новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима. В 4 томах. Том третий. Кн. 4 продолжение, 5 Кн
..pdfдолжность римской республики подчинялась вновь созданной влас ти, найти подходящее имя для которой предоставлялось будущему, но которая, по существу, содержала уже в себе монархию. Этим зако нопроектом было положено начало полнейшему перевороту в суще ствующем порядке.
Меры эти, принятые человеком, только что давшим такое пора зительное доказательство своей слабости и половинчатости, изумля ют нас своей решительностью и энергией. Тем не менее легко по нять, почему Помпей действовал теперь решительнее, чем во время своего консульства. На этот раз речь шла не о том, чтобы немедленно Быступить в роли монарха, а только о подготовлении монархии чрез вычайными военными мерами, которые — как ни революционны ни были по существу — могли все же быть осуществлены в рамках су ществующей конституции и сразу приводили Помпея к его старой цели — командованию в войне против Митридата и Тиграна. В пользу отделения военной власти от сената говорил и ряд соображений прак тического порядка. Помпей не мог, конечно, забыть, что план подав ления пиратства, составленный в том же самом духе, потерпел не удачу несколько лет назад вследствие плохого выполнения его сена том, что исход войны в Испании подвергался крайней опасности вслед ствие отсутствия заботы об армии со стороны сената и вследствие
сулов (quaestores pro praetore или pro consule); в этом звании отправил ся, например, в 679 г. в Кирену Публий Лентул Марцеллин (Sallust., Hist., 2, 39; изд. Дитча), Гней Пизон в 689 г. — в Ближнюю Испанию (Sallust., Cat., 19), Катон в 696 г. — на Кипр (Veil., 2, 45). Или же, наконец, чрезвычайная должностная власть возникала из принадле жавшего высшему должностному лицу права делегировать свои пол номочия. Оставляя свою область или не имея по другой причине воз можности исполнять свои обязанности по должности, он имел право назначать себе заместителя, который назывался тогда legatus propraetore (Sallust., Jug, 36, 37, 38) или же, если выбор его падал на квестора, quaestor pro praetore. Равным образом высший магистрат имел право, если у него не было квестора, поручать исполнение его обязанностей одному из своих сотрудников, который назывался тогда legatus pro quaestore; это наименование впервые, кажется, встречается на маке донских тетрадрахмах Суры, военачальника, подчиненного наместни ку Македонии (665—667). Но это противоречило сущности делегиро ванной власти, и поэтому древнейшее государственное право не до пускало, чтобы высшее должностное лицо, если оно имело возмож ность беспрепятственно исполнять своюдолжность, тотчас же по вступ лении в нее наделяло высшей должностной властью одного или не скольких из своих подчиненных. Таким образом, назначенные про консулом Помпеем legati pro praetore представляли собой нововведе ние и напоминали уже тех легатов, которые играли такую большую роль в эпоху империи.
беспорядочности финансового хозяйства. Он не мог не знать, как от носится к нему, отщепенцу партии Суллы, большая часть аристокра тии и какая судьба предстояла ему, если бы он согласился отправить ся на Восток в качестве полководца правительства с обычными пол номочиями. Понятно поэтому, что в качестве первого условия приня тия им командования он потребовал предоставления ему независимо го от сената положения, и граждане охотно согласились на это. Весь ма вероятно также, что Помпея принудило на этот раз к более быст рому образу действия его окружение, недовольное, разумеется, его отступлением за два года перед тем. Законопроекты об отозвании Лукулла и об экспедиции против пиратов были предложены народ ным трибуном Авлом Габинием, разоренным и морально опустив шимся человеком, но ловким посредником, смелым оратором и храб рым солдатом. Заверения Помпея, что он вовсе не желает поста глав нокомандующего в войне с пиратами и жаждет лишь покоя и отдыха, были, конечно, не серьезны, но смелый и энергичный клиент его, находившийся в дружественных отношениях с Помпеем и его близ кими, отлично понимавший и дела и людей, вероятно, оказал значи тельное влияние на решение своего недальновидного и беспомощно го патрона.
