Askochensky_V_I_Za_Rus_Svyatuyu

Раздел V. СТАТЬИ ПО ЦЕРКОВНОМУ ИСКУССТВУ

благословим, произносит: «тебе пеем, тебе блегеслевем». До сих пор мерещится мне, как он в известном задостой-

нике Турчанинова: Рождество твое нетленно явися, хва-

тил: «Бег из беке твеею», – я не мог долее оставаться в церкви и ушел, от души негодуя на безобразника-певца. «Чего регент-то смотрит?» – думал я. Или у него вместо уха одни только уши!..

Так или нет?

Надо вам сказать, добрые мои читатели, что я из самых односторонних почитателей таких великих художников, как Брюллов [1], Иванов, Бруни [2], Щебуев [3] и tutti guanti. Когда они напишут что-нибудь вроде «Последний день Помпеи» или «Именины дьячка», – я до икоты восхищаюсь произведениями их кисти и не отстаю от других в восписании им похвал и панегириков: но коль скоро они избирают сюжетом для своей кисти что-либо священное, решаются наделять наши храмы православные картинами собственного сочинения, я становлюсь суров и строг к ним до ригоризма. Передо мною тотчас встают целомуд­ ренные и вечно-святые требования Церкви Православной, и я с негодованием отношусь иногда к художнику, намалевавшему какую-нибудь мученицу в изысканном костюме с перетянутою талией или мученика с розовыми щеками и изящными усиками. Если при взгляде на такое изображение и поднимается рука на крестное знамение, то непременно в ту ж пору повторяются в уме слова мо-

литвы Господней: Не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

Недавно пришлось мне разговориться об этом предмете с одним господином, который, нечего сказать, понимает несколько толк в живописи, но, к сожалению, безусловно преклоняется пред произведениями новейшей кисти. Пово-

511

В. И. Аскоченский

дом к разговору послужила копия с картины Брюллова, на которой изображен якобы умерший Спаситель.

–  Ну, посмотрите, – сказал я, – неужели это образ? –  А что ж по-вашему?– с едкою улыбкою спросил мой

собеседник.

–  Картина,ипритомвесьманеудачнаяпокомпозиции. Если бы это было просто изображение спящего человека, – я поглядел бы на нее – и только: но коль скоро я знаю мысль и намерение художника, то отношусь уже к его произведению с невольною досадой и негодованием. Разве подобную вещь можно поставить, не говорю – в храме Божием, но даже в каком-либо благочестивом доме?

–  Почему же нет?

–  Да хоть бы потому, чтоб не возбудить соблазна. Подведите к этой картине простого мужичка или даже хорошо выдержанного и развитого по своему возрасту ребенка, – они непременно спросят: «Что это такое? кто тут представлен?» – А отчего? Оттого, что это и не икона, и не картина, а так, какой-то межеумок.

–  А что ж такое, по-вашему, икона?

–  Икона есть изображение или известного лица, или известного события из Истории Церкви, в котором художество строго подчинено требованиям чувства религиозного, в котором нет ни одной черты страстной, вопиющей, которое не привязывает к себе много внимания, а отторгает его от всего земного и возносит горе, к Иерусалиму небесному, где пребывают святые молитвенники за нас, грешных. Выражение лиц, позы, самые краски и сочетание их должны непременно служить этой цели и заставить меня забыть, что святой, которому я поклоняюсь, был подобострастный мне человек.

–  И однако ж, все святые были люди, подобострастные нам.

–  Были, но не есть, и мы их чтим не за то, что они были подобострастны нам, а за то, что благодатию Божиею

512

Раздел V. СТАТЬИ ПО ЦЕРКОВНОМУ ИСКУССТВУ

стали выше всего, что составляет несчастную принадлежность нашей страстной природы. Вот потому-то я и хочу в изображении их видеть не мою страстную природу, а ту, которая остается теперь при них в той стране, где нет ничего похожего на условия нашей обыденной жизни.

–  Да разве это возможно?

–  Не только возможно, но и должно. Стоит только выучиться иконописать, а не живописать. Образцов для этого довольно и на востоке, и даже на западе. Не говоря о редких экземплярах икон кисти знаменитого Панселина [4], – присмотритесь к древним фрескам, открытым, например, в Киевософийском соборе: в них нет ничего изысканного, – линии прямые, контуры строгие, выражение лиц бесстрастное, глубокое, краски отнюдь не кричат, тоны не кокетничают; а между тем вы с благоговением останавливаетесь пред изображением, например, святителя Николая или св. мученицы Пелагии. В одном из приделов этого собора весь иконостас сделан по образцу древних фресков, и вы вообразить себе не можете, как это хорошо и боголепно.

–  Уж не Солнцев ли писал там? –  Да, Солнцев.

