rozhkov_aiu_v_krugu_sverstnikov_zhiznennyi_mir_molodogo_chel

устранили истмат, а всю историю заменили историей классовой борьбы. В 1925 году к трем годам обучения на рабфаке прибавили четвертый69. До середины 1920-х не было даже выпускных испытаний для лиц, оканчивавших рабфак. Только в 1926 году была введена проверка знаний по четырем предметам: обществоведению, русскому языку, математике и физике70. Отсутствие проверочных испытаний приводило к низкому уровню знаний выпускников рабфаков, которые они демонстрировали затем в вузе. Один студент-первокурсник, пришедший в вуз с рабфака, ухитрился сократить двойки в выражении:

.

Такие привилегии вызвали вполне понятную зависть у вузовских студен- тов-коммунистов, которые потребовали от ЦК РКП(б) освободить от вступительных экзаменов в высшие учебные заведения также коммунистов и беспартийных активистов, проявивших себя в классовой борьбе, но позабывших грамоту. Однако в этом им было отказано, хотя и с обнадеживающей припиской: «Надо изыскать другие способы»71. Наличие существенных льгот делало путевку на рабфак престижной, она стала пользоваться повышенным спросом не только у рабочей, но и у крестьянской молодежи. Стоило только в деревне появиться хотя бы одному рабфаковцу, как многие его земляки также загорались идеей уехать на учебу в город. Для многих молодых людей того времени это был, пожалуй, единственный шанс изменить свой образ жизни, навсегда избавиться от повседневных крестьянских забот.

Подобным образом сложилась судьба девушки-батрачки Дины Головко из станицы Эриванской. Став членом комсомола, она пришла в райком с просьбой отправить ее на учебу в рабфак: «Я хочу вчыться, я дужэ умарылася батрачыть, да ще биз гроший, за уголок та кусок хлиба». Получив путевку на рабфак, в числе нескольких претендентов она поехала в Краснодар. Будучи по грамотности самой отсталой из группы (только 3 класса церковно-приходской школы), она, в отличие от более подготовленных земляков, была зачислена на учебу, поскольку являлась батрачкой и сиротой. Ей пришлось выдержать в процессе учебы много страданий и унижений, откровенных насмешек со стороны преподавателей старой закалки. Окончив в 1930 году рабфак и вступив в партию, Дина поступила в Краснодарский институт спецтехкультур, по окончании которого была командирована в московский НИИ лекарственных растений. После войны она защитила кандидатскую диссертацию, за свои научные достижения была награждена тремя орденами СССР и несколькими медалями72. Это был типичный пример не только стремительной служебной карьеры, позволившей достигнуть более высокого социального статуса, но и ментальной трансформации человека, его превращения при помощи рабфака и вуза из крестьянина в некрестьянина. Вполне возможно поэтому, что рабфаковец,

220 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития

называвший свой вуз «альма матерь»73, произносил так эти слова не от безграмотности, а из чувства нежной благодарности вузу как «социальному лифту».

В то же время стать рабфаковцем, как и студентом вуза, тем, кто не являлся батраком, было сложно. Вступительные экзамены и начало учебного года совпадали по времени с земледельческими работами, и многим страстно желавшим учиться крестьянским детям мешали заботы, связанные с домашним хозяйством. «Да ведь знаете наше крестьянское дело, — жаловались студентамэтнографам юноши из валдайской деревни, — вот мы уже третий год собираемся, все хозяйство не отпускает, вот нонче уж обязательно к 1 сентября поедем»74.

Не следует считать, что для всей крестьянской молодежи двери в рабфак были широко раскрыты. К тому же известны случаи монополизации права получения путевок на рабфак комсомольскими функционерами. В Воронежской губернии сотрудники одного волкома ВЛКСМ скрыли от сельских ячеек разверстку на рабфак и уехали туда учиться чуть ли не в полном составе своего президиума75. В рассказе Л. Гумилевского «Без мандата» старик-сторож, внуки которого приехали из деревни поступать на рабфак, жаловался: «Пришли они учиться, слыхали там про рафпак… пошли туды как все, без мандата, а рафпак говорит, — не могу, потому, как вы без мандата и мест для вашего брата не припасено!»76 Изабель Тирадо приводит характерное для психологии «сателлита» власти письмо в «Крестьянскую газету» от калужского батрака Рябова, который жаловался на отказ в предоставлении путевки на рабфак. Рябов не был активистом и коммунистом, но он был уверен, что как батрак имеет полное право на привилегии:

«Если бы Республика помогла мне, я уехал бы учиться; после того, как я бы закончил, я был бы способен прокормить себя. Я читал в “Журнале крестьянской молодежи”… что Советское правительство широко открыло школьные двери рабочим и крестьянам и устранило школьную плату [Но] эти курсы — …для середняков… я не имею никаких средств… и я прошу Вас, пожалуйста, не убейте меня, не бросьте меня из милосердия судьбы. Я надеюсь, что Республика обратит внимание на меня и поможет мне в моем горе. <…> Поддержите [мое заявление] перед местным органом власти, который отплатит небольшим вниманием бедняку…»77

В журнале «Молодая гвардия» описан типичный случай (приведенный также Ш. Фицпатрик), когда 98 крестьян, сагитированных бывшим красноармейцем, подали документы на Саратовский рабфак, но не были приняты. Тогда 30 из потерпевших неудачу рискнули поехать в Краснодар, но так же безуспешно. Наконец, самый стойкий из них поехал в Москву и с большим трудом, пройдя через высокие инстанции, вплоть до самого Рыкова, был зачислен

Глава 1. «Интернационал» vs «Gaudeamus» 221

на учебу на вечернее отделение рабфака. В данном случае поражает главный аргумент этого молодого человека, высказанный бездушному чиновнику точно характеризующий ментальные стереотипы данной категории молодежи. Размахивая своей раненой ногой перед заведующим отделом рабфаков главпрофобра, он искренне недоумевал: «Почему же меня не принимают? Я служил в Красной Армии добровольцем, я достоин, я заслужил рабфак. <…> Я ранен. Я воевал, я калекой стал, а меня не принимают. Кого же вы принимаете — девиц, которые нигде не были? Они не достойны, а их принимают»78. Подобные умонастроения были очень характерны для представителей рабочей, а особенно крестьянской молодежи, не попавших на рабфак.

Между тем в первое время рабоче-крестьянская и партийно-комсомоль- ская прослойки среди студентов вузов действительно были невелики. Об этом с горечью говорил Н.И. Бухарин на ХIII съезде партии: «Высшая школа очень мало нами завоевана. Два классовых приема 1922 и 1923 годов дали очень разжиженный и классово-рыхлый студенческий контингент»79. К началу 1924 года в вузах страны всего 14% студентов были коммунистами и комсомольцами, около 43% — рабочими и крестьянами, причем среди рабфаковцев только каждый второй состоял в партии и комсомоле80. Доля рабфаковцