Yanin_V_L_Novgorodskie_posadniki

Андрея — род. в 1490 г. и сына Ивана Ивановича — Дмитрия, род. в 1484 г.), «От великого князя Всеволода Володимерского Ростовстии князи» (оканчивается именами сыновей князя Владимира Андреевича, продавшего в 1474 г. свою половину Ростова Москве). Далее следуют рубрики о тверских князьях (закан- чиваются именем Михаила Борисовича, последнего тверского князя — 1461— 1486 гг.), о белозерских князьях, смоленских князьях (здесь имеются только древние имена, однако исчерпывающие списки княжений). Следующая рубрика, перечисляющая ярославских князей, заканчивается именем Александра Федоровича, включая сообщение о продаже им Ярославля (ум. в 1471 г.). Из остальных рубрик хронологическое значение имеет перечисление «Царей Ардинских», оканчивающееся именем Зеди-салтана, т. е. Джелал-ад-дина, занимавшего ханский престол с 1411 по 1412 г.

Этот пестрый состав обзора характеризует его как компиляцию из разновременных обзоров. Отмечу несколько деталей и дат. Большинство составляющих обзор рубрик отражает успешное собирание Русской земли при Иване III и сохранилось в редакциях конца XV в., после 1490 г. Все эти рубрики имеют общерусский характер и восходят, таким образом, к какому-то обзору при общерусском или, точнее, московском своде конца XV в. Наличие такого свода в числе источников Уваровского списка предположено А. А. Шахматовым 91. Однако наряду с этим обзором Уваровский список использует и некоторые другие. Как уже показано выше, перечисление новгородских посадников останавливается в нем на дате, близкой к 1460 г. Перечисление золотоордынских ханов доведено только до 1411 г. Список новгородских владык обрывается на 1325 г. Здесь необходимо отбросить возможное предположение о том, что этот список не дописан сводчиком: как раз именем Давида оканчивается перечисление владык и в Новороссийском списке Новгородской Четвертой летописи.

Сосредоточивая свое внимание на списке новгородских посадников, мы должны остановиться на одной чрезвычайно важной детали. Анализируя состав Уваровского списка, А. А. Шахматов установил, что одним из его источников был ростовский владычный свод, составленный во времена архиепископа Трифона (1462—1467 гг.). Другие источники этого списка относятся к более позднему времени. На время Трифона указывает, в частности, помещенный в Уваровской рукописи список ростовских владык (под 1396 г.), который заканчивается этим именем. Трифоновскую редакцию А. А. Шахматов датировал временем не ранее 1464 г. 92. Принципиальное совпадение даты трифоновской редакции с датой посадничьего списка делает более чем вероятным предположение, что список посадников сводчиком Уваровской рукописи был извлечен из рос-

91Шахматов А. А. Указ. соч. С. 148.

92Òàì æå. Ñ. 148 è ñë.

товского владычного свода 1460-х гг. Между тем использование трифоновского свода в собственно летописном рассказе Уваровской рукописи прослеживается только до 1417 г. Для более позднего времени основой этой рукописи стал один из московских сводов. Это особенно подчеркивает независимость использования сводчиком собственно летописного рассказа и приложенного к нему систематического обзора.

С другой стороны, мы не можем предполагать, что список посадников в трифоновской редакции был оригинальным. Он не имеет никакого отношения к Ростову, будучи по своему происхождению новгородским. Следовательно, и его дата должна несколько отставать от даты составления трифоновского свода, не выходя, однако, за пределы 1460-х гг. В этой связи следует отметить, что в 1461 г. в Новгороде была произведена обработка владычного свода. Несомненные следы такой работы прослеживаются в Летописце епископа Павла, одним из источников которого был новгородский свод, доведенный до 1461 г. 93 Вполне закономерно предположение, что дополнение к Списку Б по Ермолинскому летописцу было составлено в связи с этой обработкой владычного свода около 1461 г.

Достаточно определенные выводы о причинах составления Списка Б также могут быть сделаны на основе наблюдений над отражением этого списка в летописных сводах. Список Б известен в связи с Новгородской Первой летописью младшего извода, с Новгородской Четвертой летописью и упомянутым выше Летописцем 1461 г. (в последнем случае ему сопутствует позднейшее дополнение. Вполне очевидно, что во всех этих летописях Список Б заимствован из общего источника. А. А. Шахматов не сомневался в наличии такого общего источника для всех перечисленных здесь летописей. Он колебался только в определении этого источника, называя его первоначально «Новгородским сводом 1448 г.» 94, а затем «Новгородско-софийским сводом 1430-х годов»95. В обоих случаях исследователь делил родственные рукописи на две семьи, к одной из которых он относил Новгородскую Первую летопись младшего извода, а к другой — все остальные.

