rozhkov_aiu_v_krugu_sverstnikov_zhiznennyi_mir_molodogo_chel

Дальнейшие события показали, что в ходе «чистки» из учебных заведений нередко исключались честные и преданные коммунистической идее люди. Среди них, в частности, находился и будущий легендарный разведчик, Герой Советского Союза Н.И. Кузнецов. Профессор Ю.А. Стецура обнаружил в тюменском архиве и опубликовал любопытный документ, датированный 1930 годом, — заявление учащегося Талицкого лесотехнического техникума Н. Кузнецова на имя ответственного секретаря ЦК ВЛКСМ. Воспроизвожу этот документ полностью, поскольку он обнажает механизм формального выполнения на местах директив «сверху»:

«Настоящим прошу разобрать следующее: в декабре 1929 г. я исключен из лесного техникума с последнего курса, не доучившись полгода, под маркой соци- ально-чуждого элемента. Моя биография: родился в 1911 г. в семье крестьянина, хозяйство которого было зажиточное — 4 лошади, 2 коровы и сельхозорудия. В революцию, когда мне было 7 лет, еще не полных, отец во время переворотов забрал нас, а я самый старший, и уехал из деревни при отступлении белых… Лошадей дорогой у нас отобрали белые. Отец вступил в 5-ю армию под командой Тухачевского и служил до 19 июля 1920 г. и, как демобилизованный красноармеец, уволился и пришел к нам. С 1920 г. в хозяйстве не было ничего, а к 1926 г. хозяйство поднялось до середняцкого. Налог в 1926 г. был самый большой — 61 руб. Наймом ни сезонным, ни постоянным не пользовались. Я с 20-го года по 19 января 1929 г. учился в советской школе, окончил семилетку и два с половиной курса техникума. С 1923-го по 1926 г. — я пионер, общественная работа — председатель форпоста, с 1926-го по декабрь 1929 г. — комсомолец. Вел общественную работу

втехникуме: предпрофкома, член профкома, член бюро ВЛКСМ и участвовал во всех кампаниях: коллективизации, хлебозаготовок и др. Отца нет с 4 июня 1927 г., мне было 16 лет. Отец права голоса лишен не был. Сейчас смотри мою психологию. Я считаю, что энергии и веры в победу хватит, а меня считают социальночуждым за то, что отец был зажиточным и уезжал, и я за белыми “уезжал”. Головотяпство, и больше ничего. Я с 13 мая 1929 г., когда у нас о коллективизации еще и не говорили, вступил в коммуну (состояло с 1920 г. 60 чел.) в соседнем сельском Совете, за 2 версты от нашей деревни, а сейчас район сплошной коллективизации. Работаю и сейчас в коммуне на общественной работе — руководитель КВЗ, руковожу комсомольской политшколой… В ОкрКК дело обо мне не разрешено, не знаю, долго ли еще так будут тянуть. У нас сейчас жарко, работы хватает, кулака ликвидировали, коллективизация на 88% всего населения. Посевкампания

вразгаре, ремонтируем, сортируем и т.п. Знай, что я — КСМ в душе, не сдам позиции, но где надо принажми, чтоб восстановили. Н.Кузнецов»144, *.

* Кузнецов Николай (Никанор) Иванович (1911–1944), вступил в комсомол в ноябре 1926 года, учась в Тюменском сельскохозяйственном техникуме. В 1927 году перевелся на учебу в Талицкий лесотехнический техникум. 28 декабря 1929 года бюро Талицкого РК КСМ

