rozhkov_aiu_v_krugu_sverstnikov_zhiznennyi_mir_molodogo_chel

среди школьников кинолент можно поставить такие фильмы, как «Багдадский вор», «Робин Гуд», «Знак Зеро», «Красные дьяволята», «Броненосец Потемкин». Эти героико-приключенческие картины одинаково привлекали мальчиков и девочек, пионеров и «беспартийных» школьников. Многим из них нравились жестокость, драки, перестрелки. Понедельники в школе были самыми тяжелыми днями для учителей. Насмотревшись в воскресенье трюковых кинолент, учащиеся в черных масках прыгали по партам с игрушечными револьверами в руках. Такие фильмы формировали вкусы, стиль жизни и идеалы целого поколения. В одном пионеротряде ребята под воздействием кинобоевика организовали «шайку», избрали «атамана», присвоили себе имена трюковых кинозвезд

исоставили план похищения голубей у своего товарища. Мотив этих советских «робин гудов» был прост: «Пионеры голубей гонять не должны». Показательно, что комсомольская пресса, критикуя чрезмерное увлечение трюковым кинематографом, в то же время едко высмеивала попытки Ассоциации революционной кинематографии пропагандировать кинофильм «Мой мальчик» с участием Джеки Кугана: «Не хочет ли АРК воспитать наших ребятишек буржуазными “пай-мальчиками”?»448 Впрочем, сами школьники доказали, что эти опасения были абсолютно напрасными. «Меня эти картины научили, как надо жить»; «картины научили меня добиваться счастья и богатства»; «картины понравились потому, что там много жестокого, а я люблю жестокие переживания в жизни», — заявляла часть школьников. Ученик, посмотревший «Случай на мельнице», пишет в сочинении, что больше всего ему понравился эпизод, «когда Петруха убил своего отца». Далее он поясняет: «Эта картина мне потому понравилась, что в ней есть что-то такое злое и страшное». Неудивительно, что среди подобных киноманов более 60% отличались неуравновешенной психикой и почти 75% слабо успевали в школе.

Показательно, что около половины опрошенных школьников не любили фильмы о трудящихся. Дети рабочих больше юных представителей других социальных групп обожали картины про богатых. Очевидно, им хотелось хотя бы на миг представить себя в нормальных бытовых условиях, уйти от суровой

игрязной действительности. Эти школьники признавались, что «из жизни трудящихся и агитационные (картины. — А.Р.) нравятся меньше всего. Все это мы видим в своей жизни, надоело, а в кино хочется отдохнуть от повседневности»; «не нравится жизнь бедных». Фильмы из чужой жизни и о богатых некоторым нравились потому, что там «все незнакомо и нравится, как дающее новое». Кинокартины с революционным содержанием не вызывали восторга у 30% юных зрителей. Скучный и мрачный фильм «Мать» в рейтинге ученической популярности занимал 13-е место. Мотивы такой нелюбви заключались в том, что эти фильмы «приелись», «скучные», «однообразные», «устарели», «сюжет затасканный», «в эти картины напихивалась идеология в высшей степени

180 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

халтурно». В то же время немало было и увлеченных почитателей революционной киноромантики:

«…было кино “Бухта смерти”, а народу был полный зал. <…> Показывали, как… рабочих хотели арестовать, но они все покидались за борт, но их поймали, посадили в подвал. Началась самая страшная картина — это казнь. Я даже смотрел на белых со злобой. Еще я люблю смотреть про войну. Особенно, когда убивают красные белых»; «… нам показывали картины под названием “Волки”… нам показывали, как машинами щипают птиц и как на подъемных машинах поднимают лес, хлеб и дрова. Потом крестьянин просил председателя отвезти ему леса, но председатель не хотел, потом крестьянин дал ему три рубля, и он ему отвез. Еще как кулак отломал у дома замок, а мальчик это доказал. Потом как на поминках плясали и водили хороводы. <…> В этом кино было сказано, что волки были деревенские кулаки»449.

