3.4. Эксперт и социолог

Приглашение экспертов в административные инстанции не ново. Робер Кастель описал эволюцию, которая при­водит эти инстанции к обращению к специалистам, функ­ция которых поначалу состояла «в оценке, исходя из их собственных знаний, конкретной ситуации» (Castel, 1985, р. 84-92). Это вмешательство характеризовалось тем, что мобилизованная компетенция, «капитал экспертизы» был независимым по отношению к интересам институции, ко­торая к нему обращалась.

Предельным случаем такого технического аспекта отношения, которое может продемонстрировать экспер­тиза, является отношение эксперта-бухгалтера, которо­го судебные органы просят подвести финансовый баланс предприятия. То же самое происходит в случае балли­стической экспертизы. Именно с этих «служебных отно­шений» между двумя институциями начинает формиро­ваться экспертиза как «инстанция легитимации». Робер Кастель, анализ которого мы здесь воспроизводим, при­водит пример обращения судов к психиатрической экс­пертизе, практике, которая в судебных кругах стала вво­диться с начала XIX века.

[126]

Обращение к экспертам объясняется внутренним противоречием функционирования судебного ап­парата. В соответствии с уголовным кодексом, чтобы быть обвиненным, нужно быть ответствен­ным за свои действия. Когда какое-либо деяние происходит в таких обстоятельствах, что оно ка­жется совершенным за гранью вменяемости, суду, тем не менее, необходимо дать свое определение, однако критерии, на которые он опирается в обо­сновании своего приговора, не всегда могут ква­лифицироваться судебной институцией как отно­сящиеся к делу. Обращение к эксперту, т. е. аген­ту, снабженному специфической компетенцией, внешней по отношению к компетенции институ­ции, которая к нему обращается, позволяет по­следней преодолеть противоречие. «Говоря, что обвиняемый, — продолжает Кастель, — ответ­ственен или не ответственен (и предоставляя зна­ния в доказательство), эксперт-медик позволяет судебному аппарату функционировать в соответ­ствии со своей логикой, т. е. выносить приговор "по всей справедливости" или добровольно отка­зывать в вынесении обвинительного решения, в зависимости от того, согласуется инкриминиру­емое действие с его собственными категориями или нет».

Видно, что речь идет в этом случае о служеб­ном отношении: эксперт здесь не представляет собой фигуру «решающего». Он передает мнение, и это уже дело заказчиков, использовать его или нет. Но даже в случае, когда «мнение эксперта не распознает сути», как говорят юристы, содержа­ние экспертизы не перестает влиять на решение. Так что легитимность судебной инстанции здесь скорее отступает перед легитимностью эксперти­зы. «Точнее, первая основывается на легитимно­сти экспертизы, которую она лишь переформули­рует на своем собственном языке». Эксперт —

[127]

часто врач или психолог— является агентом, обладающим легитимной властью устанавливать категории классификации индивидов, а также рас­познавать в их отношении симптомы и показате­ли, этим категориям соответствующие. Таким образом «предписывающая» экспертиза совер­шает нечто вроде морального влияния, основанного, без­условно, на знании («специфическом капитале» специа­листа). Это знание производит «нормативные факты», квалификации и деквалификации, имеющие правовой статус. Такой мандат эксперта является не исключитель­но техническим мандатом, а способностью определять нормы. «Он выступает посредником не при выборе тех­нических возможностей, а при ценностном выборе» (Castel, 1985, р. 81-92). Ту же самую логику можно об­наружить в решениях, касающихся образовательной ориентации в секциях специального обучения (Balazs, Faguer, 1986, p. 115—118) или в использования тестов на понимание в школе (см. Muel-Dreyfus, 1975).

Появление социальной проблемы обязано, таким об­разом, двум рядам факторов. В результате различных социальных потрясений на повседневную жизнь индиви­дов воздействуют различные потрясения [структуры], влияние которых различается в зависимости от соци­альных групп; но эти объективные условия порождают социальную проблему только тогда, когда ей найдена пуб­личная формулировка. Это отсылает ко второму ряду факторов (работа по сообщению, навязыванию и легити­мации), о которой только что говорилось. Остается тре­тья фаза: процесс институционализации, который призван фиксировать категории и делать их устойчивыми и оче­видными для всех.

[128]