Коммуникация врача и пациента

выхсветскихучебныхзаведений — университетов(Болонский — 1088 г., Оксфордский — 1117 г., Парижский — 1150-е гг., Кембриджский — 1207 г.). При этом следует особо оговориться, что самопонятие«светскости» образованиявтуэпохувовсенеозначалосвободыотцерковноговлияния; напротив, христианскаяцерковь сохраняла свою духовно-идеологическую монополию во всех без исключения сферах жизни европейского общества. Яркой иллюстрацией тому может служить судьба выдающегося итальянского врачаипедагогаПьетрод’Абано(1250-1316), преподававшеговПадуанском университете и осмелившегося ввести в практику подготовкиврачейобщениеупостелибольного; обвиненныйинквизицией в колдовстве и ереси, д’Абано умер в тюрьме еще до вынесения приговора, однакотеловрачабылоэксгумированоизатемсожжено, равнокакиеготруды.

Болеетого, содержаниеуниверситетскогообразованияфактическиповторялосхемумонастырской(духовной) школы, основанную на изучении семи «свободных искусств». Главным же критерием светскости было то, что возникало при сочетании тривиума и квадриума: на месте богословия в университете оформилась другая «высшая» наука — философия. Именно утверждение философии

вроли «науки наук» в сфере университетского образования ознаменовало собой ту революцию, которая затем подготовит базу для будущихструктурныхпеременвжизниобщества. Еслибогословие основывалосьнабезусловной, незнающейникакихсомненийвере

вбожественноеоткровение, тофилософияобратиласьквозможностям разумного, рационального объяснения того же божественного мироздания. Такое утверждение примата разума над церковным авторитетом вызывало ожесточенные споры, приводя в смятение тогдашние умы, ищущие новые ценности жизни. Неслучайно

всвязисэтимПьерАбеляр(1079-1142) ещевначалеXII в. снескрываемым ужасом замечал, что «в моем обычае разрешать вопросы, опираясьненакропотливыйтруд, нонаразум» [102, с. 113], азнаме- нитыйфилософФомаАквинский(1225-1274), такжебалансировавший на грани обвинений в ереси и отлучения от церкви, подчеркивал: «Пустьмысли, заключенныевкнигах, будуттвоимосновным капиталом, а мысли, возникшие у тебя, — процентами на него» [161]. Более того, уже тогда прозвучали призывы выйти за рамки

61

«свободных искусств»; так, полулегендарный мыслитель Гонорий АвгустодунскийвпервойполовинеXII в. подчеркивал, чтоневежествопревращаетчеловекавизгнанника, аистиннаямудростьвключаетвсебянетолькоабстрактные, ноивполнеконкретныепознания вмеханике, физикеихозяйстве[102, с. 104-105].

Именно университеты вызвали к жизни принципиально новый социальныйфеномен«наемничества» — продажитрудазаденьги, тоестьтого, чтопреждебезусловноосуждалосьцерковью. Формулируя новые правила «богоугодной жизни», французский юрист, классик канонического права Раймон де Пеньяфор в первой трети XIII в. определял три ее составляющие — труд, профессия, деньги. Иными словами, новые правила включали в себя 3 «аксиомы»: 1) всеобязанытрудиться; 2) богоугоднавсякаяпрофессия, основаннаянатруде(несуществует«профессийгреха», аестьлишь«грехи профессий», то есть в любой профессии содержится ее греховная составляющая, которой следует избегать); 3) всякий труд достоин оплаты. Своеразвитиеэтиправилавдальнейшемполучиливруководствахдляисповедников. Например, ИоаннФрейбургскийвконце XIII в. в «Confessionale» подразделял грехи на две категории: к первой относились грехи, встречающиеся у любого грешника, а ко второй — грехи определенных социально-профессиональ- ныхгрупп, втомчислеклириков, монахов, врачей, докторов, преподавателейуниверситетовипр. [102, с. 107].

