384

менное использование онтологической и гносеологической установок. По-

следовательное разделение этих двух контекстов является условием понима-

ния природы естествознания. Обращая внимание на онтологию, мы неявно учитываем гносеологию, и наоборот. Явное знание основывается на неявном,

сознательное ― на бессознательном, рациональное ― на иррациональном. В

знании об объекте проявляется знание о характере познавательной деятельно-

сти. Когда мы говорим об объекте вообще, мы уже предполагаем акт деления на субъект и объект. Сама способность говорить об объекте вообще вне от-

ношения к его структуре является условием независимости гносеологии от онтологии. Поле гносеологии связано с разделением языка субъекта и языка объекта, тогда как структура объекта и субъекта изучается в естествознании и науках о человеке. В настоящее время основным вопросом в этих науках яв-

ляется не вопрос о структуре объекта или субъекта, а вопрос о специфике естественно-научного и гуманитарного познания. Таким образом, явный учет гносеологии в современной науке свидетельствует о ее высокой зрелости.

Концепция неявного знания Полани не только убедительно доказывает ограниченность позитивистской концепции науки, но и является более после-

довательной трактовкой философии науки, освобождая постпозитивистскую интерпретацию науки от элементов неопозитивизма. В частности, с точки зрения Полани становится очевидной наивная трактовка третьего мира, мира науки Поппера. Интерсубъективный мир науки не существует и не может существовать в принципе, поскольку в основе явного рационального знания всегда лежит неявное знание, которое укоренено в культуре и предопределяет возможности рационального постижения мира. Следовательно, учение Пола-

ни открыло новые перспективы в исследовании природы науки, явно сформу-

лировав тонкую проблему соотношения рационального и иррационального в научном познании. Эта проблема получила парадоксальное решение в пост-

позитивизме Фейерабенда.

§ 8. Кризис постпозитивистской методологии

201

Пол Фейерабенд является, пожалуй, наиболее известным представите-

лем постпозитивизма. В основном это объясняется тем, что он довел до логи-

ческого конца определение тех идей, которые были заложены в постпозити-

визме и которые разделяли вместе с ним позитивисты.

Если основной целью философии науки, начиная с О. Конта до Фейера-

бенда, было стремление построить философию науки, сформулировав уни-

версальные принципы науки, отличные от других феноменов культуры, то Фейерабенд стремится доказать принципиальную невыполнимость этой зада-

чи. Он первым заявил, что философия науки в принципе невозможна. Суще-

ствуют только отдельные науки, но нет и не может быть философии науки.

Короче, есть науки, но нет науки, есть отдельные науки, но нет науки вообще.

Постпозитивизм Фейерабенда называют эпистемологическим анархиз-

мом, критическим плюрализмом, анархическим методологизмом. Во всех этих названиях выражается одна существенная антипозитивистская установка Фейерабенда, а именно: невозможность строгого разделения науки и ненауки,

стирание границы между допустимым и недопустимым в науке. Для понима-

ния этой позиции имеет смысл анализ следующих проблем: вопрос о соотно-

шении теории и фактов, проблема соизмеримости теорий и, наконец, пробле-

ма рациональности.

Вопрос о соотношении фактов и теории ― это один из ключевых во-

просов гносеологии, без решения которого невозможно решить проблему ис-

тины. Именно поэтому принципы верификации и фальсификации играют су-

щественную роль в философии науки. Фейерабенд утверждает, что теория неопровержима фактами, поскольку всегда есть несколько вариантов реше-

ния проблемы несоответствия фактов и теории: 1. Ссылка на неточность опытных данных. 2. Расхождение несущественно и может быть объяснено с помощью гипотезы ad hoc. 3. Игнорирование самого несоответствия, по-

скольку нет универсальных теорий, а всякая научная теория, объясняя одни

202

факты, исключает другие. Таким образом, идея Ф. Бэкона о решающем экспе-

рименте оказывается просто иллюзией.