240 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития

Таких, как Кузнецов, жертв «принципиальных» бюрократов от партии и комсомола, было немало. В комсомольской и партийной прессе все чаще звучали призывы вообще к «генеральной чистке всех вузов». Один из инициаторов вселенского чистилища, некто И. Кабанов, призывал руководящие органы партии и наркомпроса: «Следует проверить всю подноготную каждого вузовца, шире развернуть огонь студенческой самокритики в момент проверки социального состава студенчества»145. Это письмо полностью отражало настроения в вузовских комячейках. В конце 1920-х по вузам страны пронесся зловещий дух разоблачений и выявлений «чуждых элементов» — как среди студентов, так и среди профессорско-преподавательского состава. Как из рога изобилия появлялись факты обнаружения скрытых «врагов», якобы затаившихся в ячейках вузов под «благородной личиной». Атмосфера всеобщей подозрительности диктовала жесткие правила игры: если сегодня кого-нибудь не разоблачишь ты, завтра разоблачат тебя. На фоне «раскрытых врагов» жить остальным студентам становилось хотя бы на время спокойнее. В моем распоряжении имеется достаточное количество фактов публичного разоблачения «приспособленцев» и «двурушников», но в качестве примера приведу только один типичный донос — письмо в «Правду» студентов-партийцев Кубанского сельскохозяйственного института:

«Нам пришлось застать последнее вузовское собрание, посвященное делу “синдаровщины”. Нехорошее впечатление произвело оно на нас: бросались в глаза ярко выраженные контрреволюционные выступления, нахальная смелость сторонников “синдаровщины”. С пеной у рта защищали они идею “гуманности”, доказывали непригодность репрессивных мер… Мы не понимали происходящего… Мы не знали того, что здесь, в КСХИ, несколько месяцев до этого собрания слово “коммунист” являлось ругательным словом, носителям этого слова плевали в физиономию… Чувствовали, нутром чувствовали, что с вузом что-то не благополучно. <…> Кто руководит вузом. Ректор Ленский, Николай Антонович, бывший оберпрокурор правительствующего Сената. Беспартийный реакционер. Для полноты характеристики этой чинности предоставим ему слово: “Нет закона, который бы запрещал сыну кулака и попа учиться. Есть места — мы должны зачислить”. И он зачислял, зачислял тех, кому приемная комиссия отказывала… И такая монархи- ческо-бюрократическая постановка вопроса позволяет его делу не расходиться с его словом: учатся “у него” кулаки, дворяне, помещики, попы… остатки всех разбитых дореволюционных классов и сословий. <…> Из… 100 чел. профессоров, доцентов, ассистентов, лаборантов, аспирантов примерно 60 чел. относятся к группе реакционеров, черносотенцев <…> Чему могут научить такие ассистенты… вроде

исключило Кузнецова из рядов союза по ложному доносу за то, что он якобы скрыл свое социальное происхождение при поступлении в техникум. Только в декабре 1931 года Кузнецов был окончательно восстановлен в рядах комсомола.

Глава 1. «Интернационал» vs «Gaudeamus» 241

Татаринова*, заявляющего, что если он и говорит о коллективах и их организации, то в душе думает: “Хотя бы они не организовались, ибо с них толку нет и не будет”. Или профессор Захаров… утверждает, что политика удушения кулаков есть политика удушения культурной верхушки крестьянства. Как может действительно проводить нужную политику Советской власти председатель бюро по внешкольной работе профессор Малигонов, заявивший на официальном совещании, что

