоемкости продукции; делают определенные шаги в плане сокращения вредных последствий производства для окружающей среды. Конечно, этих усилий пока еще недостаточно. Как правило, они идут в традиционном направлении, ориентируясь на усовершенствованиесамыхтехногенныхпроцессов, которые по самой сути своей не могут обеспечить коренного улучшения положения дел.

Складывается впечатление, что экономический эгоизм, погоня за прибылью во что бы то ни стало, да и национальные амбиции (прежде всего развитых стран) пока что берут верх

1 Антропогенные изменения – изменения, возникающие в результате деятельности человека.

над соображениями не только гуманистической солидарности, но даже интересов собственного будущего. Мир продолжает жить за счет будущих поколений. Это — жизнь взаймы. И с риском никогда не вернуть долг. Расплатой по этому долгу может оказаться жизнь наших преемников — следующих поколений.

Корень зла, как представляется, в самой парадигме развития, в самом понимании прогресса и его стимулов, которые выработались за долгие столетия и сохраняются сейчас, в конце XX века. На протяжении веков прогресс общества фактически отождествлялся с постоянным техническим прогрессом, рассматривавшимся как орудие якобы необходимого господства Человека над силами природы. Этот подход привел, с одной стороны, к безгранично увеличивавшемуся потреблению вещества природы, то есть, в огромной степени невосстановимых природных ресурсов, а с другой — к отравлению, истощению биосферы.

Речь идет далее о понимании прогресса как постоянного наращивания масштабов потребления, безграничного расширения потребностей общества. При этом значительная — а со временем уже неразумно большая — часть этих потребностей формируется искусственно, подчиняясь только и исключительно интересу извлечения дополнительной прибыли. Именно материальное потребление, «безразмерное» потребительство представляются как движущая сила развития и мерило прогресса.

По сути же дела, все сводится к тому, что прибыль, деньги превратились в единственный «надежный» стимул развития общества, а этот стимул по природе своей игнорирует такие сущностно важные для человека и для реального прогресса общества факторы, как образование, культура, духовный рост индивида.

Задача мировой политики — видеть системный характер глобальных проблем и, принимаясь за их решение, учитывать их взаимосвязь.

Поиск ответа на вызов глобальных проблем должен иметь комплексный характер, что, естественно, не исключает специальных акцентов на те или иные из них в зависимости от их остроты и значимости.

Сегодня первоочередная, как представляет-

ся, это экологическая проблема. Обострение экологического кризиса начинает всеощутимее влиятьнасостояниездоровьялюдей, становится одной из причин его заметного ухудшения. Решение экологической проблемы все более предстает как решение проблемы спасения человека, его генетического фонда, как решение проблемы его выживания.

Другая проблема — демографическая. Сегодня, по мнению многих серьезных исследователей, именно«демографическийвзрыв» может стать решающим толчком к катастрофе. С 1955 года население Земли удвоилось и составляет ныне около 6 миллиардов человек, а при сохранении нынешней тенденции уже к середине следующего века оно может вырасти до 12,5 и даже, как показывают некоторые расчеты, до 20 миллиардов. Фонд ООН по народонаселению выработалпрограмму, целькоторой— добиться того, чтобык2050 годунаселениеЗемлинепревышало 7,8 миллиарда человек. При должных усилиях это дало бы возможность обеспечить всех землян необходимым продовольствием и другими ресурсами. Это будет очень нелегко, но, как утверждают специалисты, возможно.

Решающее значение будет иметь экономическое развитие стран так называемого Юга. Иными словами — преодоление того гигантского разрыва, который существует между Югом и Севером.

Преодоление этого разрыва важно, прежде всего, для Юга, но не менее — для всей планеты, в том числе для Севера. Ибо, если положение дел на Юге будет впредь деградировать так же, как это было до сих пор, никакие усилия, направленные, скажем, на оздоровление окружающей среды или предотвращение опасных болезней, не дадут результата. Да и мировая экономика без решения проблем Юга не сможет нормально развиваться.

Нынешнее положение стран Юга — это наследие прошлого, груз колониальных времен, когда естественное развитие этих стран тормозилось. Но одновременно — это и результат настоящего. Настоящего, в котором страны Юга по-прежнему эксплуатируются Севером — в новых формах, с помощью новых приемов, но с не меньшей энергией.

