_-XX(X~1

В беседе с ней иракский лидер С. Хусейн выступил против возможной агрессии против Пакистана. Столь же благожелательно ее встретили и в Кувейте, где много говорилось о «мусульманской солидарности». Однако не прошло и пары недель после ее турне, как Ирак совершил агрессию против Кувейта, и в течение нескольких дней в начале августа полностью оккупировал его территорию. Агрессия Ирака вызвала значительные жертвы и разрушения, бегство из Кувейта десятков тысяч людей, в том числе работавших там пакистанцев.

Правление кабинета Н. Шарифа

Момент, когда внимание Вашингтона, да и всего мира, не исключая Пакистан, было приковано к начавшейся войне в Заливе, в Исламабаде сочли удобным для отставки правительства Бхутто, роспуска парламента и провинциальных ассамблей и назначения новых выборов. При этом президент Г.И. Хан действовал в соответствии с существующими конституционными нормами, обвинив исполнительную власть в коррупции, непотизме, неспособности навести порядок в стране и управлять ею. Хотя некоторые из обвинений кажутся не лишенными оснований, внутриполитическая ситуация в августе 1990 г. не была критической, а проведение вторых выборов, менее чем за два года, подрывало авторитет демократических институтов и представительной власти.

На трехмесячный период до проведения выборов президент назначил временный кабинет министров во главе с лидером оппозиции в Национальном собрании Г.М. Джатоем. Он стал четвертым премьер-министром из Синда и, как они, был крупным землевладельцем, представителем одного из ведущих кланов северной части провинции. Джатой начинал в политике как соратник З.А. Бхутто, занимал ряд министерских постов в его кабинете, был главным министром провинции. После восстановления партийной системы создал свою партию, не присоединившись к ПНП.

Время его пребывания на посту главы правительства совпало с набиравшим обороты международным кризисом из-за оккупации Ираком Кувейта. Пакистан традиционно поддерживал тесные связи со всеми государствами Залива, включая Кувейт, а Саудовская Аравия, где нашли приют кувейтский эмир, его двор и

360

правительство, была одним из главным финансовых доноров Пакистана. Естественные симпатии к Саудовской Аравии и Кувейту делали, казалось бы, легким внешнеполитический выбор для Исламабада. Однако дело осложнялось тем, что с самого начала кризиса в него активно вмешались США. Получив согласие короля Саудовской Аравии Фахда, Вашингтон уже 7 августа начал переброску в Восточную провинцию королевства крупного контингента своих войск, который был поддержан мощной эскадрой из 80 боевых кораблей, включая четыре авианосца. Подключение США к конфликту изменило общественные настроения в мусульманских странах. Тем более что С. Хусейн, искусно играя на них, попытался увязать вызванный им конфликт с палестиноизраильским. По его словам, аннексия Кувейта была необходимой мерой, призванной мобилизовать ресурсы «арабской нации» на борьбу с сионизмом. Призвав всех арабов и мусульман начать «джихад» против «американцев и сионистов», он внес раскол в исламский мир. Показательно, что Тегеран, недавний враг иракского режима, сначала заявил о нейтралитете, а затем открыто встал на сторону Багдада.

Соответственно с менявшейся обстановкой изменялись настроения в Пакистане. На первых порах правительство объявило о полной поддержке Кувейта и согласилось направить 5-тысяч- ный контингент в Саудовскую Аравию. В конце сентября Джатой призвал Хусейна вывести свои войска из Кувейта17. Однако вследствие наращивания вооруженных сил коалиции во главе с США (вместе с Великобританией и Францией в нее вошли Египет, Сирия и ряд других стран), общественное мнение разделилось.

Надо отметить, что война в Персидском заливе тяжело отразилась на экономическом положении Пакистана, прежде всего ввиду прекращения экспорта товаров в Ирак и Кувейт и получения переводов от работавших там пакистанцев. К концу октября в страну возвратились 60 тыс. человек, и еще десятки тысяч вернулись позднее.

Осложнившаяся в результате этого предвыборная кампания протекала нервно. В интервью американской газете «Нью-Йорк Таймс» премьер Джатой признал, что центральным на выборах будет вопрос о том, было ли оправдано смещение правительства Бхутто. Противники обвиняли Беназир в «связях с сионистами» и «сговоре с американцами». Против нее и ее мужа в предвыбор-

361

ный период были возбуждены несколько уголовных дел. 10 октября Асифа Али Зардари арестовали по обвинению в похищении человека и вымогательстве18.

