Рядом социальных законов, практических мер улучшения экономического положения страны, ее финансов Реза-хан привел Персию в порядок, дав населению полное удовлетворение и успокоение. Будучи полным хозяином в стране, в 1925 году Реза-хан объявил себя шахом Персии и занял персидский престол, подобно Наполеону во Франции.

В 1941 году он добровольно уступил престол своему сыну, теперешнему императору Ирана Магомет-Реза-Пехлеви»[194].

В свою очередь, по словам инструктора Вербы, «он поднял свою страну, организовал довольно приличную армию, привел в повиновение феодалов, уничтожил феодальный строй, заставил всех работать и положил основание железной дороге в своей стране.

Но все-таки без специального образования ему было нелегко справиться со всеми этими задачами. Однако, умело подбирая себе помощников, он стал первым шахом этой страны за 300 лет, который вывел ее из вековечной спячки»[195].

При этом Фадеев характеризует его как хорошего друга и коллегу: во время отступления в конце сентября из-под Решта «на ночлеге Резахан пригласил меня зайти к нему. Мой конь окончательно сбил подковы и захромал, чего не мог не заметить генерал. Оставив меня на «стакан чая», он мне предложил заводного коня.

Во время этого блуждания по горам я не раз пользовался его любезностью, так как из Пир-Базара я вышел без своего вьюка и в том, в чем был на постах»[196].

Русские военные в Персии после расформирования дивизии

Бывшие русские инструкторы писали: «По договору (с британским командованием. – Ред.), мы все должны были быть эвакуированы на английский счет и куда кто хотел. Сборным пунктом была назначен город Казвин. Все, конечно, ехали через Персию на Багдад, Индию… и только один офицер из всей дивизии, поручик Самойлов (Ив. Дмитр.), поехал в СССР.

Эвакуируемых, считая семьи, было более двухсот, а перевозочных средств – мало, и в Казвине надо было ждать очереди. Во время

нашего пребывания в Казвине мы встречали своих сослуживцев – персидских офицеров, и все они насмешливо и иронически отзывались о своих новых начальниках-англичанах.

Сардара Старосельского и начальника штаба дивизии полковника (амир-тумана) Генерального штаба Филиппова эвакуировали немедленно, чтобы, так сказать, нас поскорее обезглавить. Я тоже скоро был отправлен, и не сомневаюсь, что причина была та, что ко мне в гостиницу часто приходили бывшие сослуживцы, персидские офицеры»[197].

По словам самих бывших русских инструкторов, «русские офицеры получили расчет жалованьем за шесть месяцев вперед (и за четыре месяца те, кто пробыл в дивизии меньше полугода), каждому было дано письменное обязательство от имени английского правительства доставить каждого в любую страну с содержанием в пути согласно его положению.

Первым этапом был указан Бомбей, через Багдад. Все свои обязательства английские власти выполнили даже с избытком»[198].

Роль инструкторов Персидской казачьей дивизии в ее гибели

В связи с произошедшим в белоэмигрантской прессе появились материалы, в которых в ликвидации Персидской казачьей дивизии обвинялось ее командование. В частности, речь идет о материале «Письмо из Тегерана», помещенном в № 477 газеты «Общее дело» о ликвидации данного соединения, в ответ на которое бывший капитан этого подразделения А.К. Казирия в своем материале «Обвинители» дал на это свой ответ: «В № 477 «Общего дела» в статье «Письмо из Тегерана» некто, предусмотрительно скрывшись за инициалом «Н.С.», старался забросать грязью полковников Старосельского и Филиппова, бывшего начальника Персидской казачьей дивизии и его помощника.

Обычная современная манера некоторых из господ русских: не имея в руках никаких документов, не опираясь ни на какое положение, пытаются вывести кого-нибудь на чистую воду – обыкновенно своего личного врага – и в результате сами садятся в лужу.

Картина ясна: г-н Н.С. тоже, очевидно, получил некую мзду от «добрых друзей» англичан, и, может быть, и теперь еще получает ее от

них, старающихся поддержать такие действия, чтобы ругать русских. Но с его стороны – это покушение с негодными средствами.