ввопросах организации коллективов они будут исходить не из общей политики

вэтом вопросе, а из экономики… Ведь все эти татариновы, захаровы, малигоновы и им подобные — все они не стесняются на лекциях разбивать теорию классиков… марксизма (и Маркса, конечно) в пух и прах. <…> Добавляя к характеристике реакционной профессуры и ее активную деятельность (подписные листы, агитация) в защиту “синдаровщины”, невольно ставится вопрос: “А не выращивает ли эта профессура в советском вузе новых “синдаровцев”, новую контрреволюционную организацию для борьбы против Советской власти?” Безошибочно можно будет ответить на этот вопрос, если мы посмотрим, кто учится в вузе. <…> Политика Ленского узаконивает таких типов, как, к примеру: Пономарев А.П. — потомственный дворянин, отец — организатор бело-зеленых банд, расстрелян. Сердюков — отец тоже расстрелян красными, брат — офицер. Золотарева Е.Л. — дочь кулака, расстрелянного красными. Брат тоже расстрелян. Апашев — сын штабскапитана, организатор подпольного кружка “синдаровщины”. Волошин — племянник всем известного палача рабочих и крестьян белобандита Шкуро. Алексеев — сын генерала белобандита Алексеева. Копылов Ю. — сын министра бывшего белогвардейского правительства Кубани. Отец расстрелян и т.д., и т.п. <…> Установлены факты подделки документов… К примеру: Корф М. и Корф 3. — сестры. Обе пишут, что они чернорабочие, а родители служащие. И никаких документов… Они, Корф, “забыли” свою родословность, своего отца барона Корфа, председателя земской управы на Волыни и руководителя дворянства. Вот пусть они докажут, что это не так. <…> Казалось бы, чего же еще. Гнать их вон из советского вуза. А — нет… Удается гнать их только тогда, когда Ленский в отъезде. Тогда партячейка… гонит их в шею. Но украдкой многого не сделаешь. <…> Единственным средством избавить вуз от чуждых, враждебных нам элементов… является проведение чистки вуза. Считаем необходимым создание особой комиссии из центра (или приезд представителя РКИ) для проверки всей деятельности института… и проведения чистки вуза. <…> Подписавшие это письмо — члены партии, в этом году поступившие в вуз: член ВКП(б) с 1925 г. Ефременко, член ВКП(б) с 1926 г. Романюк, член ВКП(б) с 1919 г. Гончаренко, член ВКП(б) с 1917 г. Шевченко»146, **.

* Фамилия преподавателя искажена. Правильно — В.Д. Татарин.

**Дата написания письма в оригинале не указана. Предположительно, оно могло быть написано в период между осенью 1928 — началом 1929 года. Под термином «коллектив» авторами письма понимался колхоз.

242 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития

Вряд ли содержание и лейтмотив этого письма-доноса нуждаются в комментариях. Вместе с тем имеется необходимость более подробно остановиться на ключевом термине, часто упоминающемся в доносе — «синдарóвщине». В основе этого термина лежит локальный казус, через который довольно отчетливо и многомерно предстает система подавления личности в угоду классовой целесообразности, механизм формирования мнимых врагов советской власти, ставший одной из репетиций грядущих политических процессов 1930-х годов.

В20-е годы в официальном дискурсе довольно широко применялись термины, оканчивающиеся на «щина» — «есенинщина», «терехинщина», «юровщина», «кореньковщина», «романовщина», «синдаровщина» и т.д. Такими хлесткими маркерами большевистские идеологи пытались приписать действиям отдельных лиц («чубаровщина», происходящая от названия места, исключение), совершивших какие-то девиантные с точки зрения коммунистической системы поступки, статус социальных явлений, возведенных в ранг типичных. Единичный поступок, совершенный отдельным человеком в локальном сообществе, зачастую обобщался до размеров социального феномена в масштабах всей страны. В результате имя малоизвестного человека становилось нарицательным. Одним из первых примеров трансформации уголовного дела в политическое стала кубанская «синдаровщина»147. Что же стояло за этим термином? Обратимся к событиям и документам тех дней.

Вечером 25 января 1928 года в Краснодаре на мосту через р. Кубань сотрудниками железнодорожной охраны были задержаны по подозрению в убийстве девушки 21-летний студент КСХИ Георгий Синдаровский и бывший учащийся 8-й группы школы № 6 II ступени 17-летний Иван Гавриленко. Сознавшись в убийстве, на допросе они назвали и третьего участника преступления — Пимена Мамрака, 18-летнего ученика 9-й группы той же школы. Вначале им инкриминировалось убийство при попытке группового изнасилования 16-летней школьницы Зинаиды Крыловой, которая якобы была в бессознательном состоянии сброшена ими в воду. Иными словами, первоначально данное преступление было увязано в официальном дискурсе с «чубаровским делом» в Ленинграде*.

