rozhkov_aiu_v_krugu_sverstnikov_zhiznennyi_mir_molodogo_chel

по основным предметам (математика, литература). Помните, что успешное проведение в жизнь вышеизложенных задач зависит от вас самих. Все в ряды общества “Долой уклон”! Бюро»187. Вероятно, эту несанкционированную группу создали школьники, которым претила профессионализация обучения в школах повышенного типа. Профуклон являлся своеобразной альтернативой подготовке в вузы, и, очевидно, именно этим обстоятельством было вызвано создание тайного общества. Сочинские школьники в своем журнале тоже не обошли тему педуклона:

«Нас замучат поневоле», — Отовсюду слышен стон — И зачем же в нашей школе Введен мерзкий педуклон?188

Несогласие с политикой советской власти в отношении непролетарских слоев населения, с притеснениями детей «чуждых элементов» в учебных заведениях, привели к самоорганизации этих учащихся в «элитарные» объединения второго типа. Иногда они имели выраженный политический оттенок, но практически всегда свою избранность они демонстрировали в соответствующем названии организации. В 15-й школе Ленинграда была организована «Группа школьной интеллигенции», выдвигавшая в своей программе требование отказа от политической работы в школе, переустройства общественной работы в соответствии с «этическими и психологическими чертами учащихся». В другой ленинградской школе учащиеся создали «Лигу остроумных людей». Пермские учащиеся школы II ступени организовали «Союз интеллигенции», возглавляемый детьми священнослужителей и зажиточных крестьян. В Баку школьники организовали «Союз священных капралов», в Воронеже — «Контрреволюционную банду». В Тюмени подобные сообщества распространяли антисоветские листовки и плакаты, притесняли пионеров в школе. В Новгороде внутри комсомольской ячейки одного из средних учебных заведений образовалась нелегальная группа анархистского толка, работавшая под девизом: «Наша свобода в свободе других». Учащиеся читали произведения Бакунина и занимались критикой марксизма-ленинизма с анархистских позиций. Если верить документам ОГПУ, одной из наиболее экстремистских организаций среди школьников была «Российская организация народных социалистов» (РОНС), образованная в Москве 14–16-летними учащимися школы II ступени. Их платформа сильно походила на требования кронштадтских и тамбовских повстанцев — «Советы без коммунистов»; предоставление всех гражданских свобод населению страны. При этом весьма сомнительно, что такую программу школьники хотели реализовать с помощью оружия, путем терактов и «эксов», как это трактовалось

90 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

вдокументах ОГПУ. Тем не менее организация школьников была ликвидирована «оперативным путем»189. Таким же образом была прекращена деятельность «Союза ленинской молодежи» (СЛМ), возникшего в 1928 году в городе Урда Уральской губернии из трех членов бюро школьной ячейки ВЛКСМ. Все члены СЛМ были арестованы и исключены из рядов ВЛКСМ. Информация об этой группе была разослана в секретной сводке Сталину, Молотову, Мильчакову и другим членам Политбюро ЦК и ЦКК партии190. В одной из сибирских школ учащиеся организовали партию «Освобождение народа» и филиал ее в другой школе. При попытке расширения состава своей «партии» они были выданы чекистам примкнувшим к ним комсомольцем. К суду были привлечены пять членов этой организации191.

Наиболее распространенными были сообщества культурно-досугового характера. Эти корпорации школьников были, как правило, безобидны для власти и являлись прямым ответом на скуку в общественной жизни. Вероятно, поиск высоконравственной референтной группы вне рамок ВЛКСМ с его формализованной внутрисоюзной жизнью вынудил членов школьной комсомольской ячейки в одном из кантонов Марийской области создать «Кружок искателей правды». В московской школе им. Короленко образовалось тайное общество «ТИД» («Товарищество и Дружба»). Причиной его появления была холодная атмосфера в школе, о которой говорили сами ученики: «Мы все не любим школу и стараемся свою личную жизнь устроить подальше от школы». Примечательно, что в этом тайном обществе был «узкий» и «широкий» состав — по-видимому,