Фейерабенд критикует как операционалистскую, так и неопозитивист-

скую трактовки эмпирических предложений. Если первая определяет смысл предложения его использованием, то вторая ― чувственными данными. Фей-

ерабенд вслед за Кантом и Эйнштейном утверждает, что именно теория ре-

шает, что может наблюдаться. Ведь чувственные данные сами по себе не несут никакой смысловой нагрузки, определяя биологическое, а не познава-

тельное отношение к миру. Широко известно, какое большое влияние оказала эта антипозитивистская установка Эйнштейна на формирование принципа неопределенности квантовой механики, автор которого (Гейзенберг) неодно-

кратно подчеркивал это.

Критикуя неопозитивистскую концепцию нейтральных чувственных данных, Фейерабенд указывает на связь терминов теории не только с языком наблюдений, но и с принципами самой теории. Он считает, что не столько чувственные данные детерминируют теорию, сколько теория детерминирует факты. Если Кун доказывал, что теорию нельзя сравнивать с опытом вне от-

ношения ее к парадигме, то Фейерабенд в начальный период своей научной деятельности под влиянием Поппера доказывает возможность опытной про-

верки теории самой по себе. Тот факт, что наблюдения интерпретируются в терминах теории, не исключает ее опровержение ими. Дело в том, что он вы-

деляет два класса фактов, а именно: фундаментальные факты, учтенные в ис-

ходных принципах теории, и предсказываемые теорией факты, которые зави-

сят как от принципов теории, так и от начальных условий. Вместе с тем Фей-

ерабенд соглашается с Куном, что теория богаче языка наблюдений, посколь-

ку есть свойства теории, которые обнаруживаются при ее сравнении с други-

ми теориями (красота, простота и т.д.). Зрелый Фейерабенд дает более тонкое понимание соотношения теории и фактов, выходя за рамки представлений Поппера и Куна.

203

Проблема соизмеримости теорий ― это одна из ключевых проблем постпозитивизма. Фейерабенд вслед за Куном обосновывает принцип несо-

измеримости научных теорий. Этот принцип тесно связан с антикумулятив-

ной концепцией эволюции науки, которую развивают Кун и Фейерабенд. В

пику Попперу и Лакатосу они доказывают несостоятельность кумулятивной концепции развития науки, которая основывается на возможности построения рациональной трактовки эволюции науки. Такая трактовка означает принци-

пиальную соизмеримость научных теорий, что, по мнению сторонников ку-

мулятивной концепции, выражает универсальный принцип соответствия.

Критикуя этот принцип, Кун и Фейерабенд различают формальную связь и связь интерпретаций теорий, устанавливаемую принципом соответ-

ствия. Если сводить данный принцип к формальной связи между старой и но-

вой теорией, то наиболее существенное различие между этими теориями, вы-

раженное в термине «научная революция», оказывается в тени. Если теории соизмеримы, то эволюция знания сводится к простому накоплению его отно-

сительно одного и того же объективного положения вещей. Такое понимание соотношения знания и реальности с точки зрения антикумулятивистов внут-

ренне противоречиво, поскольку содержит в себе интуитивное представление об «одном и том же объективном положении вещей», тогда как сами теории,

будучи несоизмеримыми, исключают такое представление. Эти теории имеют дело с разными мирами. Несоизмеримые теории, по определению, не могут относиться к одному и тому же объекту. Несоизмеримость не может быть ло-

гически определена. Невозможно определение несоизмеримости с помощью ясных и точных суждений. Несоизмеримость мы чувствуем, а не определяем.

Ее можно описать, но не объяснить. Действительно, если изменение длины тела в теории Ньютона связано с физическим воздействием, то в теории Эйнштейна ― с изменением системы отсчета. Таким образом, формальные связи между теориями Ньютона и Эйнштейна выражаются принципом соот-

ветствия, тогда как онтологии этих теорий качественно различны.

