Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Nachala.doc
Скачиваний:
5
Добавлен:
10.07.2022
Размер:
2.52 Mб
Скачать

1. Влияние формы сбора данных на результаты

1.1. Статистика самоубийств

«Самоубийство» (Durkheim, 1897) признано сегодня (а так было не всегда, см.: Besnard, 1987, р. 142—144) наиболее значительным произведением Дюркгейма, по той причи­не, что оно в основном опирается на статистические ма­териалы, а также потому, что из Дюркгейма сотворили классика — основателя количественной методологии. Вот почему нам кажется интересным в качестве первого при­мера взять статистику самоубийств. Однако можно с удивлением обнаружить, что «критике документа», о не­обходимости которой говорили выше процитированные представители дюркгеймовской «школы», в этом произ­ведении места нет.

Сравнивая весьма многочисленные статистиче­ские данные различного (во времени и простран­стве) происхождения, Дюркгейм подразумевает их сопоставимость, т. е. однородность условий сбора информации. Сомнительный характер этой его гипотезы может стать очевидным, помимо про­чего, уже из самого стремления Дюркгейма дать обдуманное и строгое определение изучаемого феномена, которое приводит его к отклонению от обычного смысла термина — расширению его опре­деления вплоть до случая «самопожертвования» мучеников. Как только он перестает удовлетво­ряться имплицитным определением «здравого смысла», возникает некоторое несоответствие между таким образом определяемым феноменом и тем, что охватывается используемой им офици­альной статистикой. К этому общему различию можно добавить дополнительные вариации в

[150]

«определениях», использованных в различных ста­тистических рядах.

Если проанализировать наблюдения Дюркгейма за способом конструирования этих данных, то, с одной стороны, обнаруживается глобальная кри­тика тех из них, что основываются на «мотивах» самоубийства, и, с другой стороны, несколько раз­розненных заметок (обычно в сносках), указыва­ющих на статистические колебания, труднообъ­яснимые в теоретических рамках данного произ­ведения. Эти фрагментарные замечания, сколь обоснованными они ни были бы, носят очевидный характер ad hoc. Так, замечание, что статистиче­ский рост явления может быть связан просто с улучшением условий сбора информации («правда прежде всего в том, что статистические переписи делаются точнее», р. 400), дано в рамках критики идей Тарда и по поводу несчастных случаев. Осо­бенностью регистрации, условия которой зависят от определенных социальных групп, объясняется тот случай, когда ожидаемое и обычно констати­руемое статистическое различие представляется чрезмерным: повсюду военные кончают жизнь самоубийством чаще, чем гражданские, но в Авст­рии различие явно превышает ожидавшийся Дюрк-геймом уровень. Он задается вопросом, не «про­исходит ли это от того, что самоубийства в армии более точно учитываются, чем среди гражданско­го населения» (р. 256), — соображение, которое могло бы быть справедливым не только для рас­сматриваемого исключения, но и для общего пра­вила, которое еще следует подтвердить. Подобно этому и утверждение, что затрагиваемые соци­альные интересы влияют на условия статисти­ческого регистрирования, высказано по поводу Англии как второстепенное объяснение доволь­но низких показателей самоубийств в этой стра­не: «Верно то, что английская статистика само-

[151]

убийств не отличается большой точностью. Мно­жество случаев относят к смерти вследствие не­счастного случая, поскольку самоубийство влечет уголовное расследование»(р.160).

Касаясь критики, посредством которой Дюркгейм объясняет, почему он не использует статис­тику «мотивов» самоубийств для построения на­учной теории их причин, можно также задаться вопросом, почему эта критика не распространяет­ся на всю совокупность рассматриваемых данных. Невежество «агентов, людей, часто подчиненных, которым поручена задача сбора информации», решения «сложной проблемы» о «причинах явле­ния», в конечном счете приводит только к тому, что остается добавить: «к сожалению, официаль­ные констатации слишком часто ошибочны, хотя и опираются на материальные и очевидные фак­ты, доступные пониманию любого разумного на­блюдателя и не оставляющие места для оценок» (р. 144). Но вынести заключение, что тот или иной случай гибели есть самоубийство, не означает ли «оценить» именно «причины»?