Входе расследования квалификация содеянного изменилась, и всем троим был инкриминирован бандитизм — «расстрельная» ст. 59 п. 3 УК РСФСР. 22 марта 1928 года Адыгейский областной суд приговорил Синдаровского и Мамрака

красстрелу, а несовершеннолетнего Гавриленко — к семи с половиной годам

* «Чубаровское дело» — судебный процесс о групповом изнасиловании молодыми рабочими ленинградского завода «Кооператор» комсомолки Л. Беляковой в 1926 году в саду Сан-Галли на Лиговке, в районе Чубарова переулка. К суду были привлечены около 30 человек, из которых 7 были приговорены к расстрелу, несмотря на то что жертва осталась жива. Виновные привлекались к ответственности по статье за бандитизм, что указывает на придание этому уголовному делу статуса политического. Подр. см.: Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930 годы. СПб., 1999. С. 64–66; Naiman E. The Case of Chubarov Alley: Collective Rape, Utopian Desire and Mentality of NEP // Russian History, 17. 1990. No. 1. Pp. 1–30.

Глава 1. «Интернационал» vs «Gaudeamus» 243

лишения свободы148. Затем по кассационной жалобе дело было передано в Верховный Суд РСФСР. Высшая судебная инстанция установила, что приговор местного суда по статье «бандитизм» не соответствовал действительному обстоятельству дела, и переквалифицировала обвинение по первоначальным статьям. В итоге окончательный приговор преступникам был вынесен за «убийство при покушении на изнасилование» и стал значительно мягче: Синдаровский и Мамрак получили по 10 лет, а Гавриленко — 5 лет лишения свободы со строгой изоляцией и с поражением в правах на 5 лет каждый149, *.

Наверное, это типичное уголовное дело не приобрело бы столь широкой огласки и своего продолжения, если бы не последовал массовый протест со стороны студенческой и школьной молодежи Краснодара, которая выступала за отмену сурового приговора. На улицы города вышли тысячи учащихся вузов, техникумов и школ II ступени150. Как отмечал А. Мильчаков, «в краснодарских учебных заведениях поднялась большая шумиха, начались митинги в пользу арестованных; они — эти контрреволюционные щенки — встречали поддержку среди известного слоя учащихся и преподавателей»151. Замечу, что Мильчаков писал об уголовниках уже как о контрреволюционерах, поскольку к моменту написания им книги «дело Синдаровского» приобрело политический оттенок.

Сразу оговорюсь, что в сохранившихся довольно фрагментарных источниках нет прямых доказательств того, что дальнейшее развитие этого дела было сфальсифицировано сотрудниками ОГПУ. Однако нельзя не учитывать контекст того времени и конкретные обстоятельства трансформации данного дела. «Дело Синдаровского» совпало по времени с «Шахтинским делом», с процессом нагнетания в стране всеобщей подозрительности в отношении «спецов» и интеллигенции в целом. В такой ситуации, естественно, партия и чекистские органы были заинтересованы в тиражировании контрреволюционных подпольных организаций, чтобы продемонстрировать размах классовой борьбы. Анализируя тексты доступных документов ОГПУ (архивно-следственного дела152, чекистского обзора по агентурно-следственному делу «Антипартийный комитет» и обвинительного заключения ОГПУ по «делу Синдаровского»), я обнаружил целый ряд косвенных признаков того, что это политическое дело с большой степенью вероятности было сфабриковано ОГПУ.

Обращает на себя внимание следующая фраза из обзора по делу: «В связи

стем, что движение против приговора начало принимать явно антисоветскую форму и грозило нормальной работе вузов и техникумов, Кубокротдел ОГПУ

снашей санкции (полпреда ОГПУ на Северном Кавказе. — А.Р.) произвел

* По УК РСФСР 1926 года за убийство при покушении на изнасилование 10-летний срок заключения являлся предельным. Строгая изоляция означала содержание осужденных в изоляторах специального назначения, фактически в тюрьме, в отличие от исправительнотрудовых домов и колоний, где режим был значительно мягче. Как правило, места заключения с наиболее мягким режимом предназначались для класса «трудящихся».