Очевидно, что осенью 1990 г. армия, бюрократия и консервативно настроенные политики сплотились, чтобы не допустить победы Пакистанской народной партии на внеочередных выборах. Большое значение, помимо отмеченных фактов давления на общественное мнение, имело блокирование партий, оппозиционных ПНП. Они договорились не отнимать друг у друга голоса избирателей в округах, где с ней предстояла острая борьба. Поэтому, хотя на состоявшихся 24 октября выборах в нижнюю палату парламента партия Бхутто собрала почти такой же процент голосов, как и в 1988 г. (37 против 39), она получила всего 23 % мест. Особенности мажоритарной системы привели к тому, что Исламский демократический альянс, который поддержали те же 37 % избирателей, получил простое большинство мест в парламенте (53 %)19.

Наибольшее значение для ИДА имел союз с МКМ, недавним партнером Пакистанской народной партии. Благодаря ему, Альянс стал правящей партией и в Синде. ПНП после выборов должна была уйти в оппозицию и в трех других провинциях. Руководство партии пыталось протестовать, утверждая, что результаты выборов сфальцифицированы, но его протесты не были услышаны. Не только местные, но и международные наблюдатели сочли выборы достаточно честными20. Вместе с тем сомнения в достоверности результатов остались, так как практика подтасовок давно вошла в традицию21.

Правительство Пакистана в ноябре 1990 г. возглавил лидер Пакистанской мусульманской лиги, которая составляла основу ИДА, М. Наваз Шариф. От своих предшественников на премьерском посту он отличался тем, что был выходцем из крупнейшей провинции Панджаб и принадлежал не к сельской, а городской элите. Его семья, во главе с отцом Мухаммадом Шарифом, владела рядом крупных предприятий в Лахоре и близ него, в том числе машиностроительной и сталелитейной компанией «Иттефак фаундриз». Потеряв капитал после ее национализации при З.А. Бхутто, Шарифы уехали из страны в ОАЭ, но с приходом к власти Зия-уль-Хака вернулись и одними из первых получили обратно свою собственность. За 1980-е годы Шарифы сумели на порядок увеличить обороты своей деловой группы (с 10 до 400 млн.

362

долл. в год), распространив ее деятельность на сахарную, цементную и текстильную отрасли22. Верный сторонник Зия Н. Шариф был главным министром Панджаба в 1985-1988 гг. После выборов 1988 г. ему удалось сохранить этот пост. Провинция была единственной, где в течение полутора лет у власти находилась партийная коалиция, оппозиционная к правящей в общенациональном масштабе.

Н. Шариф на протяжении всего этого периода вел непримиримую, острую, а временами и грубую кампанию против Б. Бхутто и возглавляемой ею партии. Борьба велась на грани фола и вызывала удивленные комментарии западных обозревателей, недоумевавших, почему две ведущие в стране политические силы не могут договориться о соблюдении правил ведения парламентской политической борьбы (Шариф отказался стать лидером оппозиции в Национальном собрании) и прибегают к личным выпадам и оскорблениям, к организации массовых манифестаций, приводящих к бесчинствам толпы23.

Между тем острота противоречий объяснялась отчасти особенностями местной политической культуры, которые связаны с дихотомичностью традиционного мышления и бинарным раскладом сил в архаичном, примордиальном варианте политического противостояния24. Имело значение и политико-идеологическое соперничество двух линий преемственности, идущих от З.А. Бхутто и Зия-уль-Хака. Существенной была к тому же роль фактора региональной идентичности, разделявшей Панджаб и Синд25.

Несмотря на отмеченные обстоятельства, М.Н. Шариф был современно образованным и политически ответственным человеком, понимавшим, в каком тяжелом положении находилась страна, когда он встал во главе правительства. Важно, что ему как бизнесмену доверяло деловое сообщество.

После удара, который нанес по крупному частному капиталу З.А. Бхутто, тот так и не сумел в полной мере оправиться. При Зия-уль-Хаке во главе министерства финансов находился ставший затем президентом Г. Исхак Хан. Взгляды последнего на экономическую политику отличались недоверием к потенциалу и перспективам частного сектора. Денационализация поэтому носила крайне ограниченный, выборочный характер. Основные инвестиции в конце 1970-х и первой половине 1980-х годов шли через государственные каналы и контролировались бюрократией.