Темнеменее, реабилитацияденегинаемноготрудапревратилась вважнейшийфакторпоследующейпрофессионализациииспециализации медицинской практики. В частности, еще в XII в. проповедникФилиппАрвенгский, пытаясьпримиритьмонастырьиуниверситет, утверждал, что «первостепенное и основное место для клириков — монашескаяобитель», аIV Латеранскийсобор(1215 г.) запретилмонахамзаниматьсяврачеванием, очистивэтусферудеятельности для светских врачей. Наконец, в 1238 г. император Священной Римской империи Фридрих II предоставил Салернской школе исключительное право выдачи врачебных лицензий, разрешив вскрывать для медицинских целей человеческие тела (правда, толькоодинразвпятьлет).

Здесьследуетзаметить, чтоогромноезначениедлястановления врачебнойпрофессииимелокрушениеидеаловрыцарства, началом

62

которого послужила знаменитая битва при Креси в августе 1346 г., когда тяжеловооруженные конные французские рыцари-дворяне былинаголовуразгромленылегковооруженнымианглийскимилуч- никами-наемниками (за один день битвы Франция потеряла почти треть дворянства). Переход к наемной армии, готовой воевать

иубивать за деньги, вызвал кризис дворянского сословия, для которого прежде война являлась главным делом жизни, породив как его «перепроизводство», так и растущий спрос на светское образование. Неслучайно в связи с этим, если в начале XV в. в Европе насчитывалосьпорядка13 университетов, тоужекконцустолетия ихсталоболее80-ти. Соответствующейвремениоказаласьивеликая университетская реформа, проведенная Ж. Жерсоном в начале XV в. в Парижском университете, а затем распространившаяся на другие высшие учебные заведения. Эта реформа смогла дать ответы на главные вопросы — чем престижно заниматься дворянину и каково его призвание? В частности, развивая учение об иерархииземнойжизничеловека, Ж. Жерсонвыделялтриееуровня: 1) жизньтелеснуюипреходящую; 2) жизньгражданскуюипостоянную; 3) жизньдуховнуюипредвечную. Темсамымопределялась классическаяструктурауниверситетавсоставетрехфакультетов — медицины (первый уровень), права (второй) и теологии (третий); выделялись три престижные профессии, приносящие уважение

изаработок, — врач, юристибогослов.

Не менее важной особенностью университетского образования той поры стала его растущая корпоративность, отразившаястремлениепередаватьделопреподавания«понаследству» — ототцаксыну. Появившисьвуниверситете, корпоративностьвпоследствии распространилась на три престижные сферы деятельности — медицину, юриспруденцию и богословие, породив замкнутыеиизолированныедруготдругакорпорации, заинтересованные в накоплении и передаче «саркального», доступного лишь избранным, опыта и знаний. Примером тому может служить знаменитая английскаяврачебнаядинастияМонроу, заправлявшаялондонским сумасшедшим домом без малого 90 лет (1728-1816 гг.) и включившая в себя четыре поколения. Показательным при этом было то, что родоначальник династии Джеймс Монроу (1680-1752) был сыномректораЭдинбургскогоуниверситетаАлександраМонроу.

63

Оборотными сторонами господства «докторского духа» становились, соднойстороны, косностьмышленияислепоеследование фамильным традициям (об этом свидетельствовал, в частности, внук Джеймса Монроу, Томас (1759-1833), который при описании средств «лечения» умалишенных добавлял: «Лечение сие применялось задолго до меня, я обучился ему от отца; лучших средств не знаю» [193, с. 127]), а с другой — то, что уже в конце XVIII в. описывалв«КартинахПарижа» Л.-С. Мерсье: «Когдаодинизэтих врачей совершает крупную ошибку в лечении, то, так как и с его коллегой может случиться то же самое, случай человекоубийства стараютсязамять, сгладитьидажеоправдать; ниодиндокторнеосмелится пойти наперекор лечению, назначенному его товарищем,

ибольной умирает, окруженный десятью врачами, которые, видя прекрасно, что нужно сделать для его спасения, но оставаясь вернымидухудокторскойэтики, предоставляюттому, ктопервымбыл вызван к больному, закончить по всем правилам это планомерное убийство» [121, с. 127-128].