Как ни недовольны были втайне вожаки демократов, они не мог ли, однако, открыто выступить против законопроекта. Проведению этого закона они, по всей вероятности, ничем не могли помешать, и противодействие их привело бы лишь к открытому разрыву с Помпе ем, что заставило бы его либо сблизиться с олигархией, либо вести чисто личную политику, не считаясь с обеими партиями. Таким обра зом, демократам оставалось только сохранить и на этот раз свой союз с Помпеем — хотя и лишенный содержания — и воспользоваться слу чаем, чтобы окончательно свергнуть сенат и перейти из оппозиции в правительство, предоставив остальное будущему и отлично извест ной бесхарактерности Помпея. Поэтому их вожаки — претор Луций Квинктий, тот самый, что за семь лет перед тем добивался восста новления власти трибунов, и бывший квестор Гай Цезарь — и под держивали законопроекты Габиния.
Привилегированные классы были вне себя, притом не только но билитет, но и торговая аристократия, увидевшая в столь коренном государственном перевороте опасность и для предоставленных ей за коном преимуществ и снова признавшая в сенате своего подлинного покровителя. Когда трибун Габиний после внесения своих предложе ний появился в сенате, отцы города едва не задушили его собствен ными руками, не сообразив в своем усердии, к каким невыгодным для них результатам привел бы подобный метод убеждения. Трибун бежал на форум и стал сзывать толпу на штурм здания сената, но заседание было вовремя прервано. Консул Пизон, предводитель оли
124
гархической партии, случайно попавший в руки толпы, наверное сде лался бы жертвой народной ярости, если бы подоспевший Габиний не выручил его, чтобы не рисковать своим верным успехом из-за не нужных пока злодеяний.
Между тем озлобление толпы не улеглось и находило все новую пищу в высоких ценах на хлеб и множестве совершенно нелепых иног да слухов, например, что Луций Лукулл не то отдал в Риме под про центы деньги, полученные им для ведения войны, не то пытался с помощью этих денег отвлечь претора Квинкция от народного дела, или же, что сенат собирается приготовить «второму Ромулу», как на зывали Помпея, участь первого*, и т. п.
Тем временем наступил день голосования. Тесной толпой стоял народ на форуме; все здания, откуда можно было видеть ораторскую трибуну, были покрыты людьми до самой крыши. Все коллеги Габиния обещали сенату воспользоваться своим правом интерцессии. Но перед лицом бушующей толпы все молчали, кроме одного лишь Лу ция Требеллия, давшего самому себе и сенату клятву скорее умереть, чем уступить. Но как только он заявил протест, Габиний прервал го лосование своих законопроектов и предложил собравшемуся народу поступить с его сопротивлявшимся коллегой так же, как было поступлено некогда по предложению Тиберия Гракха с Октавием, т. е. немедленно лишить его должности. Голосование состоялось, и на чался подсчет голосов; когда первые 17 триб, вотум которых был ог лашен, высказались за принятие закона, так что следующий утверди тельный голос давал ему большинство, Требеллий, забыв свою при сягу, малодушно отказался от интерцессии. Напрасно пытался после этого трибун Отон добиться, чтобы было сохранено по крайней мере начало коллегиальности и чтобы вместо одного главнокомандующе го было избрано два; напрасно престарелый Квинт Катул, самый ува жаемый человек в сенате, напрягая свои последние силы, убеждал, чтобы подчиненные военачальники не назначались главнокомандую щим, а избирались народом. Отон не мог даже заставить беснующу юся толпу выслушать его; Катул добился этого только благодаря бла горазумной предупредительности Габиния, и толпа в почтительном молчании внимала словам старца, однако и они не имели влияния на нее. Предложения Габиния получили силу закона без всяких измене ний и со всеми деталями, а дополнительные пожелания Помпея так же были немедленно и целиком одобрены.
Большие надежды возлагали в Риме на выезжавших к месту сво его назначения обоих полководцев, Помпея и Глабриона. Цены на хлеб понизились до обычного уровня тотчас же после принятия габиниевых законов; это доказывает, какие ожидания связывались с гран
* Согласно преданию, царь Ромул был разорван на части сенаторами.
125 ^
диозной экспедицией и ее славным вождем. Надежды эти, как мы увидим далее, не только осуществились, но были даже превзойдены; море было совершенно очищено от пиратов в три месяца. Со времен войны с Ганнибалом римское правительство не выступало во внеш ней политике с такой энергией; в противоположность слабому и без дарному правлению олигархии демократическо-военная оппозиция блестяще доказала, что ее призванием является взять в свои руки уп равление государством. Антипатриотические и неловкие попытки кон сула Пизона помешать мелочными препятствиями мероприятиям Помпея для истребления пиратов в Нарбоннской Галлии только уве личивали озлобление граждан против олигархии и популярность Пом пея; лишь благодаря его личному вмешательству народное собрание не лишило консула должности.
