384

многие современные представители церкви все же не перестают проповедовать их, так как утрата веры привела бы к падению нравов и тем самым дестабили-

зации общества. Ценностный аспект религии более значим, чем в науке. По-

этому Кант, опровергая доказательства бытия Бога, рассматривает саму идею Бога как регулятивную, соразмерную человеку.

4. Как наука, так и религия, будучи элементами культуры, содержат принципы запретов. В мире природы действует необходимость, в мире свобо-

ды ― ценности, духовное, а не природное принуждение. Религия определяет возможность выбора за пределами науки, которая говорит о необходимости.

Религия и мораль существуют в мире свободы. Утверждение о том, что чело-

век должен подчиняться законам природы, нелепо, так как само долженство-

вание относится к миру свободы, а не природы. Бог в религии не всемогущ:

он не в состоянии заставить человека быть верующим, не в состоянии отнять у него свободу выбора; Бог ориентирует человека в мире свободы, а не при-

роды. Одни люди равнодушны к религии, другие ― восприимчивы, подобно тому, как одни люди равнодушны к науке или искусству, а другие ― нет. Ре-

лигия ― это ценность, вид духовности. Религия ― это не столько учение,

сколько образ жизни, способ существования человека. Религиозные про-

блемы ― это не научные, не технические, не инженерные проблемы. Это глу-

боко интимные проблемы, которые укоренены в жизни человека.

Человеческая жизнь несет в себе свое основание. Жизненная вера ― это направление жизненной энергии, воли к жизни. Это ― витальная вера, понят-

ная в контексте жизни, а не логики мышления. Вера настолько тесно связана с жизнью человека, что нельзя представить последнюю без первой. Эта непо-

средственная вера противостоит суеверию (вере всуе, то есть впустую), так как обеспечивает жизнеспособность человека. Короче, огрубляя, можно ска-

зать, что жизнь создает веру, а вера создает Бога. Истоки религии именно в этой вере как созидательной силе, открывающей перед человеком новые пер-

спективы благодаря соблюдению религиозных заповедей. Если наука являет-

21

ся эффективным способом приспособления человека к внешнему миру, то ре-

лигия позволяет ему при этом оставаться человеком.

5.Наука и религия ― это два вида активности человека. Утверждение

отом, что религия обрекает человека на пассивность, покорность, рабство,

основывается на молчаливой предпосылке о существовании только одного вида активности. Конечно, является историческим фактом, что от имени ре-

лигии многие теологи выступали против использования железных дорог для посещения «святых мест», куда надо ходить пешком, против использования метро как «преисподней сатаны» и т.д. Известно, что Ф. Ницше считал, что религию создали слабые люди. Все это верно. Но верно и другое: без религии человеческую историю понять невозможно (крестовые походы, искусство,

наука).

Активная природа науки не нуждается в доказательстве. Наука сегодня является самым эффективным инструментом приспособления человека к внешнему миру, посредством которого он вписывается в этот мир. Но за все надо платить. Успехи науки ослепляют, мешая трезво оценить ее место в культуре. Еще Кант различал два вида активности. В научной деятельности ценностное измерение скрыто, а явно присутствует механизм деятельности и ее результат. Но наиболее отчетливо ценности как вид активности обнаружи-

вают себя тогда, когда, например, человек отказывается выполнять то, что несовместимо с его совестью, достоинством. Подобного рода активность ре-

лигия, безусловно, формирует, благодаря чему человек вписывается во внеш-

ний мир, оставаясь самим собой, а не растворяясь в нем, не теряя своего лица,

своего достоинства. Можно сказать, что активность науки ограничена актив-

ностью религии, а последняя ― активностью науки. Гармония между ними и определяется осознанием и ощущением этой границы.

Суть современного понимания соотношения науки и религии тесно связана с принципом дополнительности Н. Бора. На основе данного принци-

па великий физик делит утверждения на два класса: ясные утверждения ―

22

это утверждения, противоположные которым либо истинны, либо ложны;

глубокие утверждения ― это утверждения, противоположные которым тоже глубокие. К числу глубоких утверждений относится суждение о корпуску-

лярно-волновой природе элементарных частиц. Исходя из принципа допол-

нительности, Бор пишет, что человечеству принадлежит два гениальных от-

крытия: Бог существует, и Бог не существует. Оба суждения, которые с фор-

мально-логической точки зрения исключают друг друга, совместимы в рам-

ках культуры, в сфере которой наука, исключающая существование Бога, и

религия, исходящая из существования Бога, рассматриваются как равноправ-

ные созидательные творческие духовные силы. По существу без ясного по-

нимания того, что религия относится к миру ценностей, а наука имеет дело с миром внешней природы, Коперник не совершил бы свое открытие. Это и позволило ему оставаться священником после построения гелиоцентриче-

ской системы мироздания.