Конечно, многие страны Запада оказывают помощь тем или иным развивающимся странам. Соответствующие программы имеет и Европейский Союз. Но выделяемые средства ничтожно малы в сравнении с потребностями развивающихся стран.

ООН рекомендует выделять на содействие развивающимся странам 0,7% валового внутреннегопродуктаразвитыхстран. Но, посуществу, только Дания, Норвегия, Швеция и Нидерланды справились с этой задачей. Близко к ним подошла Франция (0,63%). США же расходуют на эти цели 0,15, Япония — 0,26, Германия — 0,37% ВВП. А главное, наряду с помощью, продолжается и массированная откачка средств (в погашение долгов) из стран Юга.

Азия ― самый большой континент, на который приходится треть всей суши и более половины населения Земли. Роль ее постоянно растет и, я уверена, будет расти в будущем. Выходцы с Запада нередко заблуждаются в отношенииАзии. Ееудаленность, размерито, что я не могу определить иначе как «непохожесть», захватывают, озадачивают, а иногда пугают. Мы склонны преувеличивать. В конце 1980-х и начале 1990-х годов было немало разговоров о том, что XXI век будет «азиатским» ― эрой, в которую центр мировой жизни и власти переместится с запада на восток.

Экономический кризис, который затронул большинство «азиатских тигров», и непрекращающиеся проблемы во всемогущей экономике Японии положили конец преувеличениям

иистерии. Вместе с тем наряду с тревогой в отношении глобальных последствий этой эпидемии азиатского экономического гриппа сквозит

иопределенное злорадство: на Западе многие полагают, что азиатские проблемы реабилитируют их собственные системы и взгляды.

Но из того, что разговоры об «азиатском столетии» оказались преувеличением, вовсе не следует, что развитие Азии остановилось. Напротив, все говорит о том, что Азия по-пре- жнему имеет большое значение, в первую очередь для Запада. Чтобы понять это, достаточно взглянуть лишь на следующие факты.

Во-первых, население Азии продолжает расти, в то время как население Запада не увеличивается. К 2050 году, по прогнозам, число жителей Азии должно вырасти до 5,2 миллиарда человек, тогда как все население Земного шара составит 8,9 миллиарда человек. В условиях глобальной экономики с высокой мобиль-

ностью капиталов и технологий большое население означает большие трудовые ресурсы и растущий рынок. Развивающиеся азиатские государства будут со временем значить для нас все больше и как клиенты, и как конкуренты.

Во-вторых, в Азии есть три, а возможно и четыре, развивающихся государства, от благосостояния и намерений которых зависит положение всего региона. Китай ― крупнейшее государство региона с огромным экономическим потенциалом и неопределенными устремлениями ― становится все более важным глобальным участником величайшей игры. Япония ― вторая в мире по экономическому развитию страна ― занята поиском ответа на вопрос, как в долгосрочной перспективе защитить свои стратегические интересы. Индия ― сопоставимая с Китаем страна, население которой превышает 1 миллиард человек, ― крупнейшая демократическая страна мира и признанная ядерная держава. Индонезия, несмотря на продолжающиеся потрясения, остается крупнейшим в мире мусульманским государством, ее ориентация оказывает существенное влияние на ислам как на политическую силу.

В-третьих, несмотря на то что обобщение неизменно связано с упрощением, осмелюсь утверждать, что азиатские, особенно восточ- но-азиатские, ценности, обычаи и установки оказывают на нас постоянное и возрастающее влияние. Наиболее очевидную роль здесь играет эмиграция азиатского населения в страны Запада.

Излишне говорить, что «азиатские ценности» ― это наиболее сложный предмет. На Западезадолгиегодыумногихсложилисьобразы и стереотипы, которые высмеивают и оскорб-

ляют жителей Азии. Представитель одной из азиатских стран заметил: «Самым печальным из всего, что когда-либо происходило с Азией, была не физическая, а духовная колонизация». Как бы то ни было, значение культуры как компонента экономического успеха совершенно реально.