взависимости от степени посвященности в личные тайны друг друга. Члены общества устраивали лекции на различные темы, вместе ходили в кино, собирались для обсуждения жизни школы, проводили вечеринки, читали и приносили в школу «неприличные» книги по половому вопросу. Общество заметно влияло на процесс принятия коллективных решений: на выборах учкома победу одержало бюро, намеченное ТИДом. В этой организации состояли и пионеры, которые предпочитали школьное общество своему отряду. На каком-то этапе

вобществе произошел раскол между мальчиками и девочками, после которого девочки покинули организацию. Любопытно, что в этой школе существовали и другие неформальные организации — «ИШТ», «ОШТ», «СЭТ» и т.д.*, 192

Кэтому же типу сообществ стоит отнести и «Кровный союз» краснодарских школьников193. Он спонтанно возник в краснодарской школе № 7 в 1929 году. Три новоявленных «мушкетера», члены комсомольской ячейки этой школы (один из них — член бюро ВЛКСМ), прогуливаясь по центру города, решили скрепить свою дружбу «на века». Собравшись у одного из них дома, они разрезали ножом себе руки, смочили по кусочку хлеба в крови каждого и торжественно

* К сожалению, расшифровка этих аббревиатур неизвестна. Можно только предположить, что средняя аббревиатура расшифровывается как «Общество школьных товарищей».

Глава 2. Дальтон-план под колокольчик 91

их вкусили под девизом: «Один за всех, и все за одного!» В комсомольской печати этот жест «кровных братьев» получил очень жесткую оценку. В ответ на безобидную церемонию таинства посвящения в побратимы, советская censura morum в лице комсомольской прессы и идеологических структур ВЛКСМ произвела определенные дисциплинарные процедуры, явно направленные на предотвращение развития подобных «тайных орденов» в советской школе. Газета «Студент» писала: «Если поступок этих “комсомольцев” не осудила комсомольская ячейка — их поступок должна осудить советская общественность. Мы поставим так вопрос: полезна или вредна для комсомола организация таких союзов? Конечно вредна. Лозунг “все за одного и один за всех” является жизненным и для всего комсомола. Зачем тогда выделять себя из этой организации? <…> их поступок с комсомольской точки зрения не этичный. А все не этичное мы осуждаем. “Кровный союз” мы также должны осудить»194. На языке советского кода подтекст этой заметки означал символический запрет на любую самодеятельность в рамках комсомольской организации, которая маркировалась как «неэтичное», подлежащее непременному осуждению. Комсомол присвоил себе мушкетерский девиз, но он не мог позволить присваивать этот девиз другим, в том числе и неортодоксальным комсомольцам.

Несколько иную направленность имело похожее на «Кровный союз» тайное общество «Возрождение древнегреческой культуры», прием в члены которого сопровождался клятвой со словами о чести, крови и жизни. Все вступившие в него получали греческие имена. Собрания происходили конспиративно и посвящались вопросам древнегреческой культуры. После того как об этом обществе стало известно всей школе и ореол таинственности рассеялся, оно распалось. В барнаульской школе № 6 в 1928 году на почве конфликта с педагогами группа учащихся образовала организацию «ДОР», действовавшую под лозунгом «Долой общественную работу». Протестующие выпускали подпольные прокламации, срывали школьные собрания, составляли планы общего саботажа. Показательно, что пресечь деятельность этой группы удалось только с помощью «внешкольных руководящих органов». За агитацию среди сверстников, битье стекол и порчу школьной мебели под суд были отданы 17 учащихся195.