Тем временем смута на азиатском материке еще более усилилась. Глабриои, который должен был принять от Лукулла главное коман дование в войне с Митридатом и Тиграном, оставался в Передней Азии; различными воззваниями он подстрекал солдат против Лукул ла, но в должность главнокомандующего не вступал, так что Лукулл был вынужден оставаться на своем посту. Против Митридата, конеч но, не было ничего предпринято, и понтийская конница безбоязненно и безнаказанно занималась грабежом в Вифинии и Каппадокии. Для борьбы с пиратами Помпей также был вынужден отправиться со сво им войском в Малую Азию; естественно было бы передать ему и ко мандование в понтийско-армянской войне, к чему он сам давно стре мился. Но демократическая партия в Риме, разумеется, не разделяла стремлений своего полководца и не брала на себя инициативы в этом вопросе. Весьма вероятно, что демократы склонили Габиния не пору чать Помпею сразу командования и в войне против Митридата и в войне с пиратами, а передать первый из этих постов Глабриону; и теперь они никак не могли желать усилить и закрепить навеки ис ключительное положение и без того чересчур могущественного пол ководца. Сам Помпей, по своему обыкновению, держался пассивно, и возможно, что он действительно вернулся бы домой по выполне нии возложенного на него поручения, если бы не случилось происше ствие, совершенно неожиданное для всех партий.
Гай Манилий, человек пустой и ничтожный, перессорился, буду чи народным трибуном, и с аристократией и с демократией благодаря своим неудачным законопроектам. В надежде укрыться под крылыш ком могущественного полководца, если он добудет для него то, чего он, как было всем известно, горячо желал, но не решался требовать, Манилий обратился к гражданам с предложением отозвать наместни ка Глабриона из Вифинии и Понта, а Марция Рекса из Киликии и передать эти должности, а также ведение войны на Востоке, по-види мому, на неопределенное время и во всяком случае с обширнейшими
полномочиями на заключение мира и союзов проконсулу морей и побережья наряду с его прежней должностью (начало 688 г.). На этот раз обнаружилось с полной ясностью, как расшатан был римский кон ституционный механизм, с тех пор как инициатива законодательства была передана в руки любого ничтожного демагога, а вынесение ре шения — неразумной толпе, что распространялось также на важней шие вопросы управления. Предложение Манилия не понравилось ни одной из политических партий, однако оно почти не встретило серь езного сопротивления. Демократические вожаки просто не смели воз ражать против законопроекта Манилия по тем же причинам, которые заставили их помириться с габиниевым законом; они затаили свое недовольство и свои опасения и высказывались публично в пользу демократического полководца. Умеренные оптиматы поддерживали предложение Манилия, потому что после габиниева закона всякое сопротивление было бесполезно, и дальновидные люди уже тогда понимали, что правильной политикой для сената является сближение с Помпеем, чтобы при неизбежном разрыве между ним и демократа ми перетянуть его на свою сторону. Наконец, люди неустойчивые благословляли день, когда и они, казалось, могли иметь свое мнение и соответственно действовать, не порывая ни с одной из партий. Ха рактерно, что Марк Цицерон впервые выступил на политической ора торской трибуне с защитой законопроекта Манилия. Одни лишь стро гие оптиматы во главе с Квинтом Катулом не скрывали своих взгля дов и выступали против этого предложения. Разумеется, оно было принято таким большинством голосов, которое почти равнялось еди ногласному решению, и приобрело силу закона. Помпей получил бла годаря этому помимо своих прежних обширных полномочий управ ление важнейшими малоазийскими провинциями, так что в пределах римских владений почти не оставалось клочка земли, который не был бы ему подвластен, и ему было поручено ведение войны, о которой, как о походе Александра, можно было сказать, где и когда она нача лась, но не видно было, где и когда она кончится. За все время суще ствования Рима такая власть никогда еще не сосредоточивалась в ру ках одного человека.