Из ряда источников создается впечатление, что досуг школьника был не столько свободным от работ и занятий, сколько действительно «свободным от разумной заботливости взрослых» (М. Бернштейн). Ребенок и подросток, особенно в рабочей семье преимущественно оставался предоставленным самому себе. По мере взросления свободного времени становилось все меньше.

Умальчиков его было заметно больше, чем у девочек. Пионерские активисты имели меньше времени для досуга по сравнению с рядовыми пионерами.

Унекоторых учащихся времени на развлечения совсем не оставалось, либо они расценивались как пережиток прошлого:

«Странно звучит: развлечения! До школы надо принести воды, наколоть дров; после школы с 4 часов до 10 служба, а потом усталый ляжешь спать; по праздникам не до развлечений» (1921, м.); «развлечений нет, да и к чему развлекаться в нашем положении. Я не люблю тех, кто развлекается, — это или бывшие буржуи, или же кто лезет в новые буржуи» (1926., м.)450.

Обследования бюджетов времени школьников показали, что одна из главных составляющих нормального развития подростка — время на сон — в целом соответствовала установленным наркомздравом нормам. Большая часть обследованных детей и подростков спала 8,5–10 часов в сутки. Между тем это не совсем соответствовало нормам, разработанным западными педологами. В. Друммонд установил нормальную продолжительность сна для школьников 12–18 лет от 10,5 до 9 часов соответственно. У учащихся младшего возраста данные показатели были еще выше451. Время сна в выходные и праздничные дни несколько возрастало. У школьников, проживавших в учреждениях

Глава 3. Мечты и реальность Шуры Климовой 181

интернатного типа, а также у крестьянских детей время для сна в среднем было более продолжительным, нежели у детей в рабочих семьях. Последние ложились спать очень поздно, как правило, после полуночи. Раньше 22:00 отходили ко сну только 6% обследованных школьников, основная часть укладывалась в 11–12 часов ночи. «Общественники» ложились еще позже — в 2–3 часа ночи. Причиной тому служили в основном бытовые условия пролетарских семей. В условиях ограниченной жилой площади многие дети ожидали, когда лягут спать родители и настанет их черед занять стол. Другие не могли днем делать уроки в шумных рабочих общежитиях и были вынуждены засиживаться за учебниками до 3–4 часов ночи. У 34% обследованных детей пролетариев не было своей кровати, и им приходилось стелиться на сундуке, на полу или в других «спальных» местах. Подъем по будням чаще всего приходился на 7–8 часов утра. Только в выходные дни эти школьники могли поспать до 12–13 часов452.

Время, выделяемое школьниками на питание, в целом заметно различалось у семейных детей и воспитанников детских учреждений. Меньше всего времени тратили на прием пищи учащиеся детской коммуны (0,9 часа). В детских домах этот показатель составлял 1 час. Воспитанники только одного обследованного детдома отводили данному мероприятию в среднем 1,5 часа, что может свидетельствовать либо о более частом приеме пищи, либо о худшей организации питания в этом учреждении. Среди школьников, проживавших в семьях, меньше всего тратили времени на еду дети рабочих — 1 час. Учащиеся фабричных школ в общей сложности затрачивали на питание 2 часа, как и крестьянские дети. Очевидно, у фабричных школьников не столько времени занимала сама еда, как ее приготовление в отсутствие родителей. Неслучайно прием пищи у девочек был на час продолжительнее, чем у мальчиков. У деревенских детей прием пищи был своеобразным отдыхом, что вообще характерно для крестьянского уклада жизни. Источники практически не дают информации относительно рациона и режима питания. Имеются лишь фрагментарные данные о школьниках из семей пролетариев: 76% учащихся питались три раза в день, причем вместо завтрака и ужина только пили чай. Подавляющее большинство из них обедало между 2 и 3 часами дня, а ужинало между 9 и 10 часами вечера453. По другим данным, 91% обследованных детей ежедневно потребляли горячую пищу, 66% — мясо. Вместе с тем только у 16% школьников в рационе питания ежедневно присутствовало молоко и только у 5% — коровье масло454.

