118
быть подразделены на две группы:
В первой из них цель существует параллельно с результатом и достигается только после наступления преступного результата, по существу,
являющегося средством достижения цели. Так, при должностном подлоге в случае, когда должностное лицо вносит в корыстных целях в официальные документы заведомо ложные сведения, последствием преступления является введение в заблуждение государственных органов, которое совершается в целях извлечения имущественной выгоды. Следовательно, цель этого преступления - извлечение имущественной выгоды.
Во второй группе таких преступлений цель и результат как бы едины. Так, например, при причинении телесных повреждений направленность цели и результат преступления очень часто совпадают. Кроме того, имеются и такие преступления, в которых целью является само деяние, например, в формальных преступлениях.
Преступления, в которых мотив и цель являются обязательными признаками, совершаются только с прямым умыслом. В неосторожном преступлении можно говорить о мотивах поведения, а не о мотивах преступления.
Уголовно-правовое значение мотива и цели:
-могут быть обязательными признаками состава преступления, когда законодатель либо прямо указывает на них в диспозиции соответствующей статьи Уголовного кодекса, либо подразумевает их как необходимый признак состава конкретного преступления;
-являются в ряде случаев квалифицирующими признаками;
-когда мотив и цель не указаны в диспозиции статей Уголовного кодекса и законодательная конструкция того или иного состава преступления их не предполагает, то они исполняют роль обстоятельств, смягчающих или отягчающих ответственность.
Наряду с мотивами и целью необходимо также учитывать и эмоцио-
нальное состояние лица (эмоции – потрясаю, волную от лат. emoveo),
совершившего преступление. В психологии и философии выделяют четыре основные формы эмоциональных состояний, которые различаются силой и продолжительностью. Это чувство, аффект, страсть, настроение.
Под чувством принято понимать одну из форм отражения действи-
119
тельности, выражающую субъективное отношение человека к удовлетворению его потребностей, к соответствию или несоответствию чего-либо его представлениям.
Аффект – это очень сильное кратковременное чувство, связанное с двигательной реакцией (или с полной неподвижностью, так как оцепенение тоже форма двигательной реакции).
Страсть – это сильное и продолжительное чувство.
Настроение – равнодействующая многих чувств. Это состояние отличается длительностью, устойчивостью и служит фоном, на котором протекают все остальные психические процессы.
Далеко не все эмоции имеют уголовно-правовое значение, не все могут быть составным компонентом субъективной стороны преступления. Уголовное право учитывает лишь те из них, которые сопровождают процесс подготовки и осуществления преступного деяния. Какими бы по форме ни были эмоциональные состояния по поводу уже совершенного преступления, они не могут быть компонентами субъективной стороны.
Чаще всего уголовное право обращается к аффекту (сильное душевное волнение, вызванное неправомерным поведением потерпевшего). В этом состоянии психика человека выходит из обычного состояния, волнение тормозит сознательную, интеллектуальную деятельность, в известной степени нарушает избирательный момент в мотивации поведения, затрудняет самоконтроль, лишает возможности всесторонне взвесить последствия своих деяний.
В состоянии аффекта способность отдавать себе отчет в своих действиях, а также руководить ими в значительной степени понижена, что является одним из оснований для признания совершенного в таком состоянии преступления менее тяжким по сравнению с преступлением, совершенным при спокойном состоянии психики. Однако состояние аффекта не исключает самоконтроля, сознательного поведения, способности руководить своими поступками.
Лица, совершившие те или иные действия в состоянии физиологического аффекта, признаются вменяемыми и ответственными за свои поступки, поскольку у них сохраняется в той или иной мере способность самообла-
120
дания, не наблюдается глубокого помрачения сознания. Ответственность исключается лишь при патологическом аффекте, когда наступает глубокое помрачение сознания, человек утрачивает способность отдавать отчет в своих действиях и руководить ими. В состоянии патологического аффекта утрачивается вменяемость.