XVI-XVII векасталивременемглобальныхпеременвжизниведущихевропейскихстран, вызвавпереворотвобщественномсознании

ипородивновыепредставленияоземномпредназначениичеловека. Так, под влиянием эпохи Возрождения — «возвращения к Ан-

тичности» — наблюдалсяпроцессиндивидуализациисознания, яркимипроявлениямикоторогосталисменаидеаловженскойкрасоты и рождение представлений о ценности жизни (в первую очередь, детской). Как ни парадоксально, но в центре процесса индивидуализации сознания оказывалось человеческое тело, нуждающееся

вадекватномуходе, — какдлясохраненияегомолодости, такидля поддержания его здоровья. Неслучайно один из родоначальников искусства ухода за новорожденными, английский врач-астролог Н. Кальперер (1616-1654) критиковал матерей за следование устаревшимпредрассудкам, заслишкомдлительноекормлениегрудью, обильное питание и игнорирование новейших врачебных рекомендаций, таких как кровопускание, осуждая женщин за детские увечья, раннюю смерть или изъяны характера. Новые идеалы нашли отражениеивжанровойживописи: так, популярностьобрелсюжет, изображавшиймать, занятуюпоиском«божьихжемчужин» (вшей)

вволосах ребенка; примечательной здесь является картина Г. Тер-

64

борха«Мать, причесывающаяребенка» (1653). Темсамымвнедрялись представления о том, что забота о теле является залогом его благополучиявделепредохраненияотболезней.

При этом возникли принципиально новые представления обустройствеобществакакгромадномчасовоммеханизме, вкоторомкаждыйчеловеквыполняетстрогоопределеннуюфункцию — онприноситпользуобществу. Врезультатепоявилсяновыйкритерий ценности человека, выраженный в его разумной способности приносить пользу. Не менее важными здесь видятся последствия эпохиВеликихгеографическихоткрытий, легшиевосновуперехода к товарному хозяйству и развитию товарно-денежных отношений, спровоцировавшиеначалонакоплениякапиталаипоявлениемануфактур (предприятий, основанных на вольнонаемном труде и ориентированныхнарыночныйспрос) ипородившиерадикальныепеременывпредставленияхобидеалеистинноверующего— насмену прежнему идеалу нищего пришел новый идеал «практического человека», предпринимателя, умеющегоизвлекатьприбыльи«делать деньги». Недаромсовременниксгоречьювосклицалотом, чторостовщичество«нехочетужесчитатьсяпороком, грехомипозором, авеличаетсячистойдобродетельюичестью, словноонооказывает людямвеликуюлюбовьихристианскуюуслугу» (1540) [109].

Новый идеал истинно верующего должен был воплощать в себе соответствующие представления о человеческом здоровье, выраженныевпропорцияхстрогогорационализма — вобразе«челове- ка-машины». Показательнымвэтомотношенииявляетсязнаменитый рисунок Леонардо да Винчи «Витрувианский человек» (14901492), изображающий фигуру обнаженного мужчины в двух наложенныхдругнадругапозициях: 1) сразведеннымивстороныруками и ногами, вписанная в окружность; 2) с разведенными руками и сведенными вместе ногами, вписанная в квадрат. При этом «канонические пропорции» идеального человека предусматривали их строгое соответствие геометрическим стандартам, в частности: размах рук должен равняться его росту; расстояние от линии волосдоподбородка — составлять1/10 частьеговысоты; максимум шириныплечирасстоянияотмакушкидососковиотлоктядокончикаруки — ¼ часть; длинаполовогочленаирасстояниеотлоктя доподмышки — 1/8 частьит.д. [34].