363

Госсектор контролировал 70 % крупных промышленных активов в 1977 г. и эта доля снизилась в дальнейшем незначительно, хотя кабинет и предпринимал некоторые меры для привлечения частного капитала26.

Правительство Н. Шарифа более энергично взялось за проведение курса по либерализации, дерегулированию и приватизации (в полном соответствии, кстати, с распространившейся тогда в мире, в том числе в развивающихся странах, «модой» на такого рода политику). Решением кабинета была создана Комиссия по приватизации, которая составила список из почти 100 государственных компаний, подлежавших продаже в частные руки27.

Однако успеху либерального курса препятствовали несколько факторов. Во-первых, вследствие тяжелого положения, в каком оказался госбюджет при неблагоприятных внешних условиях, вызванных войной в Заливе, правительство было вынуждено «давить» на бизнес, следовать рекомендациям МВФ и ВБ по увеличению налоговых сборов. Камнем преткновения в отношениях правительства и бизнеса уже не в первый раз стал вопрос о введении общего торгового налога (General Sales Tax) и необходимой в связи с этим регистрации всех, больших и малых, деловых предприятий. Порожденное этим недоверие к государственной политике тормозило приток частных средств в формальный (регулируемый госорганами) сектор экономики, осложняло процесс и замедляло темпы приватизации. Во-вторых, либерализация проводилась при острой нехватке валюты для импорта, что ограничивало его размеры и делало малоперспективными многие деловые инициативы. В-третьих, кабинет Н. Шарифа хотя и устраивал бизнес в большей степени, чем предшествующие, но не был свободен от волюнтаризма и фаворитизма при проведении экономической политики, в частности приватизации. Премьер покровительствовал в наибольшей мере панджабским группам предпринимателей, прежде всего чиниоти, так называемым чиниотским шейхам28.

В период его пребывания у власти продолжало относительно сокращаться могущество «инонациональной», гуджаратской по родному языку, буржуазии из числа меманов (суннитов), бохра и ходжа (исмаилитов). Пристрастная позиция правительства привела, например, к тому, что меманы из семейства Адамджи не смогли вернуть себе контроль над принадлежавшим им до национа-

364

лизации старейшим пакистанским банком «Муслим коммершел». Несмотря на более высокую цену, которую они, как будто, были готовы заплатить, в ходе торгов по приватизации банк был продан панджабо-чиниотской группе «Манша-Сапфир» (по другим сведениям, «Манша нэшнл груп»)29.

В целом, несмотря на политику либерализации, Пакистану в начале 1990-х годов не удалось сделать рывок в экономической области, который сделали Индия и некоторые другие азиатские страны. При общем неблагоприятном деловом климате в течение всего периода пребывания у власти первого кабинета Н. Шарифа (до июля 1993 г.) продолжалась жесткая борьба между правительством и оппозицией, которую возглавляла Б. Бхутто. Причем это противостояние протекало как в стенах парламента, так и за ними в форме организации «длинных маршей» на Исламабад и агитационных поездок по основным железнодорожным маршрутам с остановкой в больших и малых городах30.

Особенно неблагополучной оставалась обстановка в Синде. Именно там политика чаще всего оборачивалась брутальной стороной, имели место убийства, похищения, истязания похищенных людей, другие проявления насилия, политически мотивированные судебные преследования и т. п. Правительство в провинции в 1990 г. возглавил бывший лидер ПНП Дж. Садик Али. Опираясь на союз с МКМ, главный министр развязал грубую кампанию, направленную на подрыв позиций своих бывших соратников по партии в сельском Синде. За короткий срок до марта 1992 г., когда он умер от цирроза печени, провинциальное правительство успело оказаться в центре многочисленных скандалов, связанных с нарушениями прав человека31.

К разгулу дакойтов в Синде весной 1992 г. добавилась уличная война в Карачи между двумя враждующими фракциями Мухаджир кауми мувмент. Одну из них возглавил А. Хуссейн, который переименовал партию в Муттахида кауми мувмент (Объединенное национальное движение) с целью привлечь в нее не только мухаджиров. Во главе другой, названной Хакики (подлинное) МКМ, - группа противников расширения этнической базы движения. Жизнь в Карачи оказалась в значительной мере парализована, и в мае туда были введены части регулярной армии.В ходе операций по прочесыванию ряда районов города военным удалось обнаружить склады с оружием и камеры для

365

пыток, были произведены аресты и задержания. Военные помогли нормализовать обстановку и во внутренних районах Синда32.

