казаков и что его подлинная фамилия барон Скрыпник. После короткого следствия он был расстрелян»[769].

Российский флаг на Параде Победы

Свое первоначальное весьма осторожное отношение к русским добровольцам Франко к концу войны сменил на вполне ощутимую симпатию. Особенно это относилось к легионерам. Не случайно, что он настоял на их обязательном участии в Параде Победы в Валенсии

18 (31) марта 1939 г.

По данным его участников, всем им выдали новенькое обмундирование; офицерам – белые перчатки. К алым беретам прицепили кисти – шбофры. Офицеры – золотые, обер-офицеры – серебряные, сержанты – зеленые, рядовые и ефрейторы – красные.

Русский отряд, шедший с национальным «триколором» на правом фланге сводной бандеры Испанского иностранного легиона, привлекал к себе всеобщее внимание.

При этом ее знамя также поручили нести русскому, сделав при этом исключение из правил. Так, согласно испанской воинской традиции, знаменосцем должен был быть офицер. Однако столь почетную роль предоставили сержанту Али (Сергею) Гурскому. Это наглядно свидетельствует о степени уважения русских легионеров: сами офицеры Легиона настояли на том, чтобы он его нес на параде как лучший легионер, пусть и не имевший офицерского чина.

И вот тогда считать мы стали раны, товарищей считать…

Как уже говорилось выше, почти половина из известных русских добровольцев в Испании, указанных Яремчуком, погибла на поле брани (34 из 72, включая князя Магалова).

В сравнении с другими конфликтами, в которых участвовали наши соотечественники, их общий процент потерь за время Испанской гражданской войны представляется самым высоким.

Среди них оказались и летчики-офицеры В. Марченко[770] и М.А. Крыгин, павшие не позднее марта 1938 г. Известно, что самолет первого атаковали сразу несколько истребителей республиканцев.

После его падения на землю советские летчики сами хоронили погибшего противника в знак уважения к нему. Однако после похорон местные жители выкопали гроб и закопали его за пределами кладбища. Когда район гибели Марченко заняли франкисты, его останки были найдены и торжественно, с воинскими почестями, перезахоронены в Севилье[771].

Чем объяснить тот факт, что из нескольких десятков участвовавших в кампании за два с половиной года погибла почти половина русских добровольцев? Так, забегая вперед, скажем, что в сравнении с Чакской войной в Парагвае (приблизительно равное число наших участников) и с учетом того, что война в Южной Америке шла три года, в Чако погибли лишь 10 процентов участвовавших в ней белогвардейцев.

Но в отличие от Парагвая большинство русских выступили на войну в Испании рядовыми и получили повышение уже после её завершения. Иными словами, как это ни горько, но в Испании они были, по сути, пушечным мясом. Об этом наглядно свидетельствует и тот факт, что из оставшихся в живых добровольцев за время войны не был ранен лишь один Н.Е. Кривошея[772].

Запоздалое признание

После завершения Испанской гражданской войны русские добровольцы не были демобилизованы. Большинство из них продолжили служить национальной армии Испании.

К тому времени они своим поведением, подвигами, доблестью в боях и знаниями доказали, что не зря носили в России офицерские погоны, и многие из них ещё до окончания войны стали офицерами испанской армии. Особенно в этом отношении следует выделить Н.Е. Кривошея, командира Русского отряда Донна Мария де Молина, чья высокая репутация среди испанцев не в последнюю очередь объяснялась тем, что он постоянно совершенствовал свои военные навыки и знания[773].

Уже по прошествии года пребывания русских добровольцев в Испании их местные коллеги, забывшие сомнения относительно мотивов, заставивших белогвардейцев ехать в Испанию, первым делом подчёркивали их главный атрибут – храбрость.

Меньшая часть «русских испанцев», вернувшихся в 1939 г. после разгрома республиканцев в Париж, подверглась репрессиям со стороны французских властей. Но даже по сравнению с другими эмигрантами, французские власти обошлись с ними особенно грубо как с «потенциальными нацистами, сражавшимися за союзника Гитлера». Их нередко задерживали и арестовывали, а в условиях начавшейся Второй мировой войны они были интернированы «как люди без гражданства».

После падения Франции при правительстве Виши многие из белогвардейцев в 1941–1942 г. записались добровольцами в «Антибольшевистский легион», созданный в Париже Жаком Дориотом для оказания помощи Гитлеру в его борьбе на Восточном фронте. Среди них были и «русские испанцы».

Подобный поступок исследователи называют «незаурядным», поскольку покинуть ряды этого Легиона было почти невозможно. Дело в том, что многие из добровольцев разочаровались в начатой борьбе: изначально они видели её битвой против «мирового зла» – коммунизма, но вскоре обнаружили, что она ведется на уничтожение русского народа.

Некоторые из них впоследствии дезертировали оттуда, чтобы вступить в советские войска и защищать свою Родину, в место того, чтобы находиться в рядах её врагов.

В то же время, другие были зачислены в особые «ягдкоманды» (истребительные отряды), воевавшие против партизан на границе Польши и СССР.

