384

го познания мира, идея объективной реальности тем самым гарантирует бес-

конечность познания, открывая на любой стадии познания новые перспекти-

вы. Она совмещает понимание физики как опытной науки, так и науки рассу-

дочной. Синтез чувственности и рассудка только и дает физическое знание,

которое ограничено сферой опыта, выход за рамки которого запрещает разум.

Один из критиков логического позитивизма У. Куайн дает более тонкое понимание физического объекта. Он, как и неопозитивисты, исключает наивное понимание физического объекта в абсолютном смысле, то есть вне отношения к теории и к опыту: «Как эмпирик я продолжаю считать концеп-

туальную схему науки инструментом… для предсказания будущего опыта,

исходя из прошлого опыта. Физические объекты концептуально вовлекаются в эту ситуацию в качестве удобных и привычных опосредований, причем не путем определения в терминах опыта, а просто как нередуцируемые сущно-

сти, эпистемологически сопоставимые с богами Гомера. Что касается меня,

то я как "правоверный" физик верю в физические объекты, а не в гомеров-

ских богов, было бы научной ошибкой верить иначе. Но с точки зрения эпи-

стемологии, физические объекты и боги отличаются только в степени, а не в роде»1.

Онтология физической реальности, по Куайну, относительна не только с точки зрения теории, которую она объясняет, но и относительно предше-

ствующей теории, теоретический язык которой используется как идеальная составляющая эмпирического уровня новой теории. Язык же классической механики исходит из онтологии обыденного языка. Поэтому принцип соот-

ветствия, связывающий следующие друг за другом теории, не только соотно-

сит онтологию каждой теории с ее сущностью, но и связывает теоретический уровень предшествующей теории с эмпирическим уровнем новой теории та-

ким образом, что освобождает теоретическое познание от эмпирических эле-

ментов.

1 Quine W.Y.O. From a Logical Point of view. Camb. N. Y., 1953. P. 44.

151

Тезис об онтологической относительности Куайн обосновывает и ссылкой на принципиальную неопределенность радикального перевода с од-

ного языка на другой. Действительно, поскольку каждое слово связано с предложением, которое, в свою очередь, связано с различной структурой разных языков, то буквальный перевод с одного языка на другой неизбежно будет неадекватным. Поэтому опытный переводчик исходит из представле-

ния о целом, из смысла целого, тогда как детали ослепляют, мешают пони-

манию целого («за деревьями не видим леса», «дьявол прячется в деталях»,

как говорят англичане). Корректный перевод ― это свободный перевод по отношению к деталям, связанный смыслом целого. Даже передача информа-

ции от одного человека другому на «родном» языке, по Куайну, сохраняет радикальную неопределенность перевода, что наглядно проявляется в сужде-

ниях восприятия: слова «теплый» и «холодный» воспринимаются разными людьми по-разному.

В решении проблемы физической реальности неопозитивизм более ограничен, чем конвенционализм. Если для Пуанкаре в язык объекта входит язык математики, без которого язык физики построен быть не может, хотя математика и не есть физика, то неопозитивисты делают шаг назад по отно-

шению к конвенционализму, поскольку считают возможным независимую от всей остальной физики верификацию ее геометрической составляющей. Но их решение проблемы конвенционализма основывается на примитивной гно-

сеологии. Неопозитивисты признают, что знание о мире вне отношения к гносеологии является неопределенным. Они признают и то, что нет гносео-

логии без психологии: их разделение логики открытия и логики обоснования доказывает это. Вместе с тем неопозитивисты упрощают природу науки, ис-

ключая для ее понимания априорные синтетические суждения.