Законы Габиния и Манилия завершили борьбу между сенатом и популярами, начатую за 67 лет до того законами Семпрония. Если благодаря семпрониевым законам революционная партия конституи ровалась как политическая оппозиция, то с принятием законов Габи ния и Манилия она превратилась из оппозиционной партии в прави тельственную. Величествен был момент, когда после бесплодной ин терцессии Октавия была пробита первая брешь в существовавшем государственном строе, но столь же знаменателен был и тот день, когда с отставкой Требеллия пал последний оплот сенатского режи ма. Это чувствовалось обеими сторонами, и даже сердца апатичных
сенаторов дрогнули в этой борьбе не на жизнь, а на смерть. Однако борьба за изменение конституции окончилась все же совершенно дру гим и гораздо более жалким образом, чем она началась. Начал рево люцию благородный во всех отношениях юноша, а закончена она была дерзкими интриганами и демагогами самого худшего пошиба. Если, с другой стороны, оптиматы начали с обдуманного сопротивления, упорно защищая даже безнадежные позиции, то кончили они первой попыткой применения кулачного права, хвастливой слабостью и по зорным нарушением присяги. Теперь было достигнуто то, что неког да казалось смелой мечтой: сенат перестал править. Но если бы ста рики, видевшие еще первые бури революции, внимавшие словам Гракхов, сравнили то время с настоящим, они нашли бы, что все измени лось за это время — страна и граждане, государственное право и во енная дисциплина, жизнь и нравы; и тот, кто стал бы сравнивать иде алы гракховых времен с их осуществлением, мог лишь с болью улыб нуться. Но подобные размышления были делом прошлого. В настоя щем же и, вероятно, в будущем свержение аристократии должно было считаться совершившимся фактом. Олигархи были похожи на совер шенно распавшуюся армию, рассеянные отряды которой могут еще служить подкреплением для другого войска, но сами не могут уже ни оказать сопротивления, ни дать самостоятельного боя. Но одновре менно с окончанием старой борьбы подготовлялась и новая — борьба обеих сил, находившихся до того времени в союзе для свержения ари стократического государственного строя: демократической оппозиции и приобретавшей все большую силу военной власти. Исключительное положение Помпея уже после габиниева закона, а еще более после закона Манилия, было несовместимо с республиканским строем го сударства. Закон Габиния, как вполне справедливо заявляли уже тог да его противники, назначал Помпея не адмиралом, а правителем го сударства, и не без основания один хорошо знакомый с восточными порядками грек называет его «царем царей». Когда, вернувшись с Востока после новых побед, с возросшей славой и полной казной, с готовыми к борьбе и преданными ему войсками, он протянет руку к короне, — кто остановит его? Быть может, бывший консул Квинт Катул созовет сенаторов на борьбу против первого полководца эпохи и его испытанных легионов? Или новый эдил Гай Цезарь поднимет городскую чернь, взоры которой он только что тешил своими 320 парами гладиаторов в серебряных латах? Вскоре придется снова ук рываться на скалах Капитолия, чтобы спасти свободу, восклицал Ка тул. Не его вина была, что буря пришла не с Востока, как он думал, и что судьба, исполняя его пророчество буквальнее, чем он сам предви дел, занесла губительную непогоду несколько лет спустя из страны кельтов.