Таким образом, наиболее корректная трактовка соотношения науки и религии сегодня, связанная с принципом дополнительности Бора и берущая свое начало от философии Канта, различающей теоретический (научный) и

практический (ценностный) разум, исключает редукцию науки и религии друг к другу и тем самым делает возможным более тонкое понимание соот-

ношения между ними.

§ 7. Наука и мораль

Если наука имеет дело с объективным миром, то мораль ― один из ос-

новных способов нормативной регуляции действий человека в обществе. По-

скольку она имеет дело с взаимодействием людей, то ее понимание является более трудным делом, чем решение даже самых сложных проблем естество-

знания. В связи с этим уместно привести знаменитый ответ Эйнштейна на вопрос о том, почему в науке рано или поздно всегда находится ответ на лю-

бые проблемы, тогда как в обществе до сих пор нет решения проблемы войны

23

и мира. «По-видимому, ― в свойственной ему лаконичной форме сказал ве-

ликий физик, ― это происходит потому, что политика сложнее физики».

Научное (рациональное) обоснование морали со времен Сократа явля-

ется довольно типичным. В частности, марксизм придерживается именно этой точки зрения. Широко известно определение В.И. Лениным критерия комму-

нистической нравственности, согласно которому нравственно все то, что спо-

собствует построению коммунизма.

Но уже Аристотель критиковал рациональную этику Сократа, связав добродетель не столько со знанием, сколько с волей. Ведь недостаточно знать, что является добром, утверждал он; важно проявить волю к соверше-

нию добрых дел. Августин Блаженный обратил внимание на недостаточность воли для совершения нравственных поступков. Даже искренне стремясь делать добро, человек часто оказывается во власти искушений, которые он не в со-

стоянии преодолеть без божьей помощи. Поэтому вера в Бога лежит в основе добра.

На ограниченность религиозного обоснования морали обратил внима-

ние И. Кант. Наука, как и мораль, соизмерима только с человеком. Представ-

ление о Боге ― это представление человека. Нелепы любые попытки доказать существование Бога самого по себе, так как все они выходят за пределы опы-

та, в рамках которого строится учение о природе и человеке. Широко извест-

ны заключительные слова «Критики практического разума»: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благогове-

нием, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, ― это звездное небо надо мной и моральный закон во мне. И то и другое мне нет надобности искать и только предполагать как нечто окутанное мраком или лежащее за пределами моего кругозора; я вижу их перед собой и непосредственно связы-

ваю их с сознанием своего существования»1. Моральный закон, названный Кантом как категорический императив, гласит, что следует поступать так,

1 Кант И. Соч. М., 1965. Т. 4. Ч. 1. С. 499.

24

чтобы максима нашей воли всегда могла быть вместе с тем и принципом все-

общего законодательства. Этот основной принцип морали, по Канту, является принципом волнения, определяющим направление поступков. Он выступает как форма всех поступков независимо от положения и обстоятельств, в кото-

рых происходят сами поступки. Это ― ценность, поскольку он выполняет ре-

гулятивную функцию. Человек поступает нравственно не для того, чтобы быть счастливым, а для того, чтобы быть достойным счастья. Роль удоволь-

ствия в этике Канта аналогична роли ощущений в гносеологии критической философии: и то и другое выражают пассивность субъекта и поэтому несуще-

ственны. Человек в этике Канта определяется как нравственная личность, фор-

мулирующая нравственные принципы (категорический императив), нрав-

ственные законы (не убей, не укради...) и нравственные чувства (совесть).

Ценность морали не в выгоде и пользе, а в достоинстве, свободе и ответствен-

ности. Ценность поступка не в результате, а в его нравственности, проявля-

ющейся в поступках, которые не всегда увенчиваются успехом. «Поступай так, как должно, а там будь что будет!» ― такова максима нравственности. Че-

ловек может то, что должно и поэтому мы вправе требовать от него соблюде-

ния нравственности. «Будь человеком!» ― говорим мы, хотя и осознаем всю сложность следовать этому принципу. Требования морали как акты духовного принуждения (а не физического) вовсе не вынуждают человека слепо им под-

чиняться. Его подчинение им является актом ответственности, а не рабства, в

котором проявляются честь, достоинство и свобода человека. Последние от-

сутствуют, если человек подчиняется своим аффектам, страстям, сиюминут-

ным желаниям, влечениям, на что обратил еще внимание один из представи-

телей рациональной этики Б. Спиноза, когда утверждал, что человек раб своих страстей, если следует им, а не подчиняет их разуму.

Этика Канта исходит из представления об амбивалентности человека.