«Мы завтракаем трое: Миша, я, Нюра часов в восемь: становим на стол сковороду с жареным картофелем и по вилке, едим и пьем по чашке молока и идем в школу. Когда я прихожу из школы домой, и тогда мама наливает супу. Когда я поем супу, то тогда я ем жареный картофель с молоком. Ужинаем мы вместе, накрываем

182 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

стол, подаем общую миску, ложки и вилки, когда говядина или картофель. Садимся за стол. Мама подает суп, когда съедим суп, потом подает жареный картофель с молоком. Поедим картофель, потом лапшу с грибами, поедим лапши» (1922).

Как видно из этого сочинения школьника, несмотря на однообразный рацион, его семья не голодала даже в начале нэпа. Процесс принятия пищи имел преимущественно коллективный характер. Примечательно, что такой элемент цивилизации, как вилка, к тому времени уже проник в крестьянский обиход. В другом сочинении описана процедура семейной трапезы более патриархальной семьи:

«Я ем три раза в день, когда завтракаю, обедаю и ужинаю, мы едим щи, суп, картошку, кашу, говядину. Я сажусь завтракать, если не вымою руки или не помолюсь Богу, то отец не пустит за стол. Мы едим все вместе из одной чашки. Только кошка с котенком, с поросенком и с собакой не ест вместе с нами» (1925)455.

Как учащиеся питались в школе? Замечу, что отказ государства от финансирования питания детей в школе стимулировал решение этой проблемы силами педагогов и родителей. Школьный «приварок», как тогда называли горячие завтраки, всецело стал делом общественности. Формы родительского участия были разнообразные: сбор денег и продуктов в «приварочный» фонд, поочередное выделение крестьянами подвод для поездок за продуктами, коллективный сбор и сушка грибов, приобретение в складчину посуды и т.д.456, * Источники свидетельствуют, что в сельских школах горячее питание было распространено шире, чем в городских учебных заведениях, где только 35–40% детей получали завтраки. Если в московских городских школах были популярными «быстрые» завтраки (булка; чай/молоко/какао), то в большинстве деревенских школ Московской губернии было принято питание с первыми (иногда и со вторыми) блюдами. Очевидно, это можно объяснить отдаленностью сельских школ от мест проживания учащихся, а также тем, что крестьяне традиционно стремились иметь здоровое младшее поколение, способное к тяжелому сельскохозяйственному труду. Между тем в сельской глубинке, где не было принято организованное питание детей в школе, крестьяне воспринимали необходимость обеспечения ребенка школьным завтраком как дополнительную обузу: «Да и к завтраку мякины не дашь с собой, а приготовь

* Во время голода 1921 года по совместному распоряжению наркомпрода и наркомздрава в школах были установлены следующие нормы обеспечения столовых продуктами из расчета на одного учащегося: хлеба — 0,5 фунта в день, крупы — 3 фунта в неделю, жиров — 1 фунт в месяц, сахару — 0,5 фунта в месяц, мяса (рыбы) — 0,5 фунта в неделю (Семашко Н. 10 лет борьбы за детство. М., 1931. С. 11). Руский фунт равняется 409,5 г.

Глава 3. Мечты и реальность Шуры Климовой 183

ему, чево получше»457. В городских школах, где горячее питание существовало, оно было более разнообразным по сравнению с сельскими школами. Городские дети получали возможность потреблять некоторые полезные продукты (молоко, масло), которых они были лишены в семье. Вот типичное меню двух школ в 1926 году — городской и сельской:

Городская: понедельник — щи мясные, вторник — пшенная молочная каша, среда — гречневая каша с маслом, четверг — котлеты с картофелем, пятница — ячневая каша с маслом, суббота — суп с клецками.