Хорошо известны такие характерные азиатские черты, как важная роль сообществ, построенных на семейных узах, чувство ответственности и установка на бережливость

иосторожность в действиях. Путь развития обществ многих современных азиатских государств совершенно не похож на путь развития стран Европы и Северной Америки. Примерно в середине 60-х годов прошлого столетия практически все страны индустриального Запада столкнулись с быстрым ростом преступности

ираспадом нуклеарной семьи. Единственные две страны Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), где этого не случилось, были азиатскими ― Япония и Корея...

Целый ряд азиатских государств успешно использовал эти особенности общества для создания эффективной экономики, сокращая размер госбюджетов за счет ограничения социальных расходов и устранения чрезмерного государственного регулирования. Политика минимизации государственных пособий, всвою очередь, укрепила социальные и культурные ценности, которые помогли азиатским экономикам добиться процветания.

Эксперты еще долго будут спорить о причинах азиатского экономического кризиса. Здесь я отмечу лишь три момента. Первый очевиден

ине требует никаких доказательств. В экономике, как и в любой другой области, то, что демонстрирует рост, должно (как минимум время от времени) испытывать падения. Экономическое развитие никогда не бывает непрерывным, а такой экономический взлет, который мы наблюдали в Азиатско-Тихоокеанском регионе после окончания Второй мировой войны, по определению предполагает крутые повороты. Пришедшее на смену спаду устойчивое оживление лишь подтверждает вывод. То, что пережило падение, вновь идет вверх.

Второй момент заключается в том, что экономика всех стран Восточной Азии, за исключением Сингапура, Гонконга и Тайваня, страдала (и в определенной мере продолжает страдать) от системной проблемы, суть которой состоит в широком проникновении кумовства в отношениямеждуправительствами, бизнесомибанками, неадекватном финансовом регулировании

и широком распространении явления, которое, каким бы недипломатичным это ни было, иначе как коррумпированностью назвать нельзя.

Ярчайшимобразом, покрайнеймере, сточки зрения Запада, «азиатские ценности» проявляются в удивительном феномене современной Японии. Япония и в самом деле другая. Отличия не ограничиваются структурой розничной торговли и потребления; они являются отражением самого японского феномена. Любой действующий политик, имеющий дело с Японией, так или иначе, сталкивается еще с одной проблемой: традиционно лучшие представители японского народа обходят политику стороной и предпочитают заниматься бизнесом или работать на государственной службе. За последние несколько лет я была в Японии семь раз. Хотя у меня и сохранились некоторые политические связи, лишь знакомство с деловым миром и другими слоями японского общества позволило получить более глубокое представление о стране.

Конечно, это нельзя назвать откровением, но тем не менее это действительно так: Япония представляетсобойединственнуювсвоемроде смесь западного с азиатским. По некоторым аспектам отношение Японии к Западу в течение столетий было очень похожим на отношение Китая. И та, и другая страна долгое время сознательно отгораживали свое общество от Запада. Обе страны были вынуждены под давлением предельно унизительных обстоятельств принять западную модель коммерции, западное присутствие и влияние: в случае Японии ―

врезультате непрошеного появления американского коммодора Мэтью Перри со своей эскадрой в Нагасаки в 1853 году. Именно в этот момент проявилось принципиальное различие между китайским и японским менталитетом. В то время как Китай практически единодушно поднялся на яростную, но бесполезную борьбу с Западом, Япония приняла его.

Врезультате окончания «холодной войны»

ввыигрыше − как глобальные державы − оказались две страны. Одна из них, естественно, − Соединенные Штаты. Другая, как ни удивительно это звучит, ― Китай. Такая ситуация вызывает смешанные чувства. Очевидное и непрекращающееся экономическое развитие Китая напоминает нам о том, что в ряду побед, принесенных «холодной войной», конец коммунизма определенно не значится.

История Китая слишком велика и сложна, чтобы анализировать ее здесь. Однако даже неспециалист вроде меня может заметить в менталитетекитайскихправителейотчетливые

Возврат к подлинным ценностям

До сих пор я говорил только о социальных ценностях, но что-то неладное происходит и с индивидуальными ценностями. Как отмечено в главе 6, денежные ценности узурпировали роль подлинных ценностей, а рынки стали господствовать в таких сферах общественной жизни, где им не должно быть места. Я имею в виду такие профессии, как юрист и врач, политик, педагог, ученый, работник искусства, а также специалистов в области так называемых «общественных отношений». Достижения или качества, которые следовало бы оценивать как таковые, получают денежное выражение: о них судят по тому, сколько денег они приносят, а не по их подлинным достоинствам.