С одной стороны, человек звено в мире природы, в мире необходимости, с

другой ― он живет в мире свободы: нравственная личность, имеющая духов-

ную структуру, не является звеном в мире причинной необходимости. Человек

25

начинается там, где происходит деление мира на мир необходимости и сво-

боды. Если инстинкты характеризуют непосредственную связь живого орга-

низма с внешней средой, то сознание проявляет себя в этом акте деления на два мира. В этом фундаментальном дуализме только и существует человек как человек. Эти два мира принципиально различны и было бы нелепостью сво-

дить один из них к другому. Известно, что, например, Д. Дидро определял свободу как иллюзию человека, который осознает себя причиной определен-

ных следствий, но не осознает себя следствием определенных причин. Для Канта же оба мира реально существуют с точки зрения человека, который яв-

ляется точкой их пересечения. Если бы не было сознания человека, то не было бы и деления на два мира, не было бы и проблемы человека. Человек детер-

минирован как горизонтально внешним миром (природной необходимостью),

так и вертикально (свободной причинностью, по выражению Канта). С помо-

щью естествознания человек вписывается в мир природы, с помощью морали ― в мир субъектов. Как физический детерминизм неприменим в обла-

сти этики, так и этический ― в области физики. Связь между ними в современ-

ной методологии науки выражается с помощью принципа дополнительности Н.

Бора, который по сути совпадает с решением проблемы свободы и необходи-

мости, данной Кантом. Очевидность принципиального различия мира природы и мира свободы становится явной, если мы учтем, что в школе и вузе мы изучаем гуманитарные и естественные науки на совершенно различных языках: для по-

нимания поступков литературных или исторических героев мы не нуждаемся в знании устройства их тел, хотя последние и подчиняются физическим, химиче-

ским и биологическим законам.

Между наукой и моралью как двумя видами духовной культуры есть много общего:

1. Обе содержат принципы запрета, без которых невозможен путь к истине или добру.

26

2. Как путь к истине становится в процессе усложнения науки все бо-

лее и более длинным и сложным, так и путь к добру, в противоположность пути к злу, становится все более окольным. Еще Гоббс писал, что с каким трудом мы поднимаем камень в гору, тогда как вниз он скатывается сам, с

таким же трудом нас вверх влекут добродетели, а вниз ― пороки.

3. Как принципы и законы науки носят общий характер, так и правила морали не зависят от эмпирического контекста. Ведь нравственный долг чист

ине зависит от обстоятельств места и времени: нельзя быть честным до обеда

итолько дома.

Различие между наукой и моралью сводится к следующему:

1. С исторической точки зрения мораль возникла раньше науки. Она яв-

ляется более долговременной структурой, чем наука. Поэтому не случайно,

что многие мыслители определяют человека как нравственное существо.

2. Мораль принадлежит миру свободы, наука ― миру необходимости.

Нравственным положениям присуще духовное принуждение, научным ― ло-

гическое.

3. Мораль ― это ценность, различающая добро и зло, наука ― это зна-

ние, различающее истину и ложь. Первая выполняет регулятивную функцию,

вторая ― познавательную. Мораль ничего не говорит о результате поступка,

наука обладает предсказательной функцией.

4. Мораль ― это плод воспитания, наука ― плод образования. Нрав-

ственные максимы непосредственно очевидны, научные положения логически обосновываются. Человек поступает по совести, а не по причине. Мы непо-

средственно различаем добро и зло, но встаем в тупик, когда нас спрашивают,

что это такое. Короче, они очевидны для души, но не для логического опреде-

ления.

27

5. Мораль укоренена в бытии человека, наука ― в мышлении человека.

Первая ― плод спонтанного непреднамеренного процесса, вторая ― плод преднамеренной целесообразности.

6. С помощью науки человек вписывается во внешний мир, с помощью морали он остается при этом самим собой, не растворяясь в нем.

Влияние морали на науку очевидно. Вебер писал, что прежде чем за-

ниматься производством вещей, которое сегодня немыслимо без науки, необ-

ходимо произвести самого человека. Мораль ребенок усваивает задолго до того, как осознает ее правила. Между нравственными поступками и правила-

ми морали существует такое же отношение, как между речью и грамматикой.

Я совершаю нравственные поступки, не зная правил морали, как я могу пра-

вильно говорить, не зная грамматику языка. Моральные наклонности и вку-

сы, о которых говорил Эйнштейн, оказывают влияние на выбор и характер научной деятельности. По стилю научной работы можно судить о нравствен-

ном облике ее автора.

Но имеет место и обратное влияние науки на нравственность. Извест-

ны слова отца атомной бомбы Р. Оппенгеймера о том, что изобретая атомную бомбу, физики осознали, что такое грех. Когда двенадцатилетний африкан-

ский мальчик узнал о первой пересадке сердца, то он задал нравственные во-

просы: действительно ли человек, у которого взяли сердце, должен был уме-

реть? А нельзя ли было его спасти? Подобного рода вопросы, которые ставит перед человечеством современная наука, можно множить до бесконечности.