Сама эволюция логики, математики, физики и философии доказала ограниченность неопозитивизма. Концепция аналитичности логики была опровергнута А. Черчем, который доказал, что не существует алгоритма,

позволяющего решить при помощи конечного числа шагов, является ли дан-

152

ное предложение тождественно истинной формулой или нет. Убедительно опровергла аналитическую концепцию математики известная теорема К. Ге-

деля о неполноте формализованной арифметики, в которой он доказал, что в

«Принципах математики» Рассела и Уайтхеда, как и в любой другой фор-

мальной системе, имеются недоказуемые и неопровержимые в данной систе-

ме предложения, которые тем не менее содержательно очевидны и являются доказуемыми содержательными аксиомами и правилами вывода. Это значит,

что арифметика натуральных чисел имеет содержание, которое не может быть выражено только с помощью логических правил образования и преоб-

разования соответствующей формальной системы. Короче, в принципе не-

возможно построение чистой аналитической формальной структуры. Конеч-

но, содержательный элемент формальной системы не носит эмпирический характер, но он не является аналитическим и логическим.

Логические и математические истины тем самым не являются «исти-

нами во всех возможных мирах». В системах математики и логики содержат-

ся онтологические предпосылки. Поэтому функция математики в науке вовсе не сводится к формальным преобразованиям. Она предполагает определен-

ную онтологию и выступает как источник категориального аппарата позна-

ния. Именно поэтому при построении теории электромагнитного поля Макс-

велл использовал векторное исчисление, а Эйнштейн при построении теории относительности ― тензорное. Основная проблема в физическом познании,

что неоднократно подчеркивал Эйнштейн, заключается не в формулировке физических законов, соответствующих опыту, а в решении проблемы физи-

ческой реальности, которое возможно с учетом онтологического статуса ма-

тематических структур. Паули, который был посредником в споре Эйнштей-

на и Бора о природе квантовой механики, подчеркивал, что для Эйнштейна главным в фундаментальной теории является не динамика, а структура.

И, наконец, принцип физикализма как попытка преодоления солипсиз-

ма принципа верификации, как стремление выйти за рамки чувственных дан-

ных, за пределы научного анализа тоже вскоре обнаружил существенные

153

изъяны. Очевидно, что чувственные данные не могут быть рассматриваемы как непосредственная очевидная реальность не только с точки зрения науч-

ного познания, но и с точки зрения здравого смысла. Ведь язык ощущений субъективен, а обыденный язык, а тем более язык науки, интерсубъективен.

В предложении, которое мы передаем другому человеку, содержится не чув-

ственная информация, а информация, которая связывает это предложение со всей структурой языка. Именно поэтому мы понимаем друг друга, хотя чув-

ственно-наглядные ассоциации, которые возникают у каждого из нас в про-

цессе общения, могут при этом существенно отличаться друг от друга.

Переход к интерсубъективной концепции верификации неопозитиви-

сты связывают с трактовкой языка физики как универсального языка науки вообще. Конечно, результаты биологических и социальных исследований мо-

гут быть описаны на языке физики, который в конечном счете опирается на понятия, непосредственно связанные с чувственными данными. Но отсюда еще не следует, что язык физики является универсальным языком науки.

Сущность биологических и социальных процессов не может быть понята с точки зрения физики, подобно тому, как невозможно понимание самой физи-

ки с точки зрения биологии или социологии. Хорошо известно знаменитое высказывание Канта, что законы Ньютона в состоянии объяснить всю Все-

ленную, но бессильны объяснить былинку, травинку, гусеницу. Таким обра-

зом, идея социальной физики, автором которой является родоначальник по-

зитивизма О. Конт и которую разделяет вместе с ним неопозитивизм, не только не помогает пониманию природы науки, но и указывает ложный путь

ееэволюции.