Н.С. пишет, что организацию русской казачьей дивизии погубили вовсе не англичане, а полковник Старосельский. Но неужели ему даже неизвестно, что «Русской казачьей дивизии» в Персии вовсе не было, а была чисто «Персидская», лишь с русскими инструкторами?

Как же не англичане ее погубили? Очевидно, господин Н.С. даже краем уха не слышал о той борьбе, которую приходилось вести дивизии с англичанами в продолжение двух с лишним лет?

Разве он не знает всех обстоятельств, предшествующих ее ликвидации и сопровождавших ее? Быть может, он помнит, что Персидский кабинет министров в середине октября 1920 г. полностью подал в отставку, не согласившись на требование англичан об удалении русских инструкторов?

Кто ставил в вину инструкторам дивизии событие 3 февраля 1918 г. – смещение полковника Клерже персидским правительством – оно было признано того же числа (военного министра Машира эдДовлэ) за конкретное событие – снятие вопроса об улучшении положения дивизии, поднятого с прибытием полковника Клерже.

Так как полковник Клерже прибыл в Тегеран в декабре 1917 г., то есть во время захвата в России власти большевиками, то Персидское правительство ошибочно, но упорно считало его командированным большевиками.

Никогда в Персии не поднималось вопроса об образовании «Второй Русской дивизии» во главе с атаманом Уральского войска Толстовым. Тут уже, очевидно, Н.С. перестарался за английские деньги. Ведь были попытки английского политического генерала Диксона (речь о нем будет дальше) нанять генерала Толстова с несколькими офицерам и на службу к англичанам с тем, чтобы впоследствии заменить ими законных инструкторов Персидской казачьей дивизии и таким образом совершенно забрать ее в свои руки.

Вопрос этот отпал после того, как я лично переговорил с генералом Толстовым и указал ему на английскую ловушку. Полковник Старосельский, наоборот, хлопотал у Персидского правительства в Тегеране о принятии всех прибывших уральцев на персидскую службу, о сформировании из них особой сотни, которая могла бы принести пользу в борьбе с большевиками и почти добился разрешения, но…

англичане оказали куда следует давление, и данное предложение провалилось. Многие из уральских офицеров были приняты в дивизию инструкторами.

Заявление, что полковник Старосельский не признавал генерала Деникина, – сплошная наглая ложь. К генералу Деникину был командирован с докладом ротмистр М. С. Сливицкий, умерший в Екатеринодаре от сыпного тифа.

Помимо устного доклада ротмистру Сливицкому было поручено передать в штаб главнокомандующего ВСЮР обширный письменный доклад, специальный шифр дивизии, которым и давались телеграммы в дивизию от штаба главнокомандующего, а также несколько миллионов рублей, собранных на нужды Добровольческой армии.

Было еще очень много случаев сношения дивизии с Добровольческой армией, которые в настоящее время я не могу огласить в печати…

По сообщению Н.С., какая-то группа старших офицеровинструкторов сочла своим служебным долгом «зафиксировать деятельность полковников Старосельского и Филиппова». Я принадлежу к числу старших инструкторов дивизии, назначен сюда в конце 1916 г., но никакого протокола не писал и не подписывал.

Смею надеяться, что суд законного Российского правительства разберет и без протоколов, кто прав, а кто виноват. О том, что кто-то собирается писать какой-то протокол, я мельком слышал в Тегеране после ликвидации дивизии, но не помню точно от кого, так как не обратил тогда на это внимания, полагая, что это верный выпад против полковника Старосельского его личных врагов.

Но кто же составляет эту группу «старых инструкторов»? Не входят ли в ее состав ротмистр Верба и капитаны Добромыслов (ныне именующий себя полковником) и Карташевский? Быть может, и господин Н.С. принадлежит, хоть душой, к этой группе?

Если это «тройка лиц», запятнавших себя изменой России и русскому делу, продавшиеся английскому генерал-шпиону, пишет этот протокол, то цена этой бумажки будет весьма невысокой. А «служебный долг» надо рассматривать с точки зрения купившей эту «тройку» генерала Диксона.

Вот в кратких словах описание деятельности этих трех лиц, деятельности прямо преступной, которая в значительной степени

подвинула падение дивизии; вот кто именно и был орудием ее гибели. Все подготовительные работы к ликвидации дивизии в течение целого года вёл английский генерал Диксон. Этот очень ловкий политический офицер, полуангличанин-полуармянин, хорошо говорящий по-русски и по-персидски, с момента своего прибытия в Тегеран старался втереться в дружбу и знакомство с инструкторами

дивизии, и отчасти достиг своей цели.