–  Помилуйте, да он вовсе не понимает живописи!

–  Бруниевской или Шебуевской, – да и то не то, что не понимает, а не принимает как человек истинно православный и отлично понимающий дело иконописное.

–  Меня, право, удивляет, что вы так авторитетно судите о живописи: ведь вы не умеете рисовать?

–  Не умею.

–  Как же вы можете судить, что хорошо и что дурно? –  А позвольте вас спросить, – искусство живописи входит в науку эстетики или нет? Конечно, входит. Законов же эстетики не чужд и тот, кто не изучал ее как науку, ибо эти законы таятся в природе всякого человека. Ведь вот и вы, по вашему собственному признанию, не умеете отличить в музыке такта от полтакта, а часто являетесь

513

В. И. Аскоченский

судьею церковно-музыкальных пьес, и хоть не всегда, а таки попадаете в такт. Так и я позволяю себе судить о живописи и, руководясь чувством религиозным, которое есть в высшей степени чувство эстетическое, отдаю полное преимущество в деле иконописания Солнцеву [5] пред всеми этими Бруни, Ивановыми, Шебуевыми и безо­ бразниками – Ге.

–  Для вас, пожалуй, и суздальская мазня больше значит, чем живопись нынешней школы.

–  Если хотите, то чуть ли не больше. Я поясню вам это сравнением. Поет в церкви неискусный дьячок; я слушаю его, сам пою мысленно вместе с ним, дополняя недостающие в его пении тоны, и молюсь всем существом своим, ничем не развлекаемый и спокойный. Пусть же теперь, вместо этого дьячка, запоет хор певцов итальянской оперы по всем правилам своего искусства, – сейчас молитва останется у меня на заднем плане, и я уйду из храма Божия, святотатственно обращенного в филармоническую залу. Так точно и в иконописи. Простая икона, написанная, конечно, без вопиющего оскорбления эстетического вкуса, хоть бы даже суздальской работы, действует на меня в тысячу раз благотворнее, чем такая, как вот эта, например, картина. Там для меня нет ничего ни прелестного, ни прельщающего; а тут все – плоть и кровь или, точнее, глыба мяса и клубок жил и нервов. Кстати, замечу вам: укажите мне хоть одну икону новейшей кисти, которая была бы прославлена благодатным даром чудотворения? Рафаэлевские мадонны, рубенсовские изображения святых, леонардо- да-винчиевские группы служат лишь предметом праздного любопытства. Надо быть восторженным поэтом, чтобы, подобно Жуковскому, видеть в них что-то неземное, божественное. Глядя, например, на Мадонну Рафаэля [6] , я никак не могу оторвать моей мысли от известной Форнарины; согласитесь, что суздалец никак не поведет меня на такие кощунственные мысли и много-много, если заста-

514

Раздел V. СТАТЬИ ПО ЦЕРКОВНОМУ ИСКУССТВУ

вит подосадовать на неискусное изображение какой-либо части лица или неверность линий и очертаний.

–  Раскольник!

–  Кто?.. Не вы ли, господа поклонники новейшей живописи? Раскол является после правого верования, а вы со своими взглядами на иконопись явились гораздо позже Панселинов; стало быть, вы – раскольники, а не мы – люди, держащиеся во всем свято-отеческих преданий. Мне сказывали, что какой-то ревнитель благочестия прислал на Синай несколько икон кисти наших модных художников или, по крайней мере, учеников их, и что же? – синайские отцы не только не выставили их в храме, но не дали им места и в ризнице, а сложили на чердаке. Наших иконописцев или, правильнее, живописцев губит подражательность Западу да незнание церковной истории, православной археологии и священной традистики. У нас, например, принята всею Православною Церковью икона Успения Божией Матери; а нынешние мазилки, в подражание католикам, изображают восшествие на небо Пресвятыя Богородицы. У нас св. апостол Петр всегда изображался с хартией в руке; а католики приказали нам дать ему в руки ключи...

–  Что вы, что вы! Бог с вами!

–  Не пугайтесь, а прочитайте то, что пишут по этому поводу в «Киевских епархиальных ведомостях». Извольтека прослушать.