Сельская: понедельник — щи мясные, вторник — суп рыбный, среда — лапша мясная, четверг — щи мясные, пятница — суп рыбный458.

Качество питания заметно колебалось в зависимости от условий конкретной школы и региона. Если в одних школах родителями отмечалось, что «приварок был очень хороший, обеды были сытные и ели, кто сколько хочет», то в других недовольные однообразным и малокалорийным рационом учащиеся переходили на «сухое» питание459. Замечу, что не получали завтраки дети неимущих либо зажиточных родителей. Первым было нечем платить, а вторые кормили своих детей гораздо лучшей домашней пищей. Таким образом, питались в школе преимущественно представители «среднего класса» учащихся, составлявшие большинство. Получалось, что даже повседневные практики питания вырабатывали у школьников навыки социальной дифференциации. Во время процедуры приема пищи эта дифференциация, правда, чаще всего проявлялась в степени воспитанности и общей культуры. Любопытна зарисовка обычного школьного завтрака, сделанная З. Степанищевой:

«В большую перемену мы, как стадо диких кабанов, врывались в столовую. <…> Всегда находился какой-нибудь изобретательный балбес, которому надо было тут же немедленно протанцевать дикий танец на столе между тарелок или… доплюнуть до самой дальней тарелки. <…> На худой конец, если быстро поел, можно выдернуть скамейку из-под обедающих, и тогда 5–6 ребят летели на пол, опрокидывая на себя всю еду. Я почти всегда уходила из столовой голодная, т.к. всегда мне в тарелку попадал или чей-то плевок, или башмак, или я выворачивала от какого-нибудь пинка всю еду себе на платье»460.

Как видно из этого сюжета, между понятиями «кормить» и «быть накормленным» лежала дистанция огромного размера. Следует только добавить, что описанное действо происходило в московской школе с эстетическим уклоном под руководством известной Н.И. Сац. О практиках поведения в столовой обычной школы мы можем только догадываться.

184 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

Данные обследований по позиции «уход за собой» дают в целом удручающую картину санитарно-гигиенических условий проживания школьников. У многих детей отсутствовали элементарные навыки по самообслуживанию,

ибольшинство учащихся, особенно в деревне, приходили в школу неумытыми

инепричесанными, в грязной одежде. Закономерно поэтому, что у многих деревенских школьников складывалось негативное отношение к гигиеническому осмотру перед началом занятий. Любопытны мотивы такой позиции:

«Не буду я оглядываться, чисто в церковь идем — умываться»; «под рубашкой еще будете оглядывать»; «только вшей не оглядывать»; «давайте не оглядываться, и санитаров никаких, только — учиться»461.

Судя по этим отрывочным высказываниям, дети ставили школу ниже церкви в иерархии духовных ценностей (в нее можно ходить и неумытым) и подходили к школе с сугубо утилитарных позиций («только учиться»). На обложках школьных тетрадок была напечатана «Санитарно-гигиеническая памятка школьника», в которой указывалось: «Умывайся не менее двух раз в день… не пользуйся чужим полотенцем… мойся в бане раз в неделю… следи, чтобы не завелись вши в белье и платье… меняй постельное белье раз в неделю и раз в неделю выноси постель наружу и выбивай ее»462. Практически все обследованные школьники в городских семьях умывались по утрам, но никто из них не был приучен к умыванию перед сном. Всего 57% пролетарских детей были приучены к регулярному мытью рук перед едой. За три недели обследования из 50 детей московских рабочих в бане были только 3 человека (6% ребят), дома мылись 7 школьников (14%). В среднем уход за собой у всех обследованных групп детей составил в суточном бюджете времени от 0,5 до 1 часа с увеличением в 1,5 раза в выходные дни.