Нашей задачей не может стать подробная критика построений А. А. Шахматова и реконструкции им новгородских сводов. Ограничиваясь наблюдениями над списками, мы должны обратить внимание на одно существенное обстоятельство. Сборник хронологических и генеалогических списков, использованный в Новгородской Первой летописи, восходя во всех своих рубриках к редакции 1423 г., несет на себе следы незначительной обработки, произведенной в

93Òàì æå. Ñ. 308—310, 368.

94Там же. Главы X—XVIII, XXIII; Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурноисторическое значение. М., 1947. С. 447—449.

95Шахматов А. А. Указ. соч. С. 366—368.

1433 или 1434 г. (включение имени Герасима в список митрополитов). Такой обработке вовсе не подвергся аналогичный обзор в Новороссийской рукописи Новгородской Четвертой летописи, где изложение во всех рубриках не переступает за рубеж 1423 г. Если отмеченная обработка связана с составлением «Нов- городско-софийского свода», то общий источник для обеих семей летописей можно искать лишь в более ранних сводах, в источнике самого «Новгородскософийского свода».

В системе построений А. А. Шахматова с таким источником мог бы быть отождествлен реконструированный им «Софийский временник 1432 г.», который с интересующей нас точки зрения представлял, таким образом, механи- ческое соединение в одном сборнике летописного свода 1432 г. и собрания хронологических и генеалогических списков 1423 г. Однако так ли уж прочно установлена А. А. Шахматовым дата редактирования «Софийского временника» Матвеем Михайловым? Сравнивая между собой позднейшие своды,

À.А. Шахматов неоднократно отмечал существование для многих новгородских летописей общего хронологического момента, совпадающего с началом 1420-х гг. На 1422 г. прекращается сходство летописного рассказа в Софийской Первой и Новгородской Четвертой летописях. Та же дата как граница использования разных источников названа А. А. Шахматовым и для Новгородской Первой летописи младшего извода. А. А. Шахматов не связывал указанную дату непосредственно с историей новгородского летописания, предполагая, что она выделяется в результате позднейшего соединения новгородских летописей с московским «Полихроном 1423 г.» на базе «Полихрона». Однако мы не можем возводить к московскому своду ни посадничий Список Б, ни окружающие его списки новгородских князей, новгородских владык, тысяцких и архимандритов. Все эти списки, отредактированные в 1423 г., имеют новгородское происхождение. 1423 г. оказывается этапной датой новгородского летописания, а исключительная связь этой даты с Новгородом особенно подчеркивается теми наблюдениями, которые были сделаны М. Д. Приселковым. Он доказательно установил, что составление фотиевского «Полихрона» надлежит относить не к 1423 г., а к 1418 г. 96 Если это так, то рассматриваемые списки возникают вне связи с общерусским летописанием, что, в частности, подтверждается и их включением в своды, использовавшие в числе своих источников «Новгородско-софийский свод».

Это обстоятельство заставляет вернуться к первоначальной точке зрения

À.А. Шахматова, согласно которой «Софийский временник» Матвея Михай-

96Приселков М. Д. История русского летописания XI—XV ââ. Ë., 1940. Ñ. 113 è ñë.

Ñ.142—149; Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение.

Ñ.305 è ñë.

лова был составлен в начале 1420-х гг., а не в 1432 г. 97 Принятие этой точки зрения не противоречит летописным показаниям о Матвее Михайлове: «домашние известия» Матвея Михайлова, имеющиеся в Новгородской Четвертой летописи, помещены под 1375 г. (рождение), 1382 г. (смерть отца), 1405 г. (смерть матери), 1406 г. (женитьба) и 1411 г. (рождение сына).

Мы уже установили, что Список Б возник в результате компиляции Списка А с данными летописного рассказа, совпадающего с повествованием Новгородской Первой летописи младшего извода. Поскольку главнейшим источником этой летописи был «Софийский временник» в редакции Матвея Михайлова, возможно думать, что Список Б был компиляцией Списка А именно с этой редакцией. Иными словами, сам факт компиляции может указывать на существование названной редакции «Софийского временника» в момент составления Списка Б, т. е. в 1423 г.