65

В результате именно взрослый, пропорционально сложенный мужчина являл своим телом образец идеального здоровья, ноприэтомпорождалвполнеестественныйвопросолюдях, устроенных«нерационально» и, потому, соднойстороны, неприносящих пользы, а с другой — являющихся зримыми воплощениями пороков и болезней. Немаловажную роль здесь сыграла и эпидемия страхов перед будущим, порожденная глобальными переменами в жизни европейского общества и нашедшая свое воплощение в страхах перед «уродами» и «дьявольскими» порождениями тьмы. В данном случае телесные недостатки — реальные или вымышленные — становилисьопределяющимивпроцессахидентификации образов «врагов общества», «больных», мешающих егоразвитию, — детей, женщин, безумцев.

Так, возникласвоеобразнаядихотомия: прирождениипредставленийоценностижизнидетирассматривалисьвтрудахцерковных идеологов как порождения греха, недостойные даже именоваться людьми. Неслучайно в связи с этим знаменитый протестантский проповедникЖанКальвинзамечал: «Самаихприродаестьсемягреха; поэтомуонанеугоднаиотвратительнаБогу», акардиналПьерде Берюльдобавлял: «Детствоестьсамоенизкоеиотверженноесостояниечеловеческойприроды; хуженеготолькосмерть… [это] зависимость, убожество, бессилие; зависимость, доходящаядоубожества; убожество, простирающеесядобессилия» [99, с. 83].

Настоящими воплощениями дьявольской природы оказывались женщины, обвиненные в ведовстве, и здесь торжество рационализма парадоксальным образом породило «чудовище» — охоту на ведьм, начавшуюся на рубеже XV-XVI вв. и продлившуюся до середины XVII в. В частности, арсенал средств, применявшихся для «выявления ведьмовской природы», включал, среди прочих, и процедуру иглоукалывания, когда врачи, приглашенные к участию в ведовских процессах, при помощи иголок отыскивали на телах своих жертв места, нечувствительные к боли (таковыми считалисьродинки, родимыепятнаипр.). Самоналичиетакихмест указывалонато, чтокнимприкасалсяСатана, аобвиняемаяявляетсяегослужанкой. Кпримеру, французскийдемонологЖакФонтен в «Рассуждении о знаках у колдунов и о подлинной одержимости» (1611) замечал, что«женщина, вошедшаявблизкуюсвязьсдьяво-

66

лом, отмечаласьособойпечатьюнаеетеле; этоместоможнобыло колоть, жечь, ачеловекприэтомнечувствовалникакойболи, апорезыневызываликровотечения» [137].

Такие«несуразности» тела, какбеременности, выкидыши, менструации и пр., доказывали аргументы об общей «слабости» и неполноценности женщин, предрасположенных к дьявольской одержимости: неслучайно именно на XVI-XVII столетия пришлось времярасцветаэкзорцизма — искусстваизгнаниядемоновизтела человека. Наиболее примечательным здесь стало так называемое «Луденское дело» (1632-1637 гг.), когда целая бригада «специалистов», включавшая в себя как демонологов, так и врачей, занималась изгнанием бесов из тел монахинь урсулинского монастыря (врезультатетолькоизтеланастоятельницыЖ. деАнжбылоизгнаносемьдемонов, аизтелаоднойизпослушниц, К. деСазильи— целыхвосемь). Ихотяскептическинастроенныесовременникиоткровенноуказывалинатеатрализованнуюпостановочностьназванного действа (искушенный теолог Д’Обиньяк после посещения Лудена

в1637 г. отмечал: «Вся эта игра — лишь плутовство, надувательство, мерзостьисвятотатство», аодинизобследовавшихмонахинь врачей, М. Дёнкансвидетельствовалоналичиивнушения, жертвамикоторогосталимонахини[126]), темнеменее, ненавистькженщинамнаходиладлясебявсеновыевоплощения, отражаясьвлитературныхполемикахобих«дурных» свойствахипороках.