244 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития

изъятие четырех активистов». Иными словами, пока не было протеста учащихся, чекисты не обращали внимания на «дело Синдаровского». Арестованными оказались три студента вузов и техникума, а также слушатель подготовительных курсов. У них на основании «ряда подозрительных данных» были взяты образцы почерка, которые вдруг удивительным образом совпали с имевшимися у чекистов несколькими экземплярами антисоветских листовок, обнаруженных ими на протяжении всего года в Новороссийске, Краснодаре и станице Нововеличковской. В связи с этими результатами экспертизы был допрошен 19-летний Владимир Савченко — самый юный из задержанных, который «после долгого запирательства показал, что он состоял членом подпольной организации молодежи, руководимой Синдаровским, Мамраком и Гавриленко, и участвовал в изготовлении и распространении… 5 листовок»153, *.

Становится вполне очевидным, что импульсом к созданию политического «дела Синдаровского» послужило стремление чекистов сбить волну студенческих демонстраций протеста, для чего были арестованы «активисты». И только после «работы» с ними в стенах ОГПУ вдруг обнаружилась тайная организация Синдаровского, о которой чекисты ранее ничего не ведали.

При этом сам Синдаровский, сын учительницы и бывшего председателя Нежинской земской управы, предстает в следственном деле как давний и непримиримый враг советской власти. Выяснилось, что еще в 1925 году, во время учебы в школе, он якобы организовал подпольный кружок, который издавал оппозиционный антисоветский журнал «Всходы». О существовании кружка будто бы знал директор школы И.К. Войтехов (который, правда, задолго до начала следствия умер). Всего же за время своей непримиримой борьбы с ненавистным

* Примечательно, что одна из инкриминируемых «синдаровцам» листовок была обращена непосредственно к сотрудникам ВЧК-ОГПУ в связи с 10-летием органов советского политического сыска: «Пламенный привет… / шлем “органам защиты” / от миллионных масс, / от гибнущей страны. / С проклятием тысячей убитых / у серой, каменной стены. / За десять лет мучений и насилий. ВЧК-ОГПУ! Ты справило свое кровавое десятилетие. Громкими фразами, красными флагами, излишней пышностью ты старалась затемнить свою мерзкую, преступную работу, которую вела и ведешь, в целях сохранения узурпаторской диктатуры партии “интернационалистов”. А народ… Защищаешь ли ты его интересы, прислушиваешься ли ты к голосу масс? Нет, ты идешь против народа, ты отстаиваешь интересы кучки подлецов, мерзавцев, именующих себя “НАРОДНЫМ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ”. А людей, подающих свой голос за интересы народа, ты бросаешь в подвалы. Мучаешь, применяя пытки и инквизиции и, насладившись вволю их страданиями, расстреливаешь. Сочтешь ли ты, сколько тобою расстреляно, замучено и сослано за десять лет “доблестной работы”? Твой лик окровавлен — ты опьянена кровью… Продажная, несчастная… За каждый рубль готова лишить жизни человека. Ты не “орудие защиты в руках пролетариата”, а символ его смерти. Радуйся своими успехами и достижениями. Слава царской охранки померкла пред тобой. Даже мировой фашизм уступает тебе по бесчинствам и зверству. Фразерство “партийных орателей”, обманывающих народ, скоро достигнет предела. И ты не сможешь залить в крови народное возмущение, каждую минуту готового вспыхнуть… Твоему насилию близок конец… Антипартийный ком. раб.» (ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 806. Л. 37). Можно предположить, что именно этот нелицеприятный текст в значительной мере стимулировал чекистов в оперативном розыске его составителей. Сотрудники ОГПУ могли использовать удачно подвернувшихся уголовных преступников, имевших отношение к вузовской интеллигенции, чтобы быстрее доложить вышестоящему руководству о задержании авторов листовки. Однако это пока не более чем версия, требующая дальнейшего расследования.

Глава 1. «Интернационал» vs «Gaudeamus» 245

режимом выходец из дворянского черниговского рода уголовник Синдаровский якобы успел создать целых три подпольные организации — «Первомайскую», «Вознесенскую» группы и «Антипартийный комитет». Порой деятельности синдаровцев приписывались фантастические масштабы. В Программе своей организации они якобы планировали не только легализацию всех политических партий и осуществление всех демократических свобод, но, ни много ни мало, уничтожение органов ОГПУ. Всерьез утверждалось, что Синдаровский планировал создать организацию по типу савинковской. Главным принципом организации якобы было физическое устранение всех «опасных товарищей». Вероятно, следствию так было удобнее объяснить убийство Зины Крыловой. Своими силами молодым контрреволюционерам будто бы удалось сконструировать гектограф и напечатать несколько сотен листовок. Планировались даже громкие теракты: взрыв здания Истпарта* и железнодорожного моста в Краснодаре154, **. Весть о «контрреволюционном заговоре» в Кубанском сельскохозяйственном институте облетела всю страну.