Переходя к истории Списка А, следует прежде всего отметить его возможную связь с задачами общерусского летописания. Рассмотрение заключительной части Списка А обнаружило, что он составлен около 1409 г. В истории новгородского летописания эта дата не выделяется совершенно, однако в истории московского летописания она известна как дата составления киприановского общерусского свода. До 1409 г. был доведен Троицкий список Московской летописи, сгоревший в 1812 г. и реконструированный М. Д. Приселковым 98. Киприановский свод использовал многочисленные местные летописцы, в том числе и новгородские. Можно предполагать, что составление Списка А было одной из форм новгородского участия в подготовке этого общерусского свода. Другую связанную с общерусским летописанием дату дает момент окончания 2-го дополнения к Списку А, хронологически совпадающий с моментом подготовки фотиевского свода 1418 г. Отмечу, что М. Д. Приселков допускал возможность составления «Софийского временника» Матвея Михайлова в 1418 г. Для выбора наиболее предпочтительной даты из двух возможных (1423 и 1418 г.) следует рассмотреть вопрос об источниках Списка А.

Важность рассмотрения этого вопроса очевидна. В силу того, что Список А лег в основу позднейшей редакции посадничьего списка, от его характеристики зависит и наше отношение к содержанию основной части всех

97Шахматов А. А. Общерусские летописные своды XIV и XV вв. // Журнал министерства народного просвещения. 1900. ¹ 9. С. 114; Он же. Обозрение русских летописных сводов XIV—XVI ââ. Ñ. 155 è ñë.

98Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV—XVI вв. С. 38, 366; Приселков М. Д. Указ. соч. С. 128—142; Лихачев Д. С. Русские летописи и их культур- но-историческое значение. С. 296—305; Приселков М. Д. Троицкая летопись: Реконструкция текста. М.; Л., 1950.

посадничьих списков. Степень его достоверности в конечном счете определяется характером его источников. Будучи составлен или отредактирован в начале XV в., он может отражать весьма спорные представления новгородца XV в. о посадниках, живших за 200—300 лет до него. Но он также может восходить к более ранним спискам, степень достоверности которых тем выше, чем ближе время их составления к времени содержащихся в них обозрений.

Для решения этого вопроса любопытные материалы дает сопоставление Списка А с показаниями новгородских летописей. К такому сопоставлению нам придется постоянно обращаться на протяжении всего исследования, однако главные наблюдения необходимо и уместно изложить здесь.

Сопоставление Списка А с летописными показаниями обнаруживает нали- чие в нем четырех частей различного происхождения. Первая, начальная, часть включает три имени, которыми открывается Список А. Эта часть имеет явное летописное происхождение, поскольку она отражает лишь те имена, которые названы в летописи в весьма случайных контекстах.

Вторая часть обнимает значительную часть Списка А от имени Завида (¹ 4) до имени Семена (¹ 49). Отличительной особенностью этой части являются ее полнота и точность. Посадники перечисляются здесь в строго хронологическом порядке, без каких-либо пробелов. Напротив, такие пробелы имеются в летописи, которая не знает, например, кто был посадником после смерти в 1243 г. Степана Твердиславича и до избрания Онаньи, фигурирующего в рассказе 1255 г. Список А помещает между Степаном и Онаньей Сбыслава (¹ 40). Еще более интересны имена восьми посадников, стоящих во главе этой части списка: Завид, Петрята, Костянтин, Миронег, Сава, Улеб, Гюрята, Микула, вообще не известные летописцу. Можно было бы предполагать, например, что эти имена искусственно реконструированы составителем списка на основании отчеств следующих за ними достоверных посадников, среди которых, как это показывает обращение к летописному рассказу, имеются Дмитр Завидич, Мирослав Гюрятинич, Петрило и Костянтин Микульчичи. Однако такое предположение не выдерживает критики. Мы с его помощью не сможем объяснить наличие в списке имен Петряты, Костянтина, Миронега, Савы и Улеба. С другой стороны, в числе ранних достоверных посадников имеются Костянтин Моисеевич, Иванко Павлович, Нежата Твердятич, но ни Моисея, ни Павла, ни Твердяты нет в Списке А. Более правильным в этой связи является предположение, что в основе этой части Списка А лежат внелетописные источники, отличающиеся точностью и полнотой.