Вмешательство военных, осуществленное с согласия президента, в наибольшей мере задело интересы премьер-министра. Удар был нанесен по его союзникам в провинции - МКМ во главе с А. Хуссейном. Последний предпочел уехать в Лондон, сохранив эффективный контроль за организацией. Н. Шариф постарался приписать себе заслугу по установлению спокойствия в провинции, совершив несколько поездок по ее внутренним районам, в ходе которых он раздавал землю безземельным крестьянам и на публичных сходках (качери) «творил правосудие»33.

Между тем отношения в рамках «властного треугольника» складывались непросто по причинам не только внутреннего характера. Внешнеполитическое положение Пакистана осложнилось еще до того, как кабинет Н. Шарифа приступил к выполнению своих обязанностей. 1 октября 1990 г. вступила в действие поправка Пресслера, обязывающая президента США письменно уведомлять Конгресс, что Пакистан не имеет и не работает над созданием атомной бомбы. Разведывательное сообщество довело до сведения Буша-старшего, что у Исламабада уже имеется бомба, и он отказался дать уведомление, необходимое для оказания военной и экономической помощи. Выделенные на эти цели по американскому бюджету на 1991 финансовый год 564 млн. долл. были заморожены34.

Решение, принятое Вашингтоном, в первую очередь ударило по военным. Они недосчитались почти 300 млн. долл. Но главное - они не могли рассчитывать на получение партии F-16, часть стоимости которой Исламабад уже уплатил, в зачет полученного от США кредита, корпорации «Дженерал дайнемикс». Построенные самолеты были заблокированы в ангарах, сборка оставшихся приостановлена. Пакистан долгое время был третьим по размеру, после Израиля и Египта, получателем льготных ссуд. Хотя Вашингтон и предупреждал о готовящемся решении, в пакистанской столице его восприняли как несправедливую неожиданность. Более того, там надеялись на его скорую отмену и вплоть до середины 1993 г. продолжали переводить американской корпорации деньги за самолеты35.

Введение поправки Пресслера пришлось по времени на середину конфликта, вызванного действиями иракского правителя

366

С. Хусейна. Выше отмечался произошедший в связи с этим раскол общественного мнения в Пакистане. Правительство Н. Шарифа поддерживало антииракскую коалицию, между тем как начальник штаба армии М. Аслам Бег в январе 1991 г. внезапно публично заявил о правоте Ирака. Считается, что это связано с влиянием, которое на генерала, шиита по исповеданию, оказал Иран. Вместе с тем сходного мнения придерживалось и большинство пакистанцев. Правящим кругам пришлось пойти против более всего распространенных в обществе настроений. Это обстоятельство, очевидно, и не позволило немедленно отправить генерала в отставку, хотя налицо было явное расхождение с политикой правительства, вызывавшее недоумение Вашингтона36.

После успешного для США и их союзников окончания в феврале войны в Заливе американо-пакистанские отношения улучшились, а генерала Бега сменил на посту начальника штаба армии А. Наваз Джанджуа. Несмотря на давление ряда лиц в Пентагоне и военно-промышленных корпорациях, Вашингтон не возобновил помощь, стремясь быть принципиальным в вопросах ядерного нераспространения.

К сдержанности США принуждала и ситуация вокруг Кашмира. В Вашингтоне имели основания полагать, что Объединенная войсковая разведка Пакистана, которая, согласно положению, принятому еще в 1970-х годах, подчинена, помимо военных, премьер-министру, оказывала материальную и тренировочно-ор- ганизационную помощь действовавшим в индийском Джамму и Кашмире антиправительственным силам. Над Пакистаном нависла угроза причисления к государствам, поддерживающим терроризм. В столице США пакистанцам дали понять, что это положит конец «особым отношениям» между двумя странами. Кабинет Н. Шарифа предпринимал много попыток изменить к лучшему мнение американцев, однако, по мнению Д. Какса, это удалось сделать лишь после вмешательства премьера в действия ОВР37.