Более приученными к самообслуживанию оказались воспитанники детских учреждений и пионеры. Такие полезные навыки, как обтирание водой до пояса, вечернее умывание и гимнастика по утрам, встречались почти исключительно среди пионеров. В подмосковных деревнях пионеры имели гораздо больше навыков по уходу за собой в сравнении с «неорганизованными» ребятами463. Списанные у скаутов строки Устава юных пионеров — «Пионеры моются тщательно, не забывают мыть шею и уши, чистят зубы»464 — сыграли действительно важную роль в культурной модернизации страны, в формировании элементарной санитарно-гигиенической грамотности молодого поколения. Неслучайно в некоторых школьных кооперативах стали пользоваться повышенным спросом такие предметы обихода, как душистое мыло, зубной порошок, зубные щетки, вазелин, гребешки. Правда, низкое качество этих продуктов нередко отталкивало от их потребления. Зубная паста

Глава 3. Мечты и реальность Шуры Климовой 185

«Хлородонт» портила зубы, а «Одентин» вызывала неприятные ассоциации и ощущения:

«Вот вы берете зубную пасту, последнее из современных достижений — “Одентин” Тэжэ. Но это “достижение” оказывается красного цвета и сладко на вкус. С успехом заменяет рвотные средства и не годится вовсе для чистки зубов. Красный цвет маскирует, скрывает появление крови из десен… Сладкий вкус вызывает усиленное слюновыделение, и чистку зубов превращает в издевательство. Эта, так сказать, “паста” вызывает как раз то, чего следует во что бы то ни стало избегать»465.

Гигиеническим навыкам придавалась и эмоциональная окраска: школьники мыли руки не только потому, что «так надо», но и потому, что приятно вымыться «духовитым» мылом. Однако не следует идеализировать достижения пионеров в области личной гигиены. Они заметны только относительно остальных категорий школьников. Как показало обследование московских пионеров, детей фабричных рабочих, 26% из них не пользовались мылом, 45% совершенно не чистили зубы, до пояса по утрам умывались только 11% ребят, отдельным полотенцем пользовались лишь 17%, расчесывались гребнем 68%, преимущественно девочки466.

Описанные бытовые условия прямым образом отражались на состоянии здоровья школьников. Неокрепшие организмы учащихся не выдерживали учебной и общественной нагрузки. Помимо этого, на здоровье влияли также недостаточная кубатура классных помещений; непригодность школьных зданий для проведения занятий; недостаточное освещение; обучение в две смены; неприспособленная к росту учащихся мебель. Поколение учащихся 1920-х годов в целом характеризуется довольно низким уровнем физического развития.

Следует отметить, что в 1920-е годы физкультура и спорт еще не получили такого массового распространения, как в 1930-е. Самым популярным видом спорта был футбол, а гимнастические упражнения прививались в основном по линии всевобуча и допризывной подготовки. В середине 1920-х физкультура как предмет была введена лишь в 60% городских школ, при этом спортплощадки имелись только у 48% учебных заведений; 85% спортзалов и 92% спортплощадок не удовлетворяли элементарным санитарно-гигиениче- ским нормам. Отношение к физкультуре у учащихся школы им. Короленко было вполне типичным для тех лет. Они совершенно не интересовались этим предметом и даже предлагали отменить его, поскольку не видели в нем никакой пользы. «Занимаемся мы в душном помещении, учитель несерьезно относится к занятиям, а ребята хулиганят», — поясняли свою позицию добросовестные школьники467.