Я ограничиваю вторую часть Списка А именем Семена, так как в следующей части начинаются существенные пробелы, вполне соответствующие пробелам летописного рассказа. Посадничество Семена (Климовича) впервые за-

фиксировано документами под 1292 г. 99 Следующим в Списке А назван Варфоломей Юрьевич (¹ 50), о посадничестве которого источники впервые говорят только под 1323 г. 100 В списке отсутствует Михаил Павшинич, избранный посадником в 1310 г. и лишенный посадничества в 1312 г. 101 Весьма интересно, что эти сведения имеются только в Новгородской Первой летописи старшего извода и отсутствуют во всех остальных летописях. Отсюда проистекает вывод, что, работая над этой частью списка, его составитель пользовался не Синодальным списком, а новгородским владычным сводом, т. е. одной из редакций «Софийского временника», в котором это имя отсутствовало. Показательно, что имя Михаила Павшинича, которое затем появляется в Списке Б, опирающемся на еще более позднюю редакцию «Софийского временника», оказывается там не на месте, а около имени сына Михаила Павшинича — Захарии, т. е. явно реконструировано. Фрагментарность третьей части Списка А и его зависимость от летописного рассказа подтверждается еще одним фактом. К 1327 и 1329 гг. относится не зафиксированное летописью посадничество Данилы 102. Это имя отсутствует в списке, поскольку оно отсутствует и в летописи.

Наконец, эта зависимость обнаруживается путем простейшего сопоставления третьей части Списка А с датами первого упоминания посадников в соответствующей части летописного рассказа:

Варфоломей (¹ 50) — Варфоломей Юрьевич, 6839 г. НПЛ. С. 344. Федор Ахмыл (¹ 51) — Федор Ахмыл, 6840 г. НПЛ. С. 344. Захарья (¹ 52) — Захарья Михайлович, 6840 г. НПЛ. С. 344 Матфей Коска (¹ 53) — Матфей Коска, 6840 г. НПЛ. С. 345. Федор (¹ 54) — Федор Данилович, 6843 г. НПЛ. С. 346.

Остафья (¹ 55) — Остафья Дворянинец, 6853 г. НПЛ. С. 358.

На имени Остафьи Дворянинца это соответствие прекращается. Последняя часть Списка А (¹ 56—80) содержит ряд имен, избыточных сравнительно с летописным рассказом, а очередность имен в этой части не совпадает с их оче- редностью в летописном рассказе, упоминающем посадников в случайных контекстах. Из этого следует, что четвертая часть Списка А так же, как и его вторая часть, имеет внелетописное происхождение.

99Liv-, Estund Curlatndisches Urkundenbuch nebst Regesten / Hrsg. von Dr. Fridrich Georg von Bunge. Bd. 1. Reval, 1855. S. 682—685 (далее — LUB), ¹ DXLVI.

100ÃÂÍÏ. Ñ. 65, ¹ 37.

101ÍÏË. Ñ. 92—93.

102ГВНП. С. 27, ¹ 14; Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV—XV ââ.

×.1. М.; Л., 1948. С. 301; Зимин А. А. О хронологии договорных грамот Великого Новгорода с князьями XIII—XIV вв. // Проблемы источниковедения. V. М., 1956. С. 313; ГВНП. С. 142, ¹ 85 (о дате этого акта см.: Янин В. Л. Указ. соч. С. 163).

Изложенные наблюдения показывают, что в распоряжении составителя Списка А в 1409 г. или около этой даты находились два отдельных посадничьих списка, один из которых начинался именем Завида и оканчивался именем Семена, охватывая период до конца XIII или начала XIV в., а другой содержал имена посадников от середины XIV до начала XV в. Оба эти списка имели независимое от летописного рассказа происхождение. Работа составителя Списка А свелась к компиляции обоих оригиналов с летописными данными, позволившими сделать весьма рыхлые в хронологическом отношении вставки в на- чало списка и в ту его часть, которая оказалась промежуточной между двумя оригиналами.

Используя для вставок владычную летопись, составитель Списка А имел дело с повествованием, свободным от тех ошибок, которые позднее отразились в Списке Б (включение имени Озарии). Следовательно, к 1409 г. еще не существовало той редакции «Софийского временника», в которой эти ошибки были допущены.

Связывая составление Списка А с новгородским участием в подготовке киприановского свода 1409 г., мы, по-видимому, имеем основания приписывать авторство четвертой части списка самому составителю Списка А. Большинство перечисленных в ней посадников были современниками составителя Списка А, а остальные их непосредственными предшественниками, что придает показаниям этой части особую достоверность.

Что касается более древнего оригинала, доводившего исчисление посадников до рубежа XIII—XIV вв., его первоначальное редактирование, возможно, связывается с новгородским участием в подготовке общерусского свода 1305 г., который М. Д. Приселков трактовал как великокняжеское предприятие. Сам факт новгородского участия в этом своде не подлежит сомнению 103.