Деньгам присущи некоторые свойства, которых нет у подлинных ценностей: у них есть общий знаменатель, они поддаются количественному выражению и их ценят практически все люди. Благодаря таким свойствам деньги способны служить средством обращения, но не обязательно — его конечной целью. Большинство достоинств, приписываемых деньгам, проистекают из результатов их расходования; в этом смысле деньги служат средством для достижения цели. Конечной целью деньги выступают лишь в одном случае: когда цель — накопление богатства.

Я далек от мысли приуменьшать пользу богатства, но сделать накопление богатства конечной целью — значило бы игнорировать многие другие аспекты существования, которые также заслуживают внимания, особенно со стороны тех, кто удовлетворил свои материальные потребности, связанные с выжива-

нием.

Я не собираюсь уточнять, в чем заключаютсяэтидругиеаспектысуществования; сутьподлинных ценностей как раз заключается в том, что их невозможно свести к общему знаменателю, и разные люди оценивают их по-разному. Мыслящие люди вправе решить этот вопрос самостоятельно: это привилегия, которой они могут воспользоваться, как только удовлетворят насущные потребности.

Однако вместо того чтобы воспользоваться такой привилегией, мы всячески стараемся лишиться ее, отдавая предпочтение накоплению богатства. Когда все стремятся иметь как можно больше денег, конкуренция обостряется настолько, что даже те, кто добился наибольших успехов, низводятся до положения, когда им приходится бороться за выживание.

Независимость и свобода распоряжаться деньгами, присущие в прошлом привилегированным слоям, теперь утрачены. Я считаю, что мы стали из-за этого беднее. Жизнь не должна сводиться к простому выживанию.

Подразумевает ли концепция открытого общества иной набор ценностей? — Я полагаю, что да, однако доказывать это утверждение следует осмотрительно. Поведение, направленное на максимизацию прибыли, диктуется соображениями выгоды и пренебрегает требованиями морали. Финансовые рынки не являются ни моральными, ни аморальными; соображения морали им просто чужды. В отличие от этого невозможно принимать правильные коллективные решения, если отсутствует четкое понимание различия между добром и злом. Мы не знаем, что считать правильным. Если бы нам это было известно, мы бы не нуждались

в демократическом правительстве; мы могли бы счастливо жить при правителе-философе, как предлагал Платон, но нам необходимо понимать, что правильно, а что — неправильно, иметь некий внутренний ориентир поведения в качестве граждан и политиков. Без этого представительная демократия не способна функционировать. Мотив прибыли смещает этот внутренний ориентир. Принципу выгоды отдается предпочтение перед моральными принципами.

Следуетрассмотретьещеодиндовод. Будут ли люди довольны открытым обществом, — во многомзависитотрезультатовфункционирования этого общества. Самый веский аргумент в пользу открытого общества заключается в том, что оно обеспечивает неограниченные возможности для совершенствования. Прогресс — это субъективное явление; понимание того, что составляет прогресс, зависит от разделяемых людьми ценностей в такой же степени, как и от материальных условий жизни. Мы привыкли измерять прогресс динамикой ВНП, но это равносильно тому, чтобы признать деньги в качестве подлинной ценности.

К примеру, распространение СПИДа, при прочих равных условиях, приведет к увеличению ВНП из-за повышения стоимости медицинского обслуживания. Это — неправильно и ненормально. Подлинные ценности невозможно измерить деньгами. Необходим некий иной критерий качества, даже если его невозможно представить в количественной форме. На мой взгляд, лучшим критерием была бы степень самостоятельности, которой пользуются люди, поскольку жизнь не должна сводиться к простому выживанию.

Я надеюсь, что доводы, изложенные в книге, будутспособствоватьизменениюсложившейся тенденции. Я пользуюсь большим уважением и признанием не только благодаря моей филантропической деятельности или моим философским взглядам, а из-за способности делать деньги на финансовых рынках. Я сомневаюсь, стали ли бы вы читать эту книгу, не будь у меня репутации финансового мага и волшебника.