В документах упоминаются организации и более фривольного толка, члены которых не ставили перед собой никаких высоких целей. Чаще всего это была откровенная фронда несовершеннолетних, которым претили строгое нормирование повседневности и аскетизм коммунистического быта. Расцвет хулиганства в стране не прошел мимо школы. Учащиеся воронежских школ создали ряд хулиганских организаций: «Топтательный комитет», «Лига наций», «Шайка хулиганов». В школе II ступени кубанской станицы Павловской ОГПУ был обнаружен «Союз блатных», имевший свой устав, направленный на срыв учебы, хулиганство и разбой196.

92 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

К несанкционированным объединениям культурно-досугового толка тесно примыкали «лирико-эротические» сообщества учащихся. Чаще всего «эротическую» направленность на пустом месте им приписывали комсомольские функционеры, ханжески стигматизируя порой самые невинные попытки «флирта» среди школьников. Так, организацией «ничем не прикрытого разврата» назвала коммунистическая печать «Кружок арбузников», образовавшийся в ленинградской школе № 73. Судя по скудным строкам обзора ЦК ВЛКСМ, весь их «разврат» заключался в вечеринках с выпивкой и танцами. В одной из одесских школ возникло общество «ТИСО», члены которого увлеклись любовной тематикой — ставили соответствующие пьесы, организовывали вечеринки с поцелуями и танцами, заводили эротические альбомы. В Новосибирске школьники пошли еще дальше, организовав «ОДН» — «Общество долой невинность», якобы издававшее «порнографическую» газету197.

Впрочем, нередко организации, как таковые, вообще не существовали. Их выдумывали партийно-комсомольские структуры в политических целях. А.А. Слезин приводит весьма показательный пример. Зимой 1929 года несколько воронежских школьников подрались между собой. Обычный факт подростковой повседневности. Однако вскоре участвовавшие в потасовке ребята отказались поддержать на выборах председателя учкома старшеклассника,

скоторым у них и произошла драка. Местная газета «Коммуна», усмотрев в этом политический акт, сделала вывод: «Орудовала школьная организация

сопределенным контрреволюционным душком». Заголовок статьи был не менее красноречив: «Хулиганы травят ученика-общественника»198.

Если по источникам 1920-х годов заметна нервозность официальных органов, в первую очередь ОГПУ, в отношении функционирования неформальных ученических сообществ, то к середине 1930-х эта тенденция приняла массовый характер, на что справедливо указывал Троцкий: «Самые невинные кружки школьников, пытающихся создать оазисы в пустыне казенщины, вызывают свирепые репрессии. Через свою агентуру ГПУ вносит ужасающий разврат доносов и предательств в так называемую “социалистическую” школу»199.

Итак, процесс обретения школьниками своей коллективной идентичности в рамках несанкционированных молодежных коллективов носил преимущественно символический характер. Причем, как правило, в обществен- но-политических условиях раннего советского общества данные сообщества представляли собой ученические корпорации со «стигматизированной» идентичностью (И. Гофман). Очевидно, мы никогда не узнаем истинных целей и форм деятельности перечисленных организаций школьников 1920-х годов, как и их персональных составов. Да это, наверно, и не очень важно. Сам факт существования этих и сотен неизвестных нам молодежных корпораций свидетельствует о серьезном противоречии между повышенной активностью,

Глава 2. Дальтон-план под колокольчик 93

жизнеспособностью и ментальными установками молодого поколения 1920-х с одной стороны, и социальными нормами общества, внедряемыми через школу, — с другой. Данное противоречие, безусловно, носило глубокий аксиологический характер. Следует согласиться с Габором Риттерспорном, исследовавшим аналогичные процессы 1930-х годов, в том, что формы общественного обихода молодых людей имели ярко выраженную тенденцию нести отпечаток официально поддерживаемых норм, что относит их к сфере советской культуры. Возникновение моделей общения молодежи, выходящих за рамки, определяемые властями, в большинстве своем не мотивировалось сопротивлением советскому строю как таковому. «Как ни парадоксально, — заключает Г. Риттерспорн, — именно молодые люди, проявляющие фундаменталистскую приверженность ценностям большевизма, становились все более чуждыми развивающейся парадигме советской культуры»200. И это очень серьезный изъян советской общественно-политической системы.