Дело краснодарских «контрреволюционеров», которому придавалось большое политическое значение, было передано в Северо-Кавказский краевой суд. Синдаровский был приговорен к 8 годам тюремного заключения, Мамрак — к четырем, Гавриленко и Савченко получили по 2 года каждый, Ильин — осужден на 1 год и 4 месяца. Остальные 17 подсудимых получили условные сроки, общественное порицание или вообще были оправданы в зале суда. Такой мягкий приговор за обвинение в контрреволюционной деятельности косвенно подтверждает мою гипотезу о фабрикации чекистами дела, которое развалилось на судебном слушании. Логично также предположить, что суд учел предыдущий опыт апелляции осужденных в высшую судебную инстанцию и не рискнул предстать перед Верховным Судом некомпетентным. Нам неизвестно, как сложились дальнейшие судьбы многих из этих молодых людей, но резонно предположить, что арест и судимость по 58-й статье в кон- кретно-исторических условиях того времени повлияли на их биографии самым негативным образом***.

*Истпарт — Комиссия по истории Октябрьской революции и РКП(б).

**Гектограф — упрощенный прибор для размножения текста и иллюстраций с листовых оригиналов, предшественник ротаторов, ротапринтов и ксероксов. Данные о наличии такой техники у группы Синдаровского вызывают большое сомнение. Е. Олицкая, лично принимавшая непосредственное участие в нелегальной работе партии эсеров, утверждает, что приобретение шапирографа, краски, восковки, пишущей машинки, даже просто бумаги в 1920-е годы было очень затруднено — все эти товары распределялись по ордерам (Олицкая Е. Мои воспоминания: В 2 т. Франкфурт-на-Майне, 1971. Т. 1. С. 172). Кроме того, вся копировальная техника обязательно должна была регистрироваться в органах ОГПУ.

***Краткие сведения имеются только о Г.С. Синдаровском. После суда он был отправлен в лагерь в Котлас. В 1930 году бежал, был пойман, получил новый срок заключения, который отбывал в Макате (Казахстан). После освобождения работал бухгалтером на нефтепромысле «Эмба-нефть». В июле 1938 года был вновь арестован по делу «право-троцкистской организации», в октябре 1938 года расстрелян. В 1991 году реабилитирован как политзаключенный.

246 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития

Не менее напряженной обстановка была во многих вузах страны. Там активизировалась деятельность спецотделов, выполнявших функции органов политического сыска. Сегодня нелегко установить достоверно, существовали ли на самом деле многочисленные «контрреволюционные» организации студентов, упоминаемые в сводках и обзорах ОГПУ в конце 1920-х годов. По крайней мере подготовленный в недрах 3-го отделения СО ОГПУ «Меморандум о ликвидированных контрреволюционных организациях молодежи»155 вызывает большие сомнения в аутентичности отображения ситуации. Не только тем, что там указана уже известная нам «организация» «Антипартийный комитет», надуманность которой очевидна. Настораживает размах антисоветской «активности» молодежи в отдельно взятом регионе, подконтрольном рьяному чекисту Г.Е. Евдокимову: треть (9 из 28) ликвидированных в 1928–1929 годах «наиболее характерных» организаций, приведенных в документе, территориально относилась к ведению полпреда ОГПУ на Северном Кавказе. По аналогии с анализом «дела Синдаровского» резонно предположить, что в действительности многих из этих студенческих групп с таинственными названиями «Корпорация желаний народов», «Общерусский инициативный комитет национального возрождения и боевая студенческая дружина», «Крик орленка», «Донской комитет социал-демокра- тии», «Корниловцы», «Совет четырех» не было — либо в других местах служили менее «усердные» по части фальсификаций чекисты. Наиболее вероятной представляется версия о превентивной «зачистке» потенциально неблагонадежного студенчества из непролетарских слоев в целях его нейтрализации на случай «дня Х» (крупных восстаний, внешнего вторжения). Потому многие «нелегальные» группы «выявлялись» агентурно, по доносам вузовских комячеек, а затем в служебных кабинетах ОГПУ завершалось конструирование этих квазиорганизаций. Вольно или невольно бдительность ОГПУ стала хорошим подспорьем студенческим «чисткам» в техническом решении вопроса о пролетаризации вузов.