Из числа оставшихся в Испании многие из них записались в Испанскую Голубую (Синюю) дивизию и отправились воевать на Восточный фронт в СССР.

Примечательно, что туда они обычно пристраивались «нестроевиками» – переводчиками или, как А.А. Трингам, – простыми конюхами. Судя по всему, испанское командование не всегда доверяло русским добровольцам дело борьбы против своих единоплеменников[778].

Известно, что в «Голубую» дивизию вступили Н.С. Артюхов, К.А. Гончаренко, С.К. (Али) Гурский, В.А. Клименко, В.Е. Кривошея, Л.Г. Тоцкий и А.А. Трингам. Некоторые из них погибли.

Другие, как П.В. Белин, Н.И. Селиванов, Н.К. Сладков, И.А. Спасский (вольноопределяющийся 2-го Дроздовского конного полка, после участия в гражданской войне в Испании поступил переводчиком в штаб 7-й итальянской армии. Попал в плен под Сталинградом. Осужден и долгие годы провел в советских лагерях. После освобождения получил разрешение властей жить в Харькове, где он работал до своей смерти в 1975 г. церковным сторожем)[779] и А.П. Яремчук, записались в итальянскую армию и также приняли участие в боевых действиях против советских войск.

Некоторые другие «русские испанцы» вроде фон Г.П. Ламсдорфа и И.К. Сахарова, записались в Русскую Освободительную Армию (РОА) А.А. Власова.

Подобный выбор, обусловленный, главным образом, желанием сражаться против коммунистов, разрушивших их родину, некоторые зарубежные исследователи расценили как «выбор в пользу войны», обусловленный неспособностью устроиться в мирной жизни[780].

Впрочем, среди белоэмигрантов оказались и те, кто после окончания войны оказался больше не нужен ни новой Испании, ни РОВС. Наиболее предприимчивые из них создали театральные труппы и путешествовали по Испании, давая выступления русской музыки и танца[781].

Впрочем, были среди «русских испанцев» и другие настроения – в пользу борьбы против нацизма. Судя по всему, самый яркий пример подобных настроений продемонстрировал Шинкаренко. С началом Второй мировой войны он вернулся во Францию, чтобы записаться во французскую армию и сражаться против нацистов. Ему отказали на том основании, что он – человек без гражданства и к тому же слишком пожилой для участия в боевых действиях.

Однако, как показывает практика, в тот же Французский иностранный легион (куда в 1939–1940 гг. забрали львиную долю белоэмигрантов, живущих во Франции) его смело могли взять, несмотря на установленный возрастной 40-летний рубеж. Причем 40 лет тогда был средний возраст для легионеров, служивших в том же Индокитае.

Сам Шинкаренко, временно вернувшийся во Францию, подспудно ощущал, что подобный отказ является следствием его участия в боевых действиях на стороне Франко.

Но хотя его не трогали даже после возвращения сюда союзников, после смерти своей матери Шинкаренко переехал «от греха подальше» в ставший для него родным испанский Сан-Себастьян, где и закончил свои дни.

В своем некрологе, посвященном ему, офицер испанской армии писал 26 декабря 1968 г. в известной испанской газете «АВС»

вМадриде: «Сан-Себастьян. 24-е декабря 1968 г. (Сообщено по телефону нашим корреспондентом).

Глупый, несчастный случай, произошедший в уличном движении, прекратил жизнь 79-летнего старца. Мелкой старческой походкой, сохраняющей следы военной выправки, в длинном, непромокаемом плаще, в маленьком берете и, опираясь на прямую палку – силуэт, хорошо известный жителям Сан-Себастьяна, он вчера пересекал одну из городских улиц и на него налетел грузовой автомобиль.

Когда его подобрали прохожие, он был уже мертв. Этот старик уже много лет проживал в Сан-Себастьяне, куда прибыл после 1920 г.

впоисках убежища из-за катастрофы своей далекой родины. Будучи кадровым военным, когда Испания вела войну в Марокко[782],

поступил в Иностранный легион, где своим геройским поведением достиг чина тениентэ (равносильно поручику русской армии)[783].

После заключения мира он возвратился в дорогой ему СанСебастьян, где и проживал, посвящая свое время литературной деятельности и своему любимому занятию – шахматам, достигнув в этой отрасли совершенства.

Когда началось Национальное Движение Франко в 1936 г., он поступил добровольцем в Национальную армию и после победы возвратился в Сан-Себастьян.

Глупый, несчастный случай прервал его жизнь. В утренних газетах было помещено траурное объявление, как бы краткий биографический очерк его жизни:

«Сеньор Дон Николай Шинкаренко-Белогорский, генерал-майор кавалерии Русской Национальной Белой Армии. Тениентэ (поручик) Испанского легиона, поручик терсио рекетэ Зумалкарреги. Шесть раз ранен в боях. Инвалид. Поэт и писатель.

На кладбище, где ему были отданы воинские почести, почил вечным сном один из последних странствующих рыцарей, сражавшихся за высшие идеалы.