Например, в1617 г. известностьполучила«Азбукаженскогонесовершенства и лукавства» некоего Жака Оливье, на обложке которой изображалась женщина с руками гарпии, в перьях похоти, на курьих ножках, а на каждую букву алфавита приводился один из ее пороков [26, с. 145]. Философ-гуманист Энеа Сильвио Пикколоминивсочинении«Любовноеснадобье» утверждал, чтоженщины«подобострастны, сварливы, язвительны, жестокиигорды, склонны к предательству, без веры, закона и средств, безрассудны», апопулярныйпроповедникЖакБоссюэоткровеннозаявлял, что первая женщина была «всего лишь частью Адама, чем-то гораздоменьшим. Примерновтойжепропорциионанаделенаиразумом» [26, с. 146]. Подобныерассужденияпереживутвека: позднее, в середине XIX в., французский социалист П.-Ж. Прудон

вкниге«Справедливостьвреволюцииицеркви» (1858), сравнивая

67

по показателям физической силы, моральным качествам и интеллектуальной ценности мужчин и женщин, оценивал последних

в2/3 ценностеймужчин.

Вэтом случае физическая красота женского тела обращалась

всвою противоположность, порождая в сознании мужчин образы коварныхсовратительниц, носительницсмертногогрехапрелюбодеяния. Показательныздесьстихи-блазоны, ставшиепопулярными

вXVI-XVII вв., посвященныеописаниюотдельныхчастейженского тела — шее, языку, носу, ягодицам, соскам, ступням, глазам, кистямрук, лону, губамипр. — исопровождавшиесясоответствующими гравюрами, подчас непристойного содержания. При этом сексуальная невоздержанность мужчин легко объяснялась «провокационным» поведением женщин, которые изображались искусительницами, от природы склонными соблазнять доверчивых особеймужскогополаиотдаватьихвовластьСатаны. Неслучайно иврачиполагали, чтоэротическаяфункцияявляетсябиологической потребностью женщин, а источник «половой» истерии находится

вматкеиявляетсяпричинойдьявольскойодержимости.

Наконец, особую нишу в разряде «нерациональных» существ в середине XVI в. заняли «безумцы», которых под влиянием эпидемии страхов и роста маниакально-депрессивных состояний сталослишкоммного. Самопосебеотношениекбезумиюибезумцам яркоотражалоатмосферурастущейнеуверенностилюдейвусловияхменяющегосямира, провоцирующегомассовыепсихозыиистерии, а отсюда — многообразие«патологий». Восприятие безумия как кары за грехи стало основой для появления театрализованных представлений изгнания безумцев из городов, сопровождавшихся публичнойпоркой, клеймениеми«игройвпогоню» ипредставлявшихсобоймагическийритуалколлективногоочищенияобывателей отгрехов.

При этом сам конструкт «безумия» нес в себе все признаки «одержимости» дьяволом, очемутверждал, кпримеру, доктормедицины голландец Эсе в книге «Рассуждение о знаках одержимости» (1644). «Одержимым», по его мнению, мог бытьпризнан человек, ведущий «дурную жизнь», чуждающийся других людей и живущий в полном одиночестве, страдающий «необычными» припадками, жалующийсянаскукуипустотужизнииовладевшее

68

им отчаяние, впадающий в бешенство и ищущий драки, издающийкрики, свистирычаниеподобнодикимзверямиптицамипр. Под особым подозрением оказывались «меланхолики», которые, по мнению тогдашних врачей, например, знаменитого хирурга Амбруаза Паре (около 1510-1590), по природе своей «печальны, гневливы, твердолобы, суровыижестоки, завистливыипугливы». И хотя врачи пытались объяснять причины меланхолии переизбытком в организме «черной желчи», религиозные проповедники видели в ней «коварнейшие уловки» дьявола, добавляя меланхолиюкспискусмертныхгрехов.

Однако на деле отношение к безумным людям оказывалось нестольоднозначным, колеблясьототождествлениябезумиясмудростьюкассоциациямегожесглупостью.