«С давних времен не только в Малороссии, но и в Великороссии вошло в обычай изображать апостола Петра с ключами в руках. Основание для сего, без сомнения, можно указывать в словах Иисуса Христа, обращенных к апо-

столу Петру: и дам ти ключи царства небесного. Но как этим обещана была Петру только та власть отпускать грехи, которая, по воскресении, Иисусом Христом дана ему вместе с прочими апостолами, то можно спросить, почему только один Петр изображается с ключами как символом этой власти? Почему не изображаются с ключами прочие

515

В. И. Аскоченский

апостолы,имевшиетужевластьотГоспода?Конечно,можно бы и безразлично смотреть на эти вопросы, если бы они были безразличны для Церкви и народа. Но известно, что на ключах Петра в Риме вырос особый догмат, не признаваемый Православною Церковию и противоречащий как Св. Писанию, так и духу Христовой Церкви. Нам известно, что и народ в юго-западной России и на севере ее небезразлично относится к такому изображению апостола Петра. На основании, без сомнения, этого изображения наши народные рассказчики, поэты, художники и иконописцы представляют апостола Петра единственным охранителем дверей рая, вводящим туда праведных и недопускающим входа грешникам, а потому, естественно, народ составляет себе понятие о Петре как апостоле, облеченном от Бога особенным пред прочими апостолами доверием и особым полномочием. Но из древней ли христианской Церкви ведет свое начало обычай изображать апостола Петра с ключами? На Афоне подобных икон нет; не встречаются ключи на древних иконах апостола Петра и в других местах Востока. На фресковых изображениях древнейших киевских церквей, Спаса на Берестове и Киевософийского собора, апостол Петр без ключей, с хартией в руке. Итак, мы вправе сказать, что обычай изображать апостола Петра с ключами в руке есть обычай позднейший, вошедший к нам после XI века, а может быть и гораздо позже, занесенный к нам с Запада; и потому не можем не пожелать, чтобы этот обычай, благоприятствующий римскому догмату о главенстве апостола Петра и основанном на нем главенстве папы, был отменен в русской Церкви. Истина и благо Церкви Православной требуют не только на будущее время не допускать в церквах подобных изображений, но исправить в православном духе и существующие изображения. Весьма правильно было бы изобразить апостола Петра, по древнему обычаю, с хартией, на которой написаны его слова:

Симон Петр, раб и посланник Иисус Христов, равночест-

516

Раздел V. СТАТЬИ ПО ЦЕРКОВНОМУ ИСКУССТВУ

ную с нами получившим веру в правде Бога нашего и Спаса Иисуса Христа1. Как противоположно такое изображение изображению с ключами римскими! Здесь – апостольское смирение; там – гордыня и превозношение»2.

Собеседник мой молчал, потому что надобно было молчать ввиду таких неотразимых, фактических доказательств. Я продолжал.

–  Вся беда от того, что мы до сих пор не имеем у себя цензурысобственнодляикон.Всякаякнижонка,брошюра, даже лубочная картинка подвергаются предварительному просмотру и дозволению выйти в свет; а икона, которая,

всущности, несравненно важнее всего, что мы пишем и печатаем, которая составляет предмет благоговейного поклонения, является бесконтрольно и часто служит явным соблазном для верующих. А будь-ка у нас контроль по этой части, тогда мы не видели бы ни суздальского безо­ бразия, ни академических прелестей.

–  Да как это сделать-то?

Очень просто: запретить продажу икон по лавкам, рынкам и базарам и учредить ее собственно при церквах. Пусть при всякой городской и сельской церкви будут иконы, приобретенные священником на церковные деньги от мастеров, и пусть желающие приобретают их с известным процентом – и вы увидите, что дело пойдет как лучше быть нельзя. Уж как себе хотите, а священник, каков бы там он ни был, гораздо более суздальцев и городских маляров, более даже, чем иные прославленные художники, понимает значение и характер иконы и, конечно, не выберет ни «Николу

врукавицах», ни нелепое подражание рафаэлевской Мадонне.Вселахидеревняхмераэтанетолькоуместна,нокрайне необходима. Случится, например, мужичку безотлагательная надобность приобрести икону – ну, сына там отпускает

врекруты, дочь отдает замуж или провожает кого-либо из

1  2 Пет 1, ст.1.

2  Киевск. епарх. вед. 1864 г. № 11. С. 365.

517

В. И. Аскоченский

своих близких на тот свет – где взять икону? Ехать в город, который отстоит от иной деревни верст на сто и более, убыточно и несподручно; ожидать какого-нибудь разнозчика, – да скоро ли его дождешься? А будь-ка при церкви иконы, – пошел к батюшке, заплатил по положению, тут же попросил освятить полученную икону – и дело с концом.

–  Но не будет ли это походить на монополию?

–  А хоть бы и походило, так что ж в этом дурного? Ведь это не то, что покойный откуп, от которого жирело и ширилось несколько особей и разорялись да гибли сотни тысяч. Всякому прихожанину будет очень хорошо известно, что прибыток от приобретенной им иконы обращается на поддержку и украшение церкви, на улучшение материального быта его отцов духовных, на воспитание детей священноцерковнослужительских; и если теперь, когда дерут с него иногда Бог знает за что двойную и тройную цену, он не ропщет, то, без сомнения, не скажет ни слова, когда ему дадут необходимую вещь по известной таксе, без всякого торга и вымогательства. Тогда, если хотите, и самая торговля иконами, которая так неприятно звучит в ушах благочестивого человека, потеряет свой рыночный характер, а будет простым обменом одной вещи на другую – дара кесарева на дар Божий.