Академик Легасов, бывший министр атомной энергетики, писал, что в России ученые всегда стояли на плечах гуманитариев. Так, например, на вопрос о том,

кем бы хотел видеть своего сына, известный русский хирург Н.И. Пирогов от-

ветил: «Человеком!». Поэтому не случайно, что именно Россия породила од-

ного из крупнейших ученых-гуманистов XX века, создателя первой в мире водородной бомбы А.Д. Сахарова.

28

Проблема совместимости гения и злодея (Моцарт и Сальери) суще-

ствует давно. Есть два типа ученых, по-разному ее решающих. Одни счи-

тают, что ученому нет дела до того, как используется его научное откры-

тие. Другие считают, что они несут ответственность за отрицательные по-

следствия применения своих открытий. Здесь можно провести такую ана-

логию. Известно, что подсудимые на Нюрнбергском процессе офицеры пе-

рекладывали свою вину на старших, приказы которых они выполняли, та-

ким образом, виновным в конечном счете оказался по такой логике один Гитлер. Так и создание атомной бомбы и ее применение против мирного населения Японии ― это дело рук и ума многих тысяч людей: ученых, кон-

структоров, инженеров, рабочих и, наконец, летчиков, сбросивших атом-

ные бомбы на мирные города Японии. И в том и в другом случае все люди,

вовлеченные в эти трагические события ХХ века, несут свою долю ответ-

ственности. Важно заметить, что осознание этой ответственности прямо не зависит от того места, которое занимал тот или иной человек в этой цепоч-

ке: летчик, сбросивший атомную бомбу, мучился угрызениями совести, то-

гда как Э. Ферми, создавший эту бомбу, от этого не страдал.

По большому счету наука облагораживает человека. Она выполняет не только образовательную, но и воспитательную функцию. Сама научная деятель-

ность формирует искренность, честность, так как она по своей сути стремится к истине, освобождаясь ото лжи, предрассудков. Наука учит скромности, по-

скольку ученый как никто другой осознает, как мало он знает. Да и сами научные открытия убеждают нас в том скромном месте, которое человек за-

нимает в мире (Коперник, Дарвин). Сам характер научной деятельности стано-

вится все более коллективистским. Эйнштейн считал, что идеальное место для него ― это быть смотрителем маяка или бакенщиком. Сегодня мечта великого физика стала утопией. Чувство солидарности, единства, сопричастности одно-

му общему делу формируется в современных научных коллективах. Наука формирует трудолюбие, поскольку в ней нет царского пути, и только тот до-

стигает ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее

29

каменистым тропам (К. Маркс). Бывший ректор МГУ академик Петровский любил повторять, что нетрудно увидеть Северный полюс, трудно до него дой-

ти. В конце своей жизни Эйнштейн с горечью заметил, что он теперь понима-

ет, почему люди любят колоть дрова: результат сразу же налицо, тогда как тридцатилетний труд по объединению гравитации и электромагнетизма так и оказался бесплодным. Наука интернациональна по определению. Ее здание строится всем человечеством. Ее язык ― математика. Позволю себе личное воспоминание. Будучи аспирантом МГУ, я часто ходил к физику-теоретику Г.А. Соколику, с которым активно обсуждал философские проблемы про-

граммы геометризации физики (тему моей кандидатской диссертации). Как се-

годня помню нашу последнюю с ним встречу в 1972 году. Мне было известно,

что вскоре он уезжает в Израиль и я с ним больше не встречусь. Поэтому я был настроен на исключительно деловой разговор. Но он начал беседу с нацио-

нальной проблемы. Я почти сразу же прервал его, извинившись, и задал во-

прос, вовлекая его в обсуждение философских проблем физики. Через полто-

ра-два часа после интенсивного обсуждения этих проблем, заканчивая разго-

вор, я всем своим существом почувствовал несоизмеримую ценность того, что нами обсуждалось, с тем, с чего он начал беседу. Желания вернуться к началу нашего разговора не было ни у меня, ни у него.

Человек не Бог, он задается негарантированными целями. Как процесс научного познания, так и процесс совершенствования человека никогда не сможет быть завершен: негарантированные цели гарантируют возможность бесконечного научного познания и совершенствования человека. Человек несо-

вершенен, писал Достоевский, не потому, что не может стать совершенным, а

потому, что у него нет предела к совершенству. Писатель Рыбаков как-то ска-

зал, что мы не можем победить ненависть, но если мы с ней не будем бороть-

ся, то ненависть победит нас. Стремление к истине и добру укоренено в нас. Оно делает нас людьми. Теряя это стремление, мы деградируем.

30