Содной стороны, французский философ Пьер Шаррон (15411603) утверждал, что«мудростьибезумие — весьмаблизки. Стоит повернуться кругом, и одно превращается в другое. Это видно по поступкам людей умалишенных» [193, с. 53-54]. Именно поэтому королевский шут мог превратиться в ближайшего советника своегогосподина, авсельскоммиредеревенскийдурачок — стать фетишем, символомвсейобщины. Сходныхвзглядовпридерживал- сявеликийпедагогимыслительЭразмРоттердамский(1469-1536), выделявший в качестве особого вида безумия то «приятное заблуждениеума», что«освобождаетдушуотмучительныхзаботиодновременнодосытапоитнаслаждениями» [193, с. 45].

Сдругой стороны, наблюдалось некое отождествление безумия и глупости: например, французская писательница Луиза Лабе

всерединеXVI в., перечисляя«девичий» хороводпороков, сопровождающих женщину в земной жизни, наряду с Филавтией (себялюбием), Колакией (лестью), Летой (забвением), Мисопонией (ленью), Гедонэ (наслаждением) и Трифэ (чревоугодием), особо выделяла Анойю (безумие) — с беспокойно блуждающим взором. Врезультатебезумиевыводилосьизразрядаболезней, превращаясь

вособуюнравственнуюкатегорию, породившуюнарубежеXV-XVI вв. своеобразную«квинтэссенцию» порока, воплощеннуювобразе «Корабля дураков». Так, немецкий писатель Себастьян Брант

водноименном сборнике (1497) давал перечень полоумных пассажиров — скряг, наушников, пьяниц, развратников, еретиковидр.;

69

ЯкобЛохер(переводчик«Кораблядураков» налатынь) отнескним нечестивцев, гордецов, скупцов, сладострастников, развратников, приверед, гневливцев, обжор, чревоугодников, завистников, чародеевипредателей. ПодтверждениемтомуслужитизнаменитоеполотноИеронимаБосха, написанноевконцеXV в. иносившеетоже название — «Корабльдураков». Нанемуютнорасположилисьмонах с монахиней, на столе рядом с ними блюдо с вишнями (ягода, символизирующаявожделение). Гребцовжеинтересуеттолькоподвешенный над ними праздничный блин. Веслом служит большой половник, которымудобнозачерпыватьплещущеесязабортоммутноевино. Намачтукорабля, ккоторойподвешенжареныйгусь, пытаетсязалезтьобжора. Наконец, накормевролирулевогосидитодинокийшут, которомутакже, какивсем, абсолютновсеравно, куда плыть. НеслучайнонаживописныхполотнахИ. Босха, П. Брейге- ля-старшего, Я. ван Хемессена и др. нашла отражение такая практика, как извлечение «камней глупости» из раскроенного черепа «безумца».

Темсамымнаблюдалсяпроцессстигматизацииролибольного — больным признавался человек, чье поведение не соответствовало общим представлениям об его приемлемости, было «асоциальным», отклоняющимсяотнормы. Однакосаманеобычностьповедения«нерационального» человекамоглакаквосхищать, такипугать, возбуждая ненависть. Такой «двойной» стандарт морали в оценке качествчеловека, егополноценностиилинеполноценности, фактическиспособствовалвоспроизводствуновых«болезней», имевших

иимеющихсоциальнуюприродусвоегопроисхождения.

Кпримеру, сопоставление «мужской» и «женской» моделей сексуальности привело к присвоению им диаметрально противоположных свойств: активной, агрессивной, ориентированной намножествопартнеров, соднойстороны, ипассивной, склонной повиноваться, ориентированной на одного партнера — с другой. В результате возникала следующая картина: то, что поощряется (или, поменьшеймере, неосуждается) вповеденииодних, тобезусловноосуждаетсявповедениидругих. Так, в1864 г. вВеликобританиибылпринятскандальнознаменитыйАктозаразныхболезнях, согласно которому в городах, где находились воинские гарнизоны, всенезамужниеженщиныфертильноговозрастаподвергалисьпри-

70