–  Навряд ли согласятся с вами те, кому о сем ведать надлежит.

–  А мне какая надобность – согласятся или не согласятся! Мое дело сказать, подать мысль, а там – пусть как себе знают.

Не помню, чем кончилась беседа наша, но только последняя мысль залегла у меня на душе. Право, не мешало бы принять ее к сведениюи по должном соображении – к исполнению1.

1  Статья эта была уже написана нами, когда в февральской книжке «Духа христианина» мы прочитал весьма дельные «заметки г. А. Белецкого

об иконах, распространенных между нашим простым народом». Мысль

г. Белецкого совершенно та же, что и наша, и мы желали бы, чтоб имеющие

власть и силу прочитали ее с надлежащим вниманием.

518

Раздел V. СТАТЬИ ПО ЦЕРКОВНОМУ ИСКУССТВУ

Одному из многих

(Письмо к дирижеру одного из столичных хоров).

Ах, как хорошо, как хорошо пели вчера, в Великую Пятницу, под вашею дирекцией, всеми ожидаемую, всеми любимую песнь: Благообразный Иосиф! Я даже забыл обо всем, что окружало меня в эту великую минуту; мысль моя унеслась далеко-далеко из храма Божия; как бы внезапно, порывисто схватили ее эти баховские аккорды, эти нежащие сочетания звуков, и помчали вместе с собою туда, где все музы да грации, где молитвенному чувству вовсе нет места. «Прелесть что такое!» – шептали друг другу внимающие этому очаровательному пению. Все были в каком-то сладостном упоении, и я с нетерпением ожидал окончания богослужения, чтобы пожать вам руку и поздравить с таким блистательным успехом.

Но вдруг взоры мои упали на плащаницу, изображавшую гроб Спасителя, и мне стало совестно за восторг мой и грустно за вас, так неуместно оторвавшего молящийся народ от единого на потребу настроения. Я пал ниц перед Сошедшим с Креста со словом раскаяния и гневно осудил себя за бессмысленное увлечение. Как духа искусителя отгонял я от себя звуки, еще ходившие вокруг меня какимто неслышимым эхом, и простой дьячок, запевший в эту минуту Благообразный Иосиф давно знакомым сердцу напевом, показался бы мне Романом-сладкопевцем. Почтеннейший! Зачем вы это сделали? Зачем внесли чуждый огнь во святая святых, когда в горниле Церкви Православной есть свой огонь, тихо и благодатно размягчающий душу до сладких слез и глубоких воздыханий? Неужто вы, столь опытный и столь известный знаток церковной музыки, убеждены, что великолепно исполненная под вашею дирекцией композиция досужего маэстро лучше и

519

В. И. Аскоченский

пристойнее для такого великого момента, чем тот напев, который достался нам от древних времен и сросся с нашею душою с самого нашего детства? Да соберите всех Бахов, Палестрин [1], Бетховенов, Моцартов; пусть встанут Глинки [2] , Березовские, Бортнянские – все они вместе не напишут ни одной нотки, похожей на ту, которая так властно движет сердце многомиллионного населения Руси православной! Будь пропетая вашим хором пьеса исполнена в какой-нибудь филармонической зале, – мы единодушно аплодировали бы и вам, и управляемой вами капелле, – но

вхраме Божием, пред Гробом умершего за нас Спасителя,

вминуту всеобщего настроения к тихой и умиленной молитве – нет, это такая аномалия, с которою не помирится ни один православный человек! Нет, мы должны тщательно беречь те бриллианты, которые переданы нам нашими благочестивыми и мудрыми предками, а не заменять их стразами и тяжеловесами новейшего изобретения. Это неблагодарность, это грех!

Вы – наши отцы и командиры, но не забывайте, что мы – ваши судьи, Вы – учители ваших послушных певцев, но публика – не ученик ваш. Конечно, публике этой, en masseе, далеко до ваших познаний; она незнакома ни с генерал-басом, ни с контрапунктом, ни даже с музыкальной грамматикой; но у нее есть чутье, есть внутренний слух, которым она слышит и понимает гораздо яснее самих маэстро, что идет и что никуда не годится в деле православного богослужения. Она снисходительнее относится к дьячковской разладице, чем к сантиментальным, разнеживающим диссонансам, к которым так любят прибегать иные композиторы, с пренебрежением относящиеся к древнерусским церковным напевам. Не гневайтесь же, если из какого-нибудь уголка принесется к вам шепот неодобрения и досады. Она вступается за самое священное дело, за свое молитвенное расположение, которое вы так неосторожно нарушили; следовательно, ее голос до-

520