«Non est discipulus super magistrum»?*

Общеизвестно, что центральной фигурой в школе является учитель как проводник знаний. Применительно к советской школе 1920-х эта аксиома не соответствует действительности. Несмотря на обещание уже больного вождя поставить учителя «на такую высоту, на которой он никогда не стоял»201, в реальной жизни педагог советской школы был опущен гораздо ниже того уровня, на котором он находился при предыдущем строе. В этом смысле презрительное слово «шкраб» действительно больше соответствовало его социальному статусу, нежели классическое «учитель». Материальное положение учителей, особенно в начале 1920-х, было ужасающим. Если в 1913 году российский учитель, имевший жалованье в 3–4 раза ниже европейского коллеги, получал зарплату в пересчете на ржаные единицы равную 30 пудам, то в 1920-м она сократилась до 1 пуда202. Среднее жалованье сельского учителя было вдвое ниже заработка врача, агронома и лесничего, более чем втрое уступало оплате труда землемера. По данным Е.М. Балашова, из обследованных в 1924 году 34 волостей в разных регионах страны только в двух зарплата учителя достигала 25 рублей (размера средней ставки), в остальных она колебалась от 9 до 19 рублей, с преобладанием 10–11 рублей в месяц.

В 1925 году учительское жалованье составляло 75% самой низкой ставки промышленного рабочего. Как отмечает Ричард Пайпс, высококвалифицированный учитель в Киеве зарабатывал в 1925 году всего 45 рублей в месяц, тогда как школьный дворник получал 70, а родители некоторых учеников

*Ученик не выше учителя своего (лат.).

94 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

(рабочие) — от 200 до 250 рублей203. В 1925/26 учебном году учитель школы I ступени получал от 28,3 рубля (в Сибири) до 44,5 рубля (в Москве); учитель школы повышенного типа — от 37,5 рубля (в Сибири) до 54 рублей (в Нижнем Новгороде). В переводе на золотую валюту это не превышало 40–50% довоенного содержания, хотя расходы на оплату учительского труда составляли до 80% бюджетных ассигнований на образование204.

Кроме того, зарплата педагогов постоянно задерживалась на несколько месяцев. Учитель превратился в одну из самых бедствующих категорий населения, что затрудняло выполнение им своих профессиональных обязанностей.

Последствия голода начала 1920-х и сокращения штатов работников образования зафиксированы в дневнике кубанской учительницы Н.С. Савицкой в записи от 17 марта 1922 года:

«Сегодня денег нет, есть почти нечего, хлеба нет, Сереженьке (двухлетний сын Савицкой. — А.Р.) тоже нечего кушать. Служить мне негде, всюду сокращение, школы прикрываются, учителя голодуют. Надежда только на новый урожай, на осень, и на себя»205.

Нередко зимой учителя были вынуждены ходить по домам, чтобы прокормиться, летом нанимались в батраки, читали псалтырь по усопшим и т.д. Некоторые учителя опустились до того, что не могли решить самой простой арифметической задачи. Встречались случаи голодной смерти, умопомешательства, самоубийства. «Лохматые, грязные, они производят впечатление каких-то старых подьячих, а не интеллигентных работников», — делился своими наблюдениями русский эмигрант206.