Возвращаясь к вопросу о предпочтительной дате редактирования «Софийского временника» Матвеем Михайловым, мы с большей уверенностью останавливаемся на 1423 г. Действительно, работа по составлению обоих главных посадничьих списков, как уже показано, шла по линии компиляции внелетописных списков с показаниями летописи. Составители Списка А и Списка Б обращаются за дополнительными данными к владычному своду. При этом выяснилось, что между 1409 и 1423 гг. этот свод подвергается существенному редактированию, результаты которого были учтены в Списке Б, т. е. в 1423 г. Если связывать с этим редактированием окончательное формирование Списка А около 1418 г., вряд ли можно найти убедительное объяснение тому обстоятельству, что Список А полностью игнорирует поправки к летописному расска-

103 Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV—XVI вв. С. 19— 20, 365; Приселков М. Д. История русского летописания XI—XV вв. С. 113—128.

зу, сделанные редактором «Софийского временника». Напротив, само редактирование летописи должно было дать исходный толчок для редактирования всего хронологического и генеалогического обзора и появления в результате этой работы Списка Б.

Особого внимания заслуживает вопрос об отношении этого обзора 1423 г. к «Новгородско-софийскому своду» 1430-х гг. Присутствие этого обзора в летописях, восходящих к «Новгородско-софийскому своду», как будто указывает на то, что свод 1430-х гг. включал в свой состав списки князей, митрополитов посадников и т. д. Однако это предположение опровергается целым рядом обстоятельств. Во-первых, Новороссийская рукопись доводит перечисление митрополитов до Фотия, а в списках Новгородской Первой летописи младшего извода имеется еще и Герасим. Во-вторых, Уваровская и Новороссийская рукописи при перечислении новгородских владык останавливаются на кончине Давида, тогда как в Новгородской Первой летописи это перечисление простирается до 1423 г. По-видимому, следует предположить, что включение обзоров в перечисленные летописи было сделано в результате сверки «Новгородско-со- фийского свода» с «Софийским временником», обращавшимся в разных копиях. Одна из этих копий, не дополненная изложением событий следующих за 1423 г. лет, была использована в Новгородской Четвертой летописи и в протографе Летописца епископа Павла, другая, продолженная до 1432—1433 гг., отразилась в Новгородской Первой летописи младшего извода.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПОСАДНИЧЬИХ СПИСКОВ

Наблюдения над посадничьими списками, их сопоставление между собой и с летописными текстами, рассмотрение списков в связи с историей летописания характеризуют их как чрезвычайно сложный по своему составу, содержанию и значению исторический источник.

Отдельные части списков возникали в разное время. Одни из них имели внелетописное происхождение, другие целиком основывались на летописном рассказе, повторяя его упущения и ошибки. Оригинальные части списков в процессе редактирования компилировались с летописными известиями и собственными умозаключениями редакторов. Однако при всей сложности литературной истории посадничьих списков они могут и должны стать одним из важнейших источников нашей темы, поскольку содержащиеся в них сведения внелетописного характера нельзя реконструировать при помощи других документов.

Для ранних периодов новгородского посадничества наибольшее значение имеет Список А как самый древний из имеющихся в нашем распоряжении спис-

ков. Однако первостепенное значение он сохраняет не на всем своем протяжении. Исторически значительны в нем две части, имеющие внелетописное происхождение. Первая часть с именами ¹ 4—49 включает целый ряд посадников, не известных летописцу, и важна для реконструкции хронологии новгородских посадников до конца XIII в. Другая часть с именами ¹ 56—80 составлена современником перечисленных в ней посадников. Здесь также имеется ряд избыточных сравнительно с летописью имен и не зависимая от случайных контекстов летописного рассказа очередность посадников.

Значение первостепенных источников имеют также первые два дополнения к Списку А, которые по своему содержанию являются обзорами только что происшедших изменений в посадничестве.

Что касается Списка Б, его достоинства несомненны только на первый взгляд. Будучи компиляцией из Списка А и летописных сообщений, он включает некоторые ошибочные сведения, а также отражает собственные представления его составителя относительно родственных связей посадников XII—XIII вв. С другой стороны, Список Б сохраняет значение для истории посадничества второй половины XIV — первой четверти XV в., поскольку он содержит генеалогиче- ские сведения, находящиеся в поле зрения составителя как современника названных им в этой части списка посадников. Заключительная часть Списка Б, охватывающая период после 1409 г., имеет к тому же и большое значение для хронологии, будучи обзором самых последних изменений в посадничестве.

Несомненна также важность дополнений к Списку Б про Ермолинскому летописцу, систематический характер которого подтверждается наблюдениями над документами второй четверти и середины XV в. Наконец, 3-е дополнение к Списку А не может идти ни в какое сравнение с остальными списками, так как содержит беспорядочное припоминание посадничьих имен. Некоторый интерес в нем представляют лишь избыточные сравнительно с дополнением к Списку Б имена, включение которых в список датируется 1460-ми гг.