204

Понятие парадигмы Куна включает в себя структуры мышления, вос-

приятия и действия. Уже само деление на три структуры предполагает выход за рамки рационализма и учет неявных структур, не поддающихся рацио-

нальному осмыслению. Фейерабенд, вслед за Куном и Полани, подчеркивает,

что науку нельзя понять в контексте рационализма, по учебникам, научным статьям. Наука зависит от вненаучных обстоятельств. Но если Кун обращал

основное внимание на логическую несовместимость теорий, связанных прин-

ципом соответствия, то Фейерабенд обращает основное внимание на несов-

местимость в области восприятия и действия (методов, используемых в науке). Он привлекает богатый материал из области лингвистики и искусства.

Поэтому работы Уорфа и Пиаже занимают видное место в его аргументации.

Фейерабенд критикует рационалистические интерпретации науки, дан-

ные Поппером и Лакатосом. Он доказывает, что в реальной науке нет общего рационалистического языка. Сам язык существенным образом зависит от не-

явных структур, определяющих его грамматику и онтологию. Анализ станов-

ления внутреннего мира человека приводит Фейерабенда к выводу о несоиз-

меримости мировоззрения ребенка и взрослого. Общий вывод проблемы со-

измеримости научных изменений заключается в невозможности рациональ-

ной трактовки этой проблемы и указании на иррациональные мотивы, опре-

деляющие развитие науки: эстетические оценки, суждения вкуса, метафизи-

ческие предубеждения, религиозные склонности ― короче, личные вкусы ученого. Иначе говоря, наука освобождает ученого от пут рационализма, от-

крывая новые горизонты ее развития.

В пользу своей позиции Фейерабенд приводит общеизвестный факт,

что революционерами в науке часто являются дилетанты. В частности, Эйн-

штейн, Бор и Борн неоднократно признавались в этом. Данное соображение Фейерабенда созвучно идее Спинозы, говорившего, что сложность понима-

ния связана в основном с преодолением предрассудков, которые лежат на этом пути.

205

Цель науки, по Фейерабенду, не познание мира, а свободное развитие человека. Не познание истины, а свобода человека ― высшая ценность, кото-

рой служит наука. Принцип несоизмеримости научных теорий соответствует принципу пролиференции (разнообразия), выражающему свободное развитие индивида и стимулирующему критическую силу науки, тогда как всякое еди-

нообразие ослабляет дух критицизма и свободы. С точки зрения критического плюрализма утверждение об объективном характере развития науки предпо-

лагает корыстные интересы научного сословия, которое борется за власть, за финансы, за господство в обществе.

Отсюда следует радикальный вывод о несовместимости рациональной науки и гуманизма, неразрывно связанного с признанием уникальности,

неповторимости, своеобразия каждого человека. Наука же с ее признанием универсальных правил стоит на пути свободы. И, наконец, последний вывод анархического методологизма: необходимо в интересах свободы отделение науки от государства, как в свое время произошло отделение церкви от госу-

дарства. Без этого шага, по Фейерабенду, наука останется современным ми-

фом, превращающим человека в раба.

Разнообразие аргументов в пользу столь радикальной позиции по от-

ношению к современной науке просто ошеломляет. И этому, конечно, есть много причин. В частности, именно в ХХ веке наука стала наиболее суще-

ственным элементом жизни общества. Именно в ХХ веке она качественно из-

менила образ жизни людей. Но именно в ХХ веке она поставила под угрозу существование человечества. Вне этого контекста критика науки Фейерабен-

дом понята быть не может.