Стех пор, как возникла физика, не прекращаются попытки свести к ней все остальные науки. Но чем дольше имеют место эти стремления редуциро-

вать все знание к физическому, тем очевиднее становится несостоятельность таких попыток. Само развитие науки все более и более убеждает нас в прин-

ципиальной несводимости многообразия наук к одной. Эволюция науки, чем дальше, тем больше, увеличивает расстояние между науками о неживой, жи-

154

вой и социальной природе. Это расстояние сегодня увеличилось настолько,

что угрожает забвению самой проблемы, из-за которой когда-то разгорелся весь сыр-бор. Наибольших успехов биологи и социологи достигают тогда,

когда осознают, что проблема понимания в этих сферах качественно отлична от проблемы понимания в сфере физики.

Укрупнейшего социолога ХХ века П. Сорокина есть яркий пример.

Втело человека вонзен нож. С точки зрения биологии мы можем констати-

ровать факт смерти как инвариантный факт. Но в контексте социально-

историческом этот биологический инвариант вариативен: это может быть акт жертвоприношения, акт войны, акт неудачной хирургической операции.

И наоборот, использование в языке физики понятий, заимствованных из язы-

ка биологических или социальных наук, способствует не решению физиче-

ских проблем, а скрывает их корректную постановку.

Конечно, в принципе физикализма содержится рациональное зерно.

Дифференциация и интеграция научного знания ― это реальная тенденция эволюции науки. Но единство этих двух тенденций следует искать не в ре-

дукционизме. Кибернетика и синергетика являются примером двух наук, ко-

торые, сохраняя суверенность разных наук, устанавливают более тонкую,

сложную и богатую связь между ними, чем это имеет место в принципе фи-

зикализма как разновидности редукционизма.

Итак, построение первой целостной концепции науки, отличное владе-

ние логикой, глубокое знание науки своего времени позволило неопозитиви-

стам получить весомые серьезные результаты, относящиеся к методологии научного познания. Тот факт, что неопозитивисты пользовались всеобщим признанием в течение 30 лет в значительной степени связан и с тем суще-

ственным обстоятельством, что они имели мужество признаваться в своих ошибочных взглядах, переходить на подчас радикально отличные от предше-

ствующих позиции. Эта самокритика определила жизнеспособность послед-

него этапа позитивизма. Вместе с тем, если неопозитивистская концепция

155

методологии научного познания является неоспоримым достижением, то это-

го нельзя сказать о туманной, неопределенной и подчас невнятной неопози-

тивистской философии. Особенно явно это проявилось в отношении их к классическому философскому наследию. Наиболее глубокую, полную и все-

стороннюю критику неопозитивизма дали их преемники в сфере философии науки, а именно постпозитивисты.

§7. Постпозитивизм

В60―70-е годы взаимоотношения философии науки и самой науки существенно изменились. Это было вызвано в значительной степени эволю-

цией самой науки, в которой стали усиливаться интеграционные и историче-

ские тенденции, противоречащие духу аналитичности, свойственной неопо-

зитивизму. Эти новые тенденции и учли постпозитивисты. Наиболее яркими представителями четвертого этапа философии науки были: Карл Поппер

(1902―1994), Томас Кун (род. 1922), Имре Лакатос (1922―1974), Майкл По-

лани (1891―1976), Пол Фейерабенд (1924―1996).

Если неопозитивизм разработал логико-методологическую модель науки, то постпозитивизм строит ее историко-методологическую модель.

Основные принципы этой модели сводятся к следующему:

1. Без динамической структуры научного знания теоретическое пони-

мание науки невозможно. Парадигма Дарвина распространяется на эволю-

цию науки. И если Мах говорил об эволюции понятий, то постпозитивизм говорит об эволюции структур.

2. Научное знание по самой своей сути является целостным. Деление на эмпирический и теоретический уровни научной теории не абсолютно, а

относительно. Нет и не может быть нейтральных протокольных суждений.

Любое эмпирическое высказывание «теоретически нагружено».

3. Философия и наука неразрывно связаны. Как Коперник совместил науку и религию в рамках культуры, так и постпозитивизм совмещает науку и философию. Философские идеи органично входят в «тело» науки. Они ли-

156

бо стимулируют, либо тормозят научный прогресс, но без них нет науки.