186 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

Существенной причиной нарушения здоровья у школьников было употребление спиртного и курение. Курение среди учащихся стало в 1920-е годы массовым явлением. К нему уже настолько привыкли учителя, что вообще не вели с ним борьбы. В 34-й школе Ленинграда юным курильщикам была даже выделена специальная комната, в которой многие учащиеся коротали время на переменках вместе с педагогами. Впрочем, выборочный опрос 117 учеников школы II ступени обнаружил среди них всего 18% курящих468. Эти данные явно занижены, но, к сожалению, другой статистикой я не располагаю. Курение, особенно распространившееся в военное время, проникало в школу извне. Образцов для подражания было достаточно: родители школьников, включая матерей; учителя; беспризорники — основной канал проникновения в школу бытовых девиаций; школьные кумиры — герои кинолент. Многие учащиеся подрабатывали продажей табачных изделий. К внешним каналам влияния добавлялось присущее подростковому возрасту желание выделиться, почувствовать себя взрослым, стремление соответствовать идеалу уличного хулигана с папироской во рту. Школьники настолько привыкли считать курение обыденным явлением, что не стеснялись писать о нем даже в сочинениях:

«…потом мы купили папирос, я и еще четверо. Сергей Давыдов и Дугинов Егор купили вместе пачку “Трезвон” за гривенник; а Бурлов Ефим один купил “Трезвон” за гривенник. Вот мы накупили все папирос и закурили. Потом пошли бегать. Вот у Дугинова Егора и у Давыдова Сергея вместешные папиросы все вышли, тогда они купили не вместе: Дугинов купил “Смычку” за гривенник, а Давыдов купил “Червонец” за двенадцать копеек. Вот у них и осталось немного папирос в этих пачках; у них все и просят и они — кому отказывают, а кому нет. А нам по-товарищески не отказывают. Скажем: “Сергей Давыдыч! Дай закурить!” И он не отказывает; а то скажем: “Егор Ильич! Дай закурить!” И он дает»469.

Обратим внимание на то, как хорошо ребята разбирались в названиях папирос и в ценах на них. В этом рассказе запечатлелось также и то, какой высокий личный статус в уличной группе занимал подросток, имевший папиросы, — сверстники к нему обращались на «вы», по имени и отчеству, а он решал, кому можно дать закурить.

Источники показывают, что отдельные ученики приходили в школу пьяными, приносили с собой на занятия спиртные напитки и угощали товарищей. В некоторых школах преподаватели и учащиеся совместно отмечали праздники с выпивкой. Потребление учащимися спиртного в праздничные дни стремительно возрастало. Если в 1925 году при праздновании Октября употребляли вино только 0,47% школьников Краснопресненского района столицы, то в 1928 году количество юных служителей Бахуса резко повышается. В 12% семей

Глава 3. Мечты и реальность Шуры Климовой 187

рабочих, 11% семей служащих и 25% семей кустарей дети пили вино вместе с взрослыми. В своих ответах даже школьники младших классов с полной откровенностью писали: «Пил водку, белая головка, много»; «пил вино, пол литра»; «полстакана рябиновой»; «пил водку и вино, много»470. Проведенное в 1926 году обследование 280 учащихся младших групп показательной школы в Москве выявило, что совсем непьющих там оказалось только 12% школьников. Почти каждый десятый употреблял спиртные напитки ежедневно; остальные 79% учащихся пили регулярно по праздникам и воскресным дням. Практически каждый второй ученик попробовал спиртное в дошкольном возрасте, в основном под воздействием родителей. Показательно, что 75% учеников спиртные напитки нравились и только 8% относились к ним отрицательно. Каждый четвертый школьник посещал пивную. На вопрос о том, какой напиток им нравится больше всего, ученики отвечали: «Сладкое вино». Естественно, что раннее употребление алкоголя сказывалось не только на физическом здоровье детей, но также и на их умственном развитии. Тоска, обреченность и полная нежизнеспособность наблюдаются в стихах таганрогского школьника:

Эта жизнь мне не нужна, И ей уж я не нужен.

Давно уж бутылка со мною дружна, Давно с алкоголем я дружен471.