Первоначально финансовые рынки меня заинтересовали как способ заработать на жизнь, но в последнее десятилетие я сознательно использовал свою финансовую репутацию в качестве трамплина для продвижения своих идей. Главная идея, которую я хотел бы довести до читателя, состоит в следующем: нам необходимо осознать различие между индивидуальным принятием решений, которое находит проявление в поведении на рынке, и коллективным принятием решений, которое

проявляется в социальном поведении вообще

ив политике в частности. В том и другом случае нами движет эгоистический интерес, однако при принятии коллективных решений общие интересы должны быть выше индивидуальных эгоистических интересов. Я допускаю, что это различие осознано еще далеко не всеми. Многие люди, возможно, большинство людей, руководствуются узкими эгоистическими интересами даже при принятии коллективных решений. Существует соблазн протянуть руки и присоединиться к толпе, но это было бы ошибкой, так как нанесло бы ущерб общим интересам. Ибо если мы действительно верим в общие интересы, то должны исходить из них, даже если другие так не поступают. Подлинные ценности тем и отличаются, что они являются таковыми, независимо от того, преобладают ли они в обществе или нет. Между подлинными ценностями и рыночными ценностями существует пропасть. На рынках господствует конкуренция, а цель состоит в том, чтобы выиграть. Подлинные ценности достойны уважения как таковые. Я никогда не забываю слов Сергея Ковалева, российского диссидента и активиста в области прав человека, который гордо заявил мне, что он всю свою жизнь вел почти наверняка проигрышные битвы.

Яне дорос до его критериев, но я поступаю в соответствии со своими убеждениями. В качестве участника рынка я стремлюсь к выигрышу, а в качестве человека — члена человеческого сообщества — я стремлюсь служить общим интересам. Иногда эти две роли трудно разделить, как видно из моего участия в российских делах, но сам принцип ясен. Всегда будут люди, которые ставят личные интересы выше общих интересов. Это явление называется проблемой «безбилетного пассажира», которая путает все коллективные усилия. Но различие состоит как раз в том, считаем ли мы это проблемой или принимаем его как должное. В первом случае мы осуждаем «безбилетных пассажиров», хотя

ине можем от них избавиться, во втором случае мы не только терпим их, но даже можем к ним присоединиться. Всеобщее осуждение способно отбить охоту к «безбилетной езде». В бизнесе люди весьма озабочены тем, что о них думают другие. В деловой практике они могут быть целеустремленными, но если ценятся другие гражданские добродетели, они по меньшей мере сделают вид, что им не чужды общественные интересы. И уже это было бы шагом вперед по сравнению с нынешним состоянием дел.

Конечно же, межличностная критика в политике и общественной жизни никогда не срабо-

тает так, как в естественных науках, поэтому не следует питать нереалистических ожиданий, которые привели бы к разочарованию. Тем не менее политика становится более эффективной, когда граждане руководствуются пониманием добра и зла, а не исключительно соображениями практической целесообразности.

Я видел, как это произошло на моей родине — Венгрии, но для этого потребовалась революция. Я покинул страну с горьким чувством: население страны мало сделало, чтобы помочь своим согражданам-евреям, когда тех уничтожали в годы нацистской оккупации. Когда я приехал в страну двадцать лет спустя, я обнаружил другую атмосферу. Это было наследие революции 1956 г. Люди остро осознали политический гнет. Некоторые из них стали диссидентами; большинство нашли способ

приспособиться, но они понимали, что идут на компромисс и восхищались теми, кто от компромисса отказывался. Интересно отметить, что четкое осознание того, что есть добро, а что — зло, преобладавшее в момент основания мною Фонда, исчезло после распада коммунистического режима.

Можно ли было сохранить это понимание или возродить его в условиях демократии? Я считаю, что можно, но импульс должен был исходить от индивидов, которые руководствуются собственными ценностями, независимо от того, как поступают другие. Тем не менее некоторые люди должны быть готовы защищать свои принципы, а другие — уважать их за это. Этого было бы достаточно, чтобы улучшить социальный и политический климат.