Принцип всего позитивизма ― «Физики, бойтесь метафизики!» ― несостоя-

тельный принцип для постпозитивизма.

4. Эволюция научного знания не есть строго кумулятивный процесс

(непрерывный, постепенный, экстенсивный). Научные теории независимы,

несопоставимы и несоизмеримы друг с другом. Правда, этот принцип не раз-

деляется И. Лакатосом.

5. Целью эволюции науки является не постижение объективной исти-

ны, а лучшее понимание природных феноменов, решение научных проблем,

построение более простых и компактных теорий.

6. Логический анализ научного знания необходим, но занимает подчи-

ненное место в понимании природы науки. «Тело» науки непонятно вне «те-

ла» культуры. Наука является одним из органов культуры. Для понимания науки необходимы историко-научный, методологический, науковедческий,

социологический, психологический и логический подходы.

Главное, что отличает постпозитивизм от предшествующей философии науки, ― это анализ науки в контексте культуры. Позитивистский анализ науки исчерпал себя. Стало ясно, что наука «…есть феномен, обусловленный культурой. Это не пустой идеал, обожествляемый и замкнутый в платонов-

ском пространстве. Наука, быть может, является наивысшим выражением человека, но, так же как и сам человек, она отнюдь не исчерпывается плоской рациональностью»1.

Подобное многомерное, человекоразмерное понимание науки, харак-

терное для постпозитивизма, фокусирует внимание на осмыслении научной деятельности как разновидности социально-культурного процесса. Трактовка науки, исходящая из объяснения деятельности ученого, позволяет учесть взаимодействие человеческих ценностей, мировоззрения, логики теории, ис-

1 Trenn Th. J. The non-rationaldimension on natural science. Deutsche Yiertel jahrs. Schr. Fur Literaturwiss u. Geistesgeschichte. Stuttgart, 1976. № 12. S. 13.

157

торических, социологических и психологических факторов. «Научная карти-

на мира» Поппера, «парадигма» и «дисциплинарная матрица» Куна, «ядро исследовательской программы» Лакатоса, «тематическое пространство» Холтона, «принципы естественного порядка» Тулмина, «эпистемы» Фуко ― все это различные названия устойчивых оснований научного знания, кото-

рые, будучи началами познавательной деятельности, не могут быть поняты вне культурно-исторического контекста, включающего в себя такие факторы,

как интеллектуальный климат, убеждения, ценности.

Без учета культурной атмосферы нельзя понять характер общеприня-

тых предписаний, убеждений, которые явно или неявно участвуют в станов-

лении научной теории. Любая научная теория содержит представление о мыслительной и практической деятельности ученого, без которого эта теория не может быть построена и проверена. Это представление формируется вне специально-научных процедур в более широком контексте культуры. Чисто натуралистический подход к науке, фиксируя внимание только на отношении теории к объекту, игнорировал активную творческую культурную деятель-

ность субъекта, регулирующую построение теории объекта. Но ведь ученый не только относится к объекту, но и обосновывает это отношение на ряде предпосылок мышления, которые могут либо осознаваться, либо нет.

Наука не есть результат лишь индукции (эмпиризм) или дедукции (ра-

ционализм), а является исключительно сложным процессом познания, осу-

ществляющимся в субъекте и протекающим вне познаваемого объекта. Осо-

знание этого придает научному представлению объекта более тонкое и глу-

бокое значение, чем это имеет место при одностороннем натуралистическом понимании науки. Адаптация науки как к объекту познания, так и к культур-

ной среде означает, что наука всегда имеет дело с целостной системой чело-

век ― природа, что наука всегда имеет человеческое измерение. Ученый не может мыслить о природе, не мысля о себе. «Не в себе сущая природа явля-

ется предметом современного естествознания, но взаимодействие между ма-

тематически и экспериментально рассматривающим природу человеком и

158

природой, которая благодаря этой научной постановке вопроса насильствен-

но принуждается к прямому ответу»1.