Употребление алкоголя, курение, раннее вступление в сексуальную жизнь были не только знаками взросления школьников, но и факторами ослабления их здоровья. В совокупности с недостаточным питанием, напряженным режимом учебы и общественной активности, жилищными условиями и стрессами они создавали серьезные предпосылки формирования нездорового поколения. Обследование состояния здоровья пионеров в Ярославле в 1925 году показало, что из 150 детей 116 имели признаки общего малокровия, а 10 — туберкулеза. Московские обследования 20 000 пионеров, проведенные в 1919–1924 годах, дали такую динамику: количество малокровных детей и подростков увеличилось за этот период более чем в 5 раз (с 9 до 42%); число пионеров с функциональным расстройством сердечной деятельности выросло в 9 раз (с 4 до 36%)472. В. Заслав приводит данные диспансеризации в одной московской школе в 1926 году (объем выборки — 313 человек), учащиеся которой преимущественно (75%) относились к детям советских служащих — наиболее ухоженной части школьников. К тому же физическое развитие учеников этой школы было признано самым лучшим из всех обследованных школ Москвы, что позволяет нам ориентироваться по верхней планке показателей состояния здоровья столичных школьников 1920-х годов. Революционное время негативно отразилось

188 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

на детях и подростках: почти половина (44%) из них перенесли голод в годы Гражданской войны. Между тем раннее детство до социальных катаклизмов протекало сравнительно нормально у 94% учащихся. Отягощенная наследственность здесь выражена относительно слабо: всего лишь 22% школьников имели туберкулезных родителей, 6% — алкоголиков и 10% — душевнобольных.

По результатам осмотра здоровье было признано хорошим только у 22% школьников, удовлетворительным — у 67% и неудовлетворительным — у 5% обследованных. Среди основных заболеваний выделялись искривление позвоночника (62%), чему в немалой степени способствовала не приспособленная к росту учащихся школьная мебель; паразитарные болезни кожи, особенно педикулез (у 40% девочек и 2,5% мальчиков); болезни носоглотки (57%); понижение зрения (18%) и слуха (8%); у 85% школьников обнаружен кариес. Обследование выявило 86% учащихся с так называемой «школьной бледностью», дающей клиническую картину малокровия, хотя лабораторные показатели подтвердили понижение гемоглобина только у 62% ребят. С функциональными расстройствами сердечной деятельности было обнаружено 53% школьников, преимущественно девочек. Проба Пирке на туберкулез дала 66% положительных результатов, что в то время оценивалось медиками как очень хороший показатель. Были выявлены также значительные нарушения нервной системы

ипсихического здоровья — расстройство сна, постоянные головные боли, повышенный дермографизм*, неустойчивый эмоционально-волевой тонус, которые в среднем в четыре раза чаще обнаруживались у девочек в сравнении с мальчиками473.

Советские психотехники также констатировали чрезвычайную физическую отсталость юного поколения советской России 1920-х годов. А.А. Невский обследовал в 1926–1929 годах ежегодно по 200–260 детей русских рабочих

ипришел к заключению: «В то время, как показатели роста дают заметное нарастание, окружность груди и масса тела (вес) резко отстают в своем развитии, в результате чего массовый ребенок приобретает все более и более выраженный астеноидный характер». О. Попова исследовала 120 крестьянских русских подростков 12–18 лет и выявила 77% из них со слабым физическим развитием и ослабленностью. По мнению проф. Д.Г. Рохлина, инфантилизм и задержка развития костей являлись характерной чертой молодежи Ленинграда: 87% 19-летних юношей находились в состоянии полузрелости, а 6,5% — даже в предпубертатном периоде. Чрезвычайно высок был процент психопатов

иистериков474. Исследования, проведенные в ленинградской детской профилактической амбулатории, выявили различные аномалии со стороны нервной

* Дермографизм — рефлекторное изменение окраски кожи (появление и длительное сохранение белой или красной полосы на месте механического раздражения), свидетельствующее о нарушениях нервной системы.

Глава 3. Мечты и реальность Шуры Климовой 189