Впрочем, нельзя совсем исключать проявления студенческого протеста. Бесспорно, политически активные студенты нередко сами давали повод для того, чтобы к ним проявляло внимание ОГПУ. М. Москвин приводит в своей книге факт появления антисоветских надписей в студенческих туалетах:

«Вместо обычной похабщины я увидел лозунги, воззвания… Вот требование изгнать ректора; вот надпись, кроющая советское правительство непечатными словами; вот основы Конституции будущего государства, сочиненные каким-то вузовцем; вот карикатуры на политические и бытовые темы; размышления, за которые ссылают в Соловки».

Это вызвало настоящую панику в рядах коммунистической ячейки вуза, которая пригласила сотрудника ОГПУ «вычислить» авторов граффити по

Глава 1. «Интернационал» vs «Gaudeamus» 247

почерку. Для создания базы данных по образцам почерка было использовано официальное прикрытие. К студентам явился директор психотехнического института, призвавший их принять участие в якобы проводимом исследовании письма с применением «научных форм» психотехники. Собранные студенческие анкеты затем долго изучали графологи и чекисты. В мае 1928 года в студенческом общежитии в Харькове был произведен массовый обыск. Говорили, будто бы искали пропавшие важные документы оборонного характера. Однако все понимали, что искали «контрреволюционную» литературу и другие компрометирующие материалы. Арестованные после обыска три студента технологического института, в отличие от Синдаровского и его компаньонов, судимы не были, но бесследно исчезли из того общежития навсегда156.

В июне 1929 года ОГПУ арестовало 21-летнего студента 4 курса Киевского политехнического института Ю. Юркевича. Ему наряду с другими студентами инкриминировалось участие в контрреволюционном «Союзе украинской молодежи», младшем «брате» «Союза освобождения Украины». Как признался Юркевич в своих мемуарах, он до сих пор не знает точно, действительно ли существовали такие группы либо они были спровоцированы органами ОГПУ. И все-таки он также склонен полагать, что никаких союзов реально не существовало. Были компании единомышленников, общавшиеся в узком кругу. Так расширялись, словно круги по воде, новые псевдоорганизации «последователей “синдаровцев”». Вызывает интерес самоидентификация Юркевича накануне ареста:

«Что же я собой представлял в начале 1929 г.? Студент 4 курса, компанейский парень, говорливый, зубоскал. Инфантильный, маменькин сынок. Беззаботный, очень доверчивый. Не всегда человек слова, хоть это и внушалось с пеленок. Способный к учению и работе, но никогда не упускающий возможности полодырничать. Замедленная реакция, неумение найти подходящее слово или что-то сделать в нужный момент — это приходит потом, когда уже не требуется. Хороший товарищ. Приличный культурный уровень. Чаще всего не уверен в себе. В целом — совсем не тот тип, чтобы выстоять на следствии и сносно жить в камере, но выручала врожденная способность быстро осваиваться в новой обстановке. Плюс к тому — неглубокое восприятие окружающего, отсюда и отсутствие страха перед следствием. Вот такой был парень, в общем-то, легковес»157.

Этот «легковес» после 9-месячного пребывания в следственном изоляторе ОГПУ был приговорен за деяния, которых не совершал (контрреволюционная агитация и контрреволюционная организация), к 5 годам ссылки в Казахстан. В отличие от фигурантов по «делу Синдаровского», его осудил не суд, а «тройка» особого совещания.

248 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития