3.2. Сила слов и социальные силы

Анализ дискурса, заключенных в нем представлений, формулируемых претензий невозможен в отрыве от изу­чения тех, кто его произносит, и инстанций, где он про­износится или публикуется. С социологической точки зрения — это именно те факторы, которые придают силу и эффективность особой форме выражения, чем и явля­ется этот дискурс, который нельзя изолировать от дру­гих инструментов, нацеленных на придание некой «соци­альной устойчивости» декларируемым притязаниям. Если

[118]

верно, что сила (и смысл) дискурса зависят в значитель­ной степени от характеристик того, кто его производит, важно поставить вопрос о «репрезентативности» вы­разителя официального мнения и его способности «мо­билизовать общественное мнение». Изучение также дол­жно охватывать все формы мобилизации и условия, которые делают их возможными и которые воздействуют таким образом, что, в частности, поддерживают автори­тет дела перед лицом публичных властей.

Действительно, для обретения «проблемой» формы социальной проблемы недостаточно того, чтобы нашлись агенты, социально признанные компетентными для ана­лиза ее характера и выработки приемлемых решений; нужно еще навязать ее присутствие на сцене публичных дебатов. Например, публичная критика положения жен­щины феминистскими движениями I960—1970-х сопро­вождалось работой по мобилизации. Это предполагает разработанный социальный инструмент, такой, как созда­ние «групп», функции которых являются одновременно материальными (разделение труда на информирование и распространение) и символическими (придание отдель­ным выступлениям силы «коллективных» событий).

Это приводит (по крайней мере, в первое время) к утверждению и новому определению «убеждений», как говорил Макс Вебер, через совокупность приемов соци­альной и интеллектуальной интеграции, которые «мел­кие собрания» превращает в «митинги», а редактиро­вание листовок, лозунгов или брошюр переводит в пуб­ликацию специализированных журналов. Митинги и манифестации предъявляют себя официально, проходят в публичных местах и стремятся стать «событием, о ко­тором говорят», в частности, наиболее значимым на се­годня — благодаря освещению его в прессе (Lenoir, 1985 и глава 4 наст. изд.).

В процессе установления «третьего возраста» как социальной проблемы обнаруживается коллективная ра­бота по внушению специфической социальной идентич­ности. Но, в отличие от «феминистского движения», она

[119]

исходит не столько от ассоциаций защиты пенсионеров или пожилых людей (существующих чаще всего, как го­ворится, «на бумаге»), сколько от различных категорий специалистов в области управления старостью (соци­альных работников и организаторов, геронтологов, ге­риатров и т. д.), которые играют роль «активистов движения». Именно они в действительности чаще всего находятся у истоков ассоциаций, составляют и распро­страняют брошюры и журналы, участвуют во всех мани­фестациях, где высказываются специфические притяза­ния, свидетельствуя одновременно о социальном суще­ствовании «группы» и политической важности проблемы, которую она ставит.