Подобное понимание науки не является открытием постпозитивизма.

Предпосылки такого понимания мы встречаем у Сократа, Платона, филосо-

фов-просветителей. Впервые в явном виде оно было сформулировано И. Кантом. Априоризм трансцендентальной философии связан с отказом от наивной натуралистической гносеологии эмпиризма и рационализма, которая игнорирует культурно-исторический контекст научного познания. Широко распространенное обвинение философии Канта во внеисторичности само яв-

ляется историческим недоразумением. Внеисторична догматическая филосо-

фия эмпиризма и рационализма, которую критикует основоположник немец-

кой классической философии, упрекая ее в односторонности. Критическая философия ― это открытие еще одного измерения науки, помимо опыта и логики, на которые опирались эмпиризм и рационализм. Отвергая гносеоло-

гическую робинзонаду догматической философии, трансцендентальная фи-

лософия открыла новую перспективу в понимании процесса познания. Слова А. Эйнштейна, согласно которым высший удел теории заключается в том,

что она открывает новые перспективы, справедливы и по отношению к фило-

софским учениям. Доказывая недостаточность эмпирического и формально-

логического обоснования научного знания, теоретическая философия Канта сделала возможным анализ процесса познания в контексте культуры.

Суть коперниковской революции, произведенной Кантом, заключается в понимании бытия науки в контексте человеческого бытия, а научной дея-

тельности в контексте культурной деятельности. Ведь центральным поняти-

ем трансцендентальной философии является понятие опыта. Понять человека через то, что он делает, ― исходная идея Канта. Априоризм означает воз-

можность изучения сознания в контексте человеческой деятельности. Имен-

но такой подход привел к открытию трансцендентальных предпосылок, ко-

1 Strolz W. Die naturphilosophische Fragestellung C.F. v. Weizsackere. Universitas. Stuttgart, 1978. № 1. S. 60.

159

торые делают возможным опыт и его последующее осмысление, эксперимен-

тальную деятельность. Эти предпосылки не входят явно в содержание науч-

ных теорий, хотя и используются в процессе их построения. Трансценден-

тальные предпосылки определяют структуру познавательной деятельности, а

не структуру объекта познания. Они является результатом рефлексии над процессом познания. Кант пишет об их эмпирической реальности и транс-

цендентальной идеальности, а физику определяет не как опытное исследова-

ние природы, а как исследование для опыта.

Априорные предпосылки не даны нам от рождения, так как носят ха-

рактер духовного принуждения, а не навязаны ни изнутри (рационализм), ни извне (эмпиризм). Они носят нормативный характер и поэтому могут быть обоснованы только в рамках культуры. Действительно, нормативность ― это атрибут человеческой деятельности вообще: чтобы говорить об истине, добре и красоте, нужны соответствующие эталоны. Для достижения своих целей человек всегда действует согласно определенным нормам, которые регули-

руют их достижение. Нормы конструктивны, так как сформулированы чело-

веком и принадлежат культуре, они обусловлены, но не навязаны в таком ви-

де внешней природой. Уже древние философы связывали между собой исти-

ну, добро и красоту, обращая внимание на их сверхбиологическую природу.

Эти нормы не направлены непосредственно на сохранение жизни человека,

но необходимы для формирования и деятельности его в мире культуры. Они связаны непосредственно с культурными и только опосредованно с биологи-

ческими потребностями людей.

Как правила построения знаний о мире, они имеют познавательную ценность, поскольку без них познание невозможно. И это не тавтологическое обоснование их необходимости, а явный учет познавательной способности человека. Априоризм Канта освобождает их обоснование от логического и эмпирического доказательств, которые носили редукционный и тавтологиче-

ский характер, исключающий последовательное деление на субъект и объект.

Нормы ― от нас, но кажутся принадлежащими объекту познания, так как

160