Наряду с материальными лишениями фактором, осложнявшим жизнь многих учителей, было идеологическое притеснение. Источники показывают, что в сельских школах учителя были более лояльными к советской власти, чем в крупных городах; на Кубани — более антисоветски настроенными по сравнению с центральными губерниями207. Обследование только 11 школ II ступени в Московском уезде в конце 1922 года показало, что в них преподавало более 65% учителей с дореволюционным педстажем, причем учителей со стажем менее года насчитывалось всего 9%208. По данным Ларри Холмса, более 40% учителей, работавших в советских школах в середине 1920-х, начали карьеру еще до революции 1917 года209. По данным на 1929 год, среди учителей начальной школы в РСФСР было всего 4,6% коммунистов и 8,7% комсомольцев, 28% педагогов являлись выходцами из дворян, духовенства, торговцев210. Обследование школ II ступени Черноморского округа в 1928 году показало, что не менее 70% педагогов имели «старорежимное»

Глава 2. Дальтон-план под колокольчик 95

происхождение. Из 78 учителей только 1 состоял в комсомоле, 8 были коммунистами, остальные 69 принадлежали к числу беспартийных211. Одна учительница с горечью констатировала:

«Мы, учителя, самые несчастные люди в России. <…> При царе мы были красные. Раз учитель, особенно народный — значит, на подозрении: он — красный. <…> Теперь пришли красные. <…> На всех нас надели ярлык: белые. Это очень жаль, что мы бесцветные»212.

Летом 1923 года на Юге России был проведен анкетный опрос слушателей учительских курсов. На вопрос «Не испытывали ли вы когда-либо чувство стыда при сознании, что вы школьный работник?» бóльшая часть респондентов ответила таким образом: «Чувствовал, когда был голоден, раздет и разут, и стыдно было от народа, который на меня показывал пальцем, как на человека, который не может прокормить себя»; «…я — “шкраб”, — раб, работник, то есть существо безличное, несамостоятельное, недостойное уважения»213.

Тотальная подозрительность и классовая нетерпимость большевиков пагубно сказались на положении учительства. Стремясь овладеть школой как важнейшим каналом формовки «нового человека», большевики прежде всего пытались привести к общему политическому знаменателю весь учительский персонал под лозунгом: «Сельский учитель должен быть нашим, советским». Поскольку сделать это в короткие сроки не представлялось возможным, коммунисты, с одной стороны, стремились как можно быстрее подготовить новоявленных «красных» учителей в советских педагогических вузах и техникумах, с другой — пристально следили за умонастроениями «старорежимного» учительства. Как отмечалось в докладной записке, подготовленной в 1925 году ОГПУ для Сталина, «в отношении учительства… органам ОГПУ, несомненно, предстоит еще много и упорно работать»214.

Большое количество педагогов старой школы осело во время революционных бурь на юге России. Как правило, эти учителя были высококвалифицированными преподавателями, что позволяло некоторым из них зарабатывать гораздо больше обычного «шкраба» — до 200–300 рублей в месяц215. Разумеется, для новой советской школы они были «чуждым элементом», поскольку имели свое мнение и не стремились быть бездумными проповедниками догматов марксизма в школе. Секретный циркуляр Северо-Кавказского крайкома партии от 7 августа 1925 года предписывал немедленно приступить к замене нелояльных к советской власти учителей школ выдвиженцами, окончившими педагогические вузы и техникумы, а также безработными педагогами. В чекистских традициях «замену» учителей предписывалось проводить через особые «тройки» в совершенно секретном порядке. На каждого учителя

96 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

конфиденциально составлялась характеристика, при этом запрещалось проводить какие-либо опросы учителей216, *.

Сведений о результатах «чисток» учительства в архивах отложилось немного. Мне удалось обнаружить всего несколько протоколов заседаний комиссии по проверке учителей Шахтинского округа с сентября по декабрь 1925 года. Из 61 подвергнувшегося проверке учителя 46 (75%) были сняты с работы, 8 (13%) — переведены в другую местность. Остальных было рекомендовано заменить или не использовать на данной работе. Приведу наиболее типичные постановления той комиссии:

«Д. — б[ывший] белогвардейский офицер, эмигрант, лишен права голоса. Снять»; «З. — дочь попа, и до сего времени не порвала связь с духовенством, преподает обществоведение. Снять с работы обществоведа, допустив на специальные предметы»; «Н. — активно враждебно настроен к соввласти и компартии. Происходит из потомственных дворян. Развращает учащихся, бьет их. Ведет травлю коммунистов. Снять»; «Г. — <…> как учитель удовлетворителен, но часто манкирует своими обязанностями. <…> Желательно перевести на рудник»217.