Iksm IUSHISjilksTi lyani |
iysr HJSHg^mitariiIUSHa=^iiiLJara iysiTlSir |
Помпей на Востоке
Мы уже раньше видели, как печально обстояли дела римлян на суше и на море, когда в начале 687 г. Помпей принял на себя ведение войны против пиратов с почти неограниченными полномочиями. Он начал с того, что разделил всю огромную подвластную ему область на 30 округов, поручив каждый из них одному из подчиненных ему военачальников, чтобы вооружать там корабли и отряды, обследо вать берега, захватывать пиратские корабли или загонять их в устро енную засаду. Сам же он в самом начале года вышел в море с лучшей частью имевшихся военных судов, среди которых и на этот раз выде лялись родосские, и очистил в первую очередь сицилийские, афри канские и сардинские воды, чтобы прежде всего сделать возможным подвоз хлеба из этих провинций в Италию. Об очищении испанского и галльского побережий заботились тем временем его подчиненные. Тогда-то именно консул Гай Пизон и попытался помешать из Рима набору войск, который производил в Нарбоннской провинции легат Помпея Марк Помпоний. Чтобы положить конец этой неумной по пытке и вместе с тем удержать в рамках закона справедливое раздра жение толпы против консула, Помпей на время опять появился в Риме. Когда по истечении 40 дней западная часть Средиземного моря сде лалась свободной для судоходства, Помпей с шестьюдесятью лучши ми своими судами отправился в восточные воды и прежде всего в древнейший и главнейший центр пиратства — к берегам Ликии и Киликии. При вести о приближении римского флота не только исче зали из открытого моря пиратские ладьи, но и сильные ликийские
5. История Рима. т. 3 |
129 |
крепости Антикраг и Краг сдались без серьезного сопротивления. Не столько страх, сколько благоразумная снисходительность Помпея от крыла ему ворота этих почти неприступных морских крепостей. Пред шественники его распинали всех пленных пиратов, он же без колеба ний давал всем пощаду и с необыкновенной снисходительностью об ращался особенно с простыми гребцами, находившимися на захва ченных разбойничьих ладьях. Одни лишь отважные киликийские морские царьки решились с оружием в руках отстоять от римлян хотя бы свои собственные воды; укрыв своих детей и жен в горных замках Тавра, они поджидали римский флот у западной границы Киликии на высоте Коракезион. Но обладавшие превосходным личным соста вом и снабженные всеми военными материалами суда Помпея одер жали здесь полную победу. После этого он беспрепятственно выса дился и начал брать штурмом и разрушать горные замки корсаров, по-прежнему предлагая им самим, в награду за изъявление покорно сти, свободу и жизнь. Вскоре большинство из них отказалось от про должения безнадежной борьбы в своих замках и горах и согласилось сдаться. Спустя 49 дней после появления Помпея в восточных водах Киликия была покорена и война окончена. Быстрое подавление пи ратства было большим облегчением для римлян, но здесь не было никакого подвига: со средствами Римского государства, отпущенны ми столь щедро, корсары так же мало могли помериться, как объеди нившиеся воровские банды большого города с правильно организо ванной полицией. Наивно было праздновать подобную карательную экспедицию точно победу. Но если сравнить ее с многолетним суще ствованием и беспредельным ежедневным ростом этого зла, то по нятно, что поразительно быстрое истребление страшных пиратов про извело на общество огромное впечатление, тем более что это было первое испытание централизованного в одних руках управления, и партии с любопытством выжидали, окажется лн оно лучше коллеги ального. Около 400 кораблей и лодок, в том числе 90 настоящих во енных судов, были частью захвачены Помпеем, частью выданы ему; всего было уничтожено до 1 300 разбойничьих кораблей, и, кроме того, стали жертвой пламени обильно наполненные арсеналы и скла ды флибустьеров. Погибли около 10 тыс. пиратов, более 20 тыс. были захвачены живыми, а начальник морских сил стоявшей в Киликии римской армии Публий Клодий и множество других лиц, увезенных пиратами и отчасти считавшихся давно уже умершими, были осво бождены Помпеем. Летом 687 г., спустя три месяца после начала кампании, торговля и все сношения потекли нормальным образом, и вместо прежнего голода в Италии царило изобилие.
Досадный инцидент на острове Крите несколько омрачил, одна ко, этот успех римского оружия. На Крите уже второй год находился Квинт Метелл, занимавшийся завершением достигнутого им уже в
130 ^
основном покорения этого острова, когда в восточных водах появился Помпей. Возможность столкновения была налицо, так как на основа нии габиниева закона власть Помпея параллельно с властью Метелла распространялась на весь растянутый в длину, но нигде не достигаю щий более 20 миль в ширину остров. Однако Помпей был настолько деликатен, что не назначил на этот остров своего полководца. Но со противлявшиеся еще критские общины, видевшие, с какой жестокос тью наказывал Метелл их покорённых соотечественников, и слыхав шие, какие мягкие условия предлагал Помпей сдававшимся ему об ластям южной части Малой Азии, предпочли отправить к нему по слов с единогласным изъявлением своей покорности, которое и было принято им в Памфилии, где он находился в то время. Вместе с крит скими послами он отправил своего легата Луция Октавия, чтобы уве домить Метелла о заключении договоров и чтобы принять города. Разумеется, это был не товарищеский образ действий, но формальное право было целиком на стороне Помпея, и Метелл поступил безус ловно неправильно, когда он, не признавая договор критских городов с Помпеем, продолжал обращаться с ними как с врагами. Напрасны были протесты Октавия, напрасно он вызвал из Ахайи — так как сам он прибыл без войска — Луция Сизенну, стоявшего там с отрядом войск Помпея. Метелл, не обращая внимания ни на Октавия, ни на Сизенну, осадил Элевтерну и взял штурмом Лаппу, где захватил са мого Октавия, который был затем с позором отпущен, взятые же вместе с ним критяне были казнены. Так дело дошло до настоящих боев между войсками Сизенны, во главе которых после его смерти стал Октавий, и Метелла; даже после того, как войска его были от правлены обратно в Ахайю, Октавий продолжал войну совместно с критянином Аристионом, и Гиерапитна, где они оба укрылись, была взята Метеллом только после упорнейшего сопротивления.