Определенная осторожность Дюркгейма в отношении некоторых статистических данных, которые он использу­ет (или отвергает), все же не снимает вывода, что он в целом не задается вопросами о практических условиях их разработки. Это замечал уже Франсуа Симиян в сво­ем обзоре о «Самоубийстве»: «В подобном вопросе был бы желателен предварительный анализ относительной значимости статистических выкладок по странам и во времени — всякий факт, у которого есть основания быть кем-либо сокрытым, очень трудно поддается статистиче­скому учету. Статистические материалы по самоубий­ствам, следовательно, неизбежно неточны, но отнюдь не правомерно и априорное утверждение, что эти неточно­сти будут равнозначны в разных странах, в разные эпохи различия в организации полиции, в организации сбора сведений, например, могут оказывать свое влияние)»

[153]

(Simiand, 1898, р. 650; 1987, р. 82). Кстати, работа, в ко­торой Морис Хальбвакс комментирует в 1930 г. произве­дение Дюркгейма, содержит достаточно полное описание административных уложений, при которых были тогда собраны эти данные в различных странах Европы (Halb-wachs, 1930, chap. 1).

И сто лет спустя вопрос о значимости этих статисти­ческих данных остается одной из болевых точек дискус­сий, поднятых книгой Дюркгейма, о чем свидетельству­ет, например, один посвященный ему педагогический труд (Baudelot, Establet, 1984). Ответ, который дает этот труд, характеризует наиболее распространенную позицию по данной проблеме. Она сводится главным образом к при­знанию, что статистические материалы «по умолчанию» недостоверны (в современной Франции недостоверность, видимо, составляет 25%) и что нужно ограничить во вре­мени и пространстве поле сравнений, допуская при этом, что в данной стране в данный период «погрешность» мо­жет быть незначительной, т. е. колебания «охвата» ста­тистическим «замером» явления по социальным катего­риям достаточно слабы. Такова гипотеза, часто применя­емая статистиками, в соответствии с которой можно строить справедливые рассуждения на основе ложных статистических данных потому, что если даже сами мас­сивы плохо замерены или мало известны, их изменения можно фиксировать с достаточно большой достоверно­стью. Таким образом, не будет абсурдным сказать, что такое явление, как суицид или безработица, увеличилось или уменьшилось на 5%, имея в то же время в виду, что применяемый метод измерения дает значения с отклоне­нием в 10-20% от «истинного» значения. Ведь разница (остающаяся неизвестной) между фактическим и «истин­ным» значением оказывается при этом более-менее по­стоянной в силу стабильности процедур, с помощью ко­торых произведено измерение.

Однако нельзя ли предположить, что причины рас­хождения между «явлением» и его статистической фик­сацией, не обладая постоянством действия, изменяются

[153]

в зависимости от социальных условий таким образом, что статистические колебания частично или полностью мо­гут проистекать из изменений условий самого измерения? Джек Дуглас с достаточной точностью развивал подоб­ные гипотезы в отношении колебаний индексов суицида (Douglas, 1967), и именно в ответ на его критику Бодло и Эстабле защищают достоверность статистических пока­зателей самоубийств и пытаются показать, например, что сокрытие фактов есть величина конечная. Тем не менее, они сами показывают убедительную иллюстрацию этих изменений измерительного инструментария: исследова­ние современных правил статистической регистрации самоубийств во Франции приводит к констатации, что информация о случаях, расследуемых жандармерией, бо­лее регулярно передается в статистическую службу, чем информация полиции, что влечет за собой — с учетом их территориальных полномочий — значительное заниже­ние числа городских самоубийств. Таким образом, тот факт, что суицид кажется более распространенным в сель­ской местности, чем в городе (в настоящее время, по­скольку в эпоху Дюркгейма было наоборот), следует объяснять, по крайней мере частично, различием в адми­нистративных подходах к составлению отчетности. «Судя по таблицам INSERM, какой департамент ни возьми, ин­декс самоубийств наименее значителен в больших горо­дах. К сожалению, в большой степени здесь речь идет об артефакте, связанном с тем, как жандармерия (в сель­ской местности) и полиция (в городах) ведут дело после идентификации причины смерти» (Baudelot, Establet, 1984, p. 90).

Этому артефакту, следовательно, соответствует «ошиб­ка», которую можно исправить, как только она станет оче­видной (прежде всего статистически, «восстанавливая» затронутые статистические ряды, и, далее, администра­тивно, по возможности реформируя порочную практику), но которая, якобы, по мнению авторов работы, не оказы­вает значительного воздействия на другие колебания ста­тистических показателей суицида. Тем не менее, следуя

[154]

за Дюркгеймом и за теми, кто его защищает от возраже­ний Дугласа, можно констатировать, что между самоубий­ством и его статистической фиксацией существуют раз­личные опосредованные показатели, которые могут быть ненадежными и благодаря которым вопрос о «качестве» или «точности» данных распространяется не только на подсчет явлений в их совокупности (число самоубийств в стране), но и на значение его статистических колеба­ний. Для начала можно ограничиться этой констатаци­ей, хотя в дальнейшем не мешало бы обдумать, является ли вопрос о допустимых пределах ошибки и их измен­чивости единственно важным и достойным внимания.