Между тем ситуация в индийском штате оставалась напряженной в течение всего периода пребывания у власти правительства Шарифа, Некоторое ослабление активности пропакистанских инсургентов, прежде всего из Фронта освобождения Джамму и Кашмира, действительно наблюдалось с конца 1992 г., но было вызвано, по-видимому, не только отмеченным давлением премьера, но и сезонными условиями (зимой в горах подрывные вылаз-

367

ки затруднены). В индийском Кашмире намечалась к тому же перегруппировка сил, которая весной 1993 г. ознаменовалась созданием объединявшей разнообразные политические группы «зонтичной» организации под названием Всепартийная конференция свободы (All-Parties Hurriet Conference)38.

Еще одной проблемой в пакистано-американских отношениях ранее стала их исключительно тесно сближавшая тема Афганистана. Оставив афганское направление в руках военных, правительства Б. Бхутто и Н. Шарифа продолжали оказывать поддержку афганской оппозиции, что было нарушением принятых Пакистаном в соответствии с Женевскими соглашениями обязательств о прекращении вмешательства в дела соседней страны. Особенно активной она стала в начале 1992 г., когда ситуация в Афганистане изменилась и произошла необратимая дестабилизация режима М. Наджибуллы. Исламабад, главным образом через афганское бюро ОВР, направлял и в оперативном плане поддерживал наступление муджахедов на Кабул. Оно увенчалось успехом в конце апреля (после того как командир северных, в основном узбекских, частей Р. Достум изменил правительству). Почти сразу после захвата Кабула его посетил пакистанский премьер39.

США, разумеется, не были против окончания господства «коммунистов», но в их планы не входил переход Афганистана под «крыло» радикалов-исламистов. Исламабад, напротив, праздновал победу. Особенно это касалось исламистски настроенных военных, которые в тот период возглавляли ОВР (к ним, в частности, относился руководитель разведки в 1992-1993 гг. генераллейтенант Дж. Насир). Многие из них уже раньше разочаровались в американцах и не стеснялись публично заявлять об этом40.

Среди муджахедов, базой которых на протяжении долгого времени был Пакистан (в первую очередь главный город СЗПП Пешавар), в ОВР были свои любимцы. В первую очередь Г. Хекматьяр, возглавляющий организацию Хезб-е ислами (Исламскую партию). Его экстремистский оппортунизм и политическое мировоззрение не могли нравиться США. Они поддерживали более умеренных лидеров муджахедов и способствовали тому, что власть в 1992 г. не перешла в руки Хекматьяра 41.

Премьер Шариф оказался в известной мере заложником ситуации. С одной стороны, он возглавлял Пакистанскую мусульманскую лигу, продолжая линию ее последнего покровителя - Зия-

368

уль-Хака, с другой - он не разделял исламистских взглядов, включающих неприятие политики США и противодействие ей. Балансируя между двумя крайностями, премьер передоверял многие решения военным, среди которых также не было единства. Если ОВР возглавлял исламист, то пост начальника штаба армии занимал представитель умеренных армейских кругов. Именно под руководством генерала Джанджуа осуществлялась кампания по очищению Синда от криминалитета и делались шаги, направленные на общую стабилизацию обстановки там.

Смерть Асифа Джанджуа стала прологом нового, исключительно острого и продолжительного политического кризиса. Но прежде чем переходить к его описанию, отметим некоторые общие черты перемен в геополитическом положении Пакистана и его региональной внешней политике.

Окончание прямой военной вовлеченности СССР в афганские дела и конец холодной войны существенно снизили роль, которую Пакистан играл в мировой политике. На протяжении 1980-х годов, на последнем этапе позиционного противостояния между США и СССР, он находился в положении «прифронтового государства». Пакистан оказался также на линии разлома между Китаем и Советским Союзом, а также между последним и мусульманским миром. Такой геополитический расклад позволял правящей верхушке страны надеяться на кардинальное решение вопроса безопасности своих северо-западных границ. Она не была обеспечена из-за позиции Афганистана, не признавшего проведенную в 1893 г. линию Дюранда за официальную границу между двумя государствами. В Афганистане долгое время уповали на обретение особого государственно-политического статуса зоной горных пуштунских племен (там еще в конце 1940-х годов развернулось движение за «свободный Пуштунистан») с постепенным расширением ареала «ничейной земли» на западные районы Пакистана, населенные главным образом пуштунами и белуджами. Придание этим областям независимого или полунезависимого статуса открыло бы Афганистану выход к Аравийскому морю и Индийскому океану. В то же время это могло бы кардинальным образом подорвать единство и подвергнуть сомнению само существование Пакистана. Отсюда стремление его правящих кругов к окончательному решению вопроса о границе (междуна-

369