Кроме общесоюзных «чисток» учительства встречались и «инициативные» кампании. В июле 1927 года Кубанский окружком ВКП(б) организовал по собственному почину новый виток учительской «перерегистрации». Всего по округу было намечено устранить из школы около 130 политически неблагонадежных и контрреволюционно настроенных учителей218. После согласования с краевым руководством вопрос был вынесен на закрытое заседание Коллегии наркомпроса, согласован с А.И. Рыковым и В.М. Молотовым. Вопрос о кубанской «чистке» учителей обсуждался на Секретариате ЦК. Была создана особая комиссия под председательством заведующего Агитпропом ЦК ВКП(б) А.И. Криницкого и при активном участии заведующего орготделом Северо-Кавказского крайкома партии Д.А. Булатова. Стоит отметить, что термин «чистка» в официальных документах был заменен на более благозвучное словосочетание «улучшение учительского состава»219.

Одновременно с партийно-чекистским контролем «реакционный» учитель находился под неусыпным оком своих учеников, преимущественно из состава пионеров и комсомольцев. В одном из частных писем за границу отмечалось,

* На самом деле «тройки» нередко превращались в «четверки», где, кроме заведующего окружным ОНО, представителей окружкомов партии и профсоюза работников просвещения, на заседаниях присутствовал и представитель ОГПУ. Возможно, под «тройкой» в документе подразумевалось Бюро содействия (БС) ОГПУ, которыми начиная с весны 1922 года Политбюро ЦК РКП(б) вместе с чекистами пытались пронизать все государственные, общественные, кооперативные и даже частные учреждения и предприятия советской России (подр. о БС ОГПУ см.: Ленин В.И.: Хороший коммунист в то же время есть и хороший чекист // Источник. 1996. № 1. С. 115–119).

Глава 2. Дальтон-план под колокольчик 97

что учителя «их (комсомольцев. — А.Р.) боятся больше чекистов: молодые, юркие, энергичные, они, как новая метла, метут чисто: доносы, слово и дело — на каждом шагу. А проучить их ни у кого не хватает смелости, даже у родителей»220. Однако доносили на учителей и школьники, не состоявшие в коммунистических организациях молодежи. В начале 1920-х одна ученица Московской художественной школы написала письмо Ленину, прося о немедленной помощи:

«Т.Ленин Мы вас просим обратит внимание нанашу школу в нашей школе 35 девочек и 40 мальчиков и все разуты и оборваны. Т.Ленин визде в других в школах дают все каму платок, каму батинки, а у нас нечево я патамучто у нас вся школа буржуазия когда на вас говорят что вы жулик а Троцкий памошник Ленину вороват Я изовсей школы одна я стала говорит этому учителю какой Ленин жулик, он мене ответел, всех крестьянов обобрал так что я немогу ничиво зделат мне приходится малчат а то выганют Т.Ленин я очень вас прошу внимание на нашу школу Т.Ленин я вас попрашу хтя каких нибуть кумустов в нашу школу чтобы всем учитилям дали натацую хорошу. Досвидане писала девочка Адрес школы. Сретенка Мясной переулок школы художественного дела. Т.Ленин прошу вас пришлити я им тогда все раскажу и покажу кто сказал навас жулик»221, *.