Но ему нужен был человек, (непосредственно. – Ред.) знакомый со штабом и с делами дивизии. Были сделаны очень хитрые подходы в этом направлении, но уже в самом начале они потерпели неудачу.

И вот, после интернирования англичанами в Энзели остатков Добровольческой армии, в Тегеране появился выгнанный годом раньше из дивизии за грубость начальнику дивизии капитан 145-го Новочеркасского полка Владимир Васильевич Добромыслов. Вскоре он был взят генералом Диксоном к себе официально в качестве преподавателя русского языка, а неофициально – в качестве шпиона и помощника по подготовке ликвидации дивизии.

Во время своей службы в дивизии Добромыслов однажды остался за начштаба, так что отчасти был в курсе дел штаба и был знаком с шифровальным аппаратом дивизии. И вот он попал в руки опытного английского политического генерала. До ликвидации дивизии его не было видно и слышно, но после 19 октября (1 ноября) 1920 г., когда началась сдача русскими инструкторами частей дивизии персам и расчет русских чинов и удовлетворение их разного рода деньгами (ликвидационными, недополученное содержание и пр.), он открыто стал адъютантом генерала Диксона и дошел до такой наглости и бесстыдства, что, служа англичанам за деньги, ликвидируя насильно русское дело, – не последней политической важности, надел форму русского офицера с погонами полковника Генерального штаба.

При этом он всюду подписывался: «полковник Добромыслов» и даже придумал себе титул, выставляя его на всех бланках: «Помощник генерала Диксона по ликвидации русских чинов Персидской казачьей дивизии», очевидно, не сообразив, что это звание навсегда клеймит его позором изменника и предателя и что оно должно быть перефразировано впоследствии так: «изменник, помогающий англичанам захватить то, что принадлежит только России».

Вобщем, картина такова: из личной ненависти, из желания отомстить полковникам Старосельскому, Филиппову и Филаретову за свое изгнание из дивизии, Добромыслов нанялся к англичанам, служа им шпионом, и помогает погубить остатки русского влияния в Персии.

В№ 473 «Общего Дела» он поместил объявление о розыске брата. Но почему он скрывает свое местопребывание и дает чужой адрес?

(Далее) немедленно по приезде в Тегеран генерал Диксон старается завязать знакомство с инструкторами дивизии и делает им визиты. Его сопровождал старший инструктор дивизии ротмистр Крымского конного полка Николай Митрофанович Верба.

Напрашивается вопрос: почему и зачем инструктор дивизии сопровождает английского генерала при его визитах? В качестве кого? Переводчика? Нет, генерал Диксон хорошо говорит по-русски. Лакея? Нет, Вербу тоже приглашали в (его. – Ред.) гостиную и просили садиться. Пальто генералу (им. – Ред.) тоже не подавалось, так как он был только во френче. Проводника? Нет, персидский жандарм – нукер прекрасно знает квартиры русских инструкторов.

Миссия Вербы была особой. Согласно вполне достоверным сведениям агентов и перекрестных проверок, ротмистр Верба служил в английской миссии в качестве шпиона, о чем неоднократно докладывалось полковнику Старосельскому как его личными агентами, так и начальником штаба.

О службе ротмистра Вербы у англичан было известно через сыскную полицию Председателю Совета Министров, и он тоже сообщал об этом полковнику Старосельскому. Наконец, о шпионской деятельности ротмистра Вербы последний был уведомлен Российской (дипломатической. – Ред.) миссией.

После ликвидации дивизии ротмистр Верба подал прошение генералу Диксону об оставлении его, уже официально, на службе у англичан, которое было принято, о чем сказал сам генерал Диксон в присутствии нескольких русских офицеров.

Но не большое приобретение сделали таким образом англичане: глупость и никчемность ротмистра Вербы известны всякому, кто хоть полчаса говорил с ним.

Еще хуже и подлее оказался капитан Константин Иванович Карташевский, большой друг и приятель Добромыслова. В то время, когда он за три месяца до ликвидации дивизии, оставался за