Аффект в законе рассматривается как основание для снижения меры наказания. Исходя из этого, законодатель, признавая некоторые действия, совершенные в состоянии аффекта, преступными, рассматривает их в то же время как совершенные при смягчающих обстоятельствах. Например, ст. 107, 113 УК РФ предусматривают пониженную ответственность за убийство, совершенное в состоянии аффекта, и причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в состоянии аффекта.
§7. Ошибка и ее уголовно-правовое значение
Принцип субъективного вменения (ст. 5 УК) требует оценки не только истинных, но и ошибочных представлений лица о характере совершаемого деяния и его социальном значении. Речь идет об «ошибке» и ее влиянии на форму вины и ответственности лица, совершившего уголовнопротивоправное или индифферентное для закона (например, т.н. «мнимое преступление») деяние. В связи с этим, рассматривая понятие вины, необходимо дать и понятие ошибки, определить ее влияние на уголовную ответственность. «Ошибка» – это немаловажная уголовно-правовая категория, существенно корректирующая основание уголовной ответственности (ст. 8 УК), либо исключая юридическую ответственность, либо превращая деяние из умышленно совершенного в неосторожное. В Уголовном кодексе РФ нет специальных норм, регламентирующих вопросы уголовной ответственности при наличии ошибки. Регламентация подобных вариантов уголовной ответственности в самом законе, справедливо отмечает Ю. Ляпунов1, значительно облегчила бы правоприменительным органом разрешение принципильного вопроса: есть ли в содеянном вина, какова ее форма и вид, не изменилась ли она под воздействием фактической ошибки (er-
1 Ляпунов Ю. Российское уголовное законодательство : резервы совершенствования // Уголовное право. 2002. № 2. С. 46 – 50.
121
ror facti) в субъективной оценке признаков деяния?
Международный опыт законотворчества свидетельствует, что в системе уголовного законодательства многих правовых государств мира содержится специальная норма, в которой дается определение понятия фактической (а иногда, кроме этого, и юридической) ошибки. Подобные нормы включены в УК Франции (ст. 122-3), Испании (ст. 14), Болгарии (ст. 14), некоторых штатов США, например штата Нью-Йорк (§ 15, 20), но наиболее полно и обстоятельно институт «ошибки» разработан в УК ФРГ, которому посвящены даже две самостоятельные нормы. Так, §16 регламентирует основания и условия ответственности при фактической ошибке, а §17 – при юридической ошибке, при заблуждении лица относительно противоправности совершаемых действии и других юридических свойств. Исходя из значимости исследуемого правового института и придавая важность нормативному закреплению «ошибки», в УК РФ следует отметить, что и российскими учеными предлагалась норма об ошибке. Более того, она была включена в проект УК РФ 1995 г. в виде ст. 29 («Ошибка в уголовноправовом запрете»). Но на этапе принятия Государственной думой в 1996 г. действующего УК РФ она была исключена, хотя некоторые ее положения частично составили содержание ст. 28 (невиновное причинение вреда). Такое паллиативное решение законодателя вряд ли можно считать оправданным. «Ошибка» – самостоятельный институт уголовного права, далеко выходящий за пределы казуса. В силу этого она нуждается и в самостоятельной уголовно-правовой регламентации (особенно добросовестное заблуждение относительно фактических обстоятельств дела, имеющих квалифицирующее значение), и притом в отдельной статье УК.
Представляется, заслуживают внимание предложения В.А. Якунина и В.В. Назарова о законодательном закреплении юридической ошибки в ст. 28-1 УК РФ и фактической ошибки в ст. 28-2 УК РФ1. Предлагаемые новеллы составляют добротную основу для выработки приемлемой редакции соответствующих норм по примеру УК ФРГ.
1 См. : Якунин Б. А., Назаров В. В. Ошибка в уголовном праве и ее влияние на пределы субъективного вменения. Ульяновск, 1997. С. 73.