Таким образом, ярый оптимат Метелл начал насобственный страх настоящую междоусобную войну против демократического главноко мандующего. Насколько расстроены были римские государственные дела, видно из того факта, что эти столкновения привели только к язвительной переписке между обоими полководцами, несколько лет спустя опять мирно и даже «по-дружески* восседавшими друг около друга в сенате.
Во время этих событий Помпей находился в Киликии, подготов ляя, как казалось, на следующий год поход против критян или, ско рее, против Метелла; на самом же деле он дожидался случая для вмешательства в страшно запутанные дела на малоазийском матери ке. Остатки армии Лукулла, уцелевшие после понесенных потерь и роспуска фимбриевых легионов, стояли в бездействии на верхнем Галисе, в области трокмеров у границы Понтийского царства. Глав нокомандующим все еще оставался Лукулл, так как назначенный его
5* |
«т 131 ш» |
преемником Глабриои по-прежнему медлил в Передней Азии. Так же бездействовали три легиона, расположенные в Киликии под на чальством Квинта Марция Рекса. Все Понтийское царство опять было во власти царя Митридата, жестоко наказывавшего за измену ему как отдельных лиц, так и общины, перешедшие на сторону Рима, напри мер город Евпаторию. Серьезного наступления против римлян вос точные цари не предпринимали, — потому ли, что это вообще не вхо дило в их планы, или же потому, как утверждали иные, что высадка Помпея в Киликии побудила царей Митридата и Тиграна воздержать ся от дальнейших действий. Быстрее, чем мог ожидать Помпей, за кон Манилия осуществил его тайные надежды: Глабрион и Рекс были отозваны, а наместничества понтийско-вифинское и киликийское с расположенными там войсками, а также ведение войны с Понтом и Арменией, с правом по собственному усмотрению решать вопросы войны и мира и заключать союзы с восточными династами были пе реданы Помпею. Рассчитывая на большие почести и богатую добычу, Помпей охотно отказался от намерения проучить раздражительного и ревниво оберегавшего свои скудные лавры оптимата, оставил поход на Крит и дальнейшее преследование пиратов и назначил свой флот для поддержки наступления, задуманного им против понтийского и армянского царей. Но за этой войной на суше он все же отнюдь не потерял из виду и пиратства, все еще поднимавшего голову. Прежде чем покинуть Азию (691), он распорядился привести в готовность ко рабли, необходимые для действий против пиратов; по его предложе нию подобная же мера была принята в следующем году и в Италии, и сенат ассигновал для этого средства. Берега по-прежнему охранялись конными отрядами и небольшими эскадрами. Если же пираты и не были совершенно истреблены, что доказывается походами на Кипр в 696 г. и в Египет в 699 г., о которых будет рассказано дальше, то все же после экспедиции Помпея они никогда уже не поднимали так го лову и не могли в такой мере вытеснить римлян с моря, как это име ло место в правление разложившейся олигархии.
Немногие месяцы, остававшиеся до начала малоазийского похо да, были использованы новым главнокомандующим для напряжен ной работы по дипломатической и военной подготовке этой кампа нии. К Митридату были отправлены послы, но скорее с целью раз ведки, чем для серьезного посредничества. При понтийском дворе надеялись, что парфянский царь Фраат согласится примкнуть к пон- тийско-армянскому союзу ввиду недавних значительных успехов, одер жанных союзниками над Римом. Для противодействия этому были отправлены в Ктесифон римские послы, которым оказались весьма полезны внутренние смуты, раздиравшие армянский царствующий дом. Сын царя Тиграна, носивший то же имя, что и отец, восстал против него, —■потому ли, что не мог дождаться смерти старика, или
< ^ 132^>