И, наконец, Фейерабенд детально исследует проблему рациональности как ключевую проблему философии науки. Даже в рамках постпозитивизма эта проблема получает иногда прямо противоположное решение. Когда Поп-

пер и Лакатос обвиняли Куна в иррационализме, то последний, отрицая это,

расширяет само понятие рациональности, включая в него иррациональные с

206

точки зрения его оппонентов элементы. Позиция Фейерабенда в решении этой проблемы совершенно иная. Наука существенно иррациональна, так как в своем развитии нарушает все рациональные правила, нормы, каноны. В ней нет той терпимости и критицизма, о которых пишут рационалисты. Наука ― это современный миф. Ей присущи фанатизм и нетерпимость в той же степе-

ни, как и мифу. Как миф организовывал жизнь первобытного общества, так и наука организует современное общество.

Эпистемологический анархизм развивает идею Витгенштейна о том,

что наука включает в себя не только формулы, правила, содержащиеся в научных работах, но и традиции, которые ускользают от рациональной фор-

мулировки, но неявно направляют научное исследование. Принцип несоизме-

римости теорий, по Фейерабенду, является естественным следствием отож-

дествления теорий с традициями. Парадигма Куна с точки зрения критиче-

ского плюрализма в большей степени поставила, чем решила, проблему связи теорий с традициями. Именно на эту связь Фейерабенд обращает основное внимание.

Как природа существовала до человека, а человек ― до науки, так и традиции предшествуют возникновению науки, будучи предпосылками чело-

веческой деятельности вообще. Как нет общества без традиций, так нет и науки без традиций. Традиции несут в себе свое основание и поэтому усколь-

зают от рациональной формулировки. Наука пасует перед традициями, по-

скольку их предполагает. Они носят непосредственный характер, исключая тем самым всякую проверку, которая, по определению, предполагает деление,

то есть сравнение. Ведь сама процедура подтверждения есть деятельность,

содержащая предпосылки и результаты. Но если нет этого деления, то нет и проблемы сравнения. Традиции просто есть, не будучи ни плохими, ни хоро-

шими.

Традиции духовны, иррациональны, интуитивны, бессознательны. Они не могут быть выражены на языке материальных объектов и отношений меж-

207

ду ними. Они существуют вне специально-научных процедур в более широ-

ком контексте культуры. Традиции безусловны, так как функционируют вне эмпирического контекста человеческой деятельности. Их нельзя рассматри-

вать ни как объективные, ни как субъективные. Они проективны, поскольку определяют направление и характер человеческой деятельности вне поля со-

знания. Действительно, деление на добро и зло, в отличие от деления на ис-

тину и ложь, носит иррациональный характер и мягко регулирует научный прогресс. Традиции как ценности позволяют отличать порядки от хаоса неза-

висимо от сознания. Именно благодаря им люди вписываются в окружающий мир, оставаясь людьми, а не растворяясь в нем.

Человек, в отличие от животного, благодаря своей духовности воспри-

имчив не только к миру вещей, но и к миру ценностей. Восприимчивость к последним носит иррациональный характер: чтобы отличить добро от зла, ра-

зум не нужен, об этом нам говорит сердце. О существовании ценностей, с ко-

торыми человек не может не считаться, он узнает только тогда, когда их теря-

ет, то есть косвенным путем, подобно тому, как о существовании грамматики он узнает, когда нарушает ее правила, а о здоровье, ― когда болеет.

Чувствительность к духовному миру ценностей носит не биологиче-

ский характер, поскольку сами ценности являются плодом процесса воспита-

ния, то есть результатом второго рождения. Подобно тому, как М. Вебер до-

казал, что для понимания общества марксизм должен быть дополнен учением о ценностях, так и Фейерабенд доказывает детерминированность рациона-

лизма традициями, лежащими в его основе. Традиции непроницаемы для ра-

ционализма, так как они делают его возможным. Исторически искусство и мораль предшествуют науке и делают ее существование возможной. Не слу-

чайно во французском языке слова «наука» и «искусство» являются одноко-

ренными.