Волна доносов на «буржуазных» учителей возросла в конце 1920-х годов. В одном из них краснодарские школьники жаловались на учителя русского языка Н.Н. Исаева, который якобы предвзято относился к выходцам из рабочих семей. О преподавательнице немецкого языка Е.И. Слатиной сообщалось, что от нее веет «старым душком». Преподаватель обществоведения П.А. Берлин обвинялся в выступлениях против самокритики и выдвиженцев. Заодно Берлину было вменено и тайное венчание в церкви. Следующей жертвой юных доносителей стал «поседевший старикашка» Л.Ю. Бояджи, якобы обожавший ухаживать за ученицами. О завуче Огиевском комсомольцы написали, что это «лицо с подозрительным и темным прошлым», которое ведет беседы с хорошенькими ученицами и отпускает их с последних уроков222. Сложно определить, насколько эти обвинения, способные сегодня вызвать грустную улыбку, были справедливы. Возможно, кое-кто из этих педагогов действительно не являлся образцом. Однако можно с уверенностью сказать, что комсомольцы — авторы доноса — хорошо разбирались в конъюнктурных изгибах линии партии и знали, на какие «грехи» нужно обратить внимание вышестоящих органов. Вполне логично также предположить, что они не пользовались

* Орфография оригинала сохранена. Ленин отреагировал на письмо девочки, направив его Луначарскому. Нарком просвещения написал резолюцию: «Думаю, что было бы очень полезно послать в эту школу т. Киселиса и поручить ему тактично отыскать эту девочку, и кроме расспросов ее вообще, внезапно обревизировать положение школы. Не понимаю только, что это за школа художественного дела, в которой учатся маленькие малограмотные дети».

98 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

авторитетом у учителей старой школы и решили воспользоваться ситуацией, чтобы разрешить свои ученические проблемы.

Сельские учителя находились в полной зависимости от местного населения, которое не только в прямом смысле их кормило, но и давало работу. Особенно наглядно эта зависимость проявлялась в период избирательных кампаний. В ходе «великого перелома» учительство, как и школьники, было вовлечено в кампанию по изъятию хлеба у крестьян и казаков. Это не могло не сказаться на отношениях учителей с населением*. Сложность данной ситуации объясняется тем, что сельский учитель, всецело зависевший от жителей деревни, не мог без конфликта (хотя бы с самим собой) пойти против своих соседей.

Писатель В. Ставский, колоритно изобразивший кубанскую станицу на хлебозаготовках в 1928 году, сделал любопытные наброски к социально-психо- логическому портрету сельского учителя223. Из них следует, что учителя были готовы работать на советскую власть, но только на условиях полной анонимности. В одном из районов Кубани учителя за одну ночь заготовили до 4 000 извещений о самообложении. В то же время на предложение им со стороны власти лично приобрести облигации крестьянского займа, некоторые из них уклончиво отвечали, что этот заем крестьянский и что жалованье учителям выплачивается с задержками224.

Приведенные выше факты наглядно свидетельствуют о том, что учитель

всоветской школе 1920-х перманентно находился в состоянии психологического дискомфорта и был озабочен поиском хлеба насущного. Это негативно отражалось на качестве процесса обучения и воспитания школьников, а также на авторитете учителя среди них. Стоит согласиться с С.В. Яровым в том, что немалая часть учителей в силу разных обстоятельств стремилась к сотрудничеству с властью. И своекорыстное приспособленчество ради физического выживания здесь не являлось главной причиной. Политическая нейтральность

вглазах интеллигенции была тождественна независимости от власти. Кроме того, профессиональная педагогическая сущность у многих школьных преподавателей брала верх над политическими пристрастиями и идеологическими убеждениями225.

Другим фактором, влиявшим на качество учебно-воспитательного процесса в советской школе тех лет, была чехарда учебных программ и методов преподавания. Заветная цель — освободиться от «пут» дореволюционной системы образования, перестроить ее на новые рельсы — подталкивала деятелей просвещения к поискам новых форм, к радикальным переменам. Буквально каждый год рождались новые учебные программы. Многочисленные

* Как сообщает П.Н. Милюков, только в 1928–1929 годах в СССР крестьянами было убито 217 учителей за активное участие в хлебозаготовках и коллективизации деревни (см.: Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1994. Т. 2. Ч. 2. С. 424).

Глава 2. Дальтон-план под колокольчик 99