Рационализм ― это образ познания мира. Он содержит ряд требований к построению знаний о мире, которым это знание должно удовлетворять, что-

208

бы считаться рациональным знанием. В частности, его достоверность опреде-

ляется соответствием наблюдениям, логичностью, преднамеренной целесооб-

разностью и предсказательной силой. С точки зрения этих критериев тради-

ции явно иррациональны, поскольку непосредственно чувствуются, являются выражением непреднамеренной целесообразности как предпосылки деятель-

ности, ничего не говорящей о ее результатах. В этой слабости традиций за-

ключается их сила. Рационализм без учета традиций не понятен, не полон.

Наука без ссылки на традиции создает иллюзию объективизма, тормозящую ее развитие. Только наука в контексте традиций сохраняет свою жизнеспо-

собность, открывая новые перспективы в своем развитии. Ведь несомненно,

что отказ от универсального характера классической механики и переход к релятивистской физике был осложнен теологическим обоснованием ее Нью-

тоном, подобно тому, как переход от геоцентрической к гелиоцентрической системе мироздания связан с установлением качественно нового отношения между наукой о природе и религией. Зависимость науки от традиций стано-

вится очевидной, если учесть тот очевидный факт, что наш язык является вы-

ражением традиций, а язык науки ― это усовершенствованный обыденный язык. Зависимость науки от традиций ― это иное выражение идеи Канта о примате практического разума перед теоретическим. Поскольку существова-

ние традиций связано с культурой, то они носят исторический характер и яв-

ляются выражением свободы человека по отношению к природной необхо-

димости. Нет вечных традиций. История общества ― это эволюция традиций,

но не отказ от них. В пограничных ситуациях, когда привычные традиции ве-

дут в тупик, происходит «пробуждение ото сна». Догматическое представле-

ние о необходимости привычных традиций ставится под сомнение. «Обора-

чивание метода», ведущее к переходу к новым традициям, неразрывно связа-

но с осознанием их духовной природы, с пониманием того обстоятельства,

что традиции не навязаны нам ни внешним миром, ни нашей биологической природой. Освобождаясь от пут старых традиций, общество открывает перед собой новые перспективы. Но этот переход к новому состоянию не означает

209

отказ от традиций в пользу разума, науки. Традиции ― не наука, они больше,

чем наука. Это ценность. Духовность остается высшей ценностью, определя-

ющей возможности и границы научного мышления.

Переход к новым традициям ― это плод спонтанного естественного процесса, который не поддается рациональной трактовке. Конечно, рацио-

нальный анализ соучаствует в переходе к новым традициям. Но не ему при-

надлежит в этом процессе решающее слово. Рационализм переоценивает ин-

теллект, сознательный замысел и недооценивает роль традиций, мягко регу-

лирующих человеческую деятельность вообще. Традиции ― это разновид-

ность спонтанных процессов, которые лежат в основе эволюции природы.

Преднамеренная целесообразность человеческой деятельности ― это разви-

тие непреднамеренной целесообразности, присущей органическому миру.

Непреднамеренная целесообразность ― это в свою очередь результат разви-

тия тех упорядоченных тенденций, которые имеют место в неорганическом мире. Идея эволюции глубже, тоньше, сложнее, богаче идеи разума, так как сам разум является плодом эволюции и поэтому пасует перед ней.

Конечно, высокомерие разума, свойственное рационализму, ― это крайность. Разум может и должен осторожно и постепенно критиковать и от-

казываться от традиций, которые являются результатом спонтанных процес-

сов. Но в любом случае традиции нельзя рассматривать как путы развития.

Ценность традиций пропорциональна времени их существования. Долговре-

менные, средневременные и кратковременные традиции явно неравноценны и для отказа, например, от первых требуется большая осторожность, чем от по-

следних: длительность существования традиции является следствием ее уко-

рененности в культуре. Традиции ― это те базисные, фундаментальные по-

рядки в обществе, которые делают возможным его существование, здоровье и развитие. Эти ценности определяют характер и направление человеческой де-

ятельности, посредством которой общество вписывается в природу, оставаясь обществом. Расширение поля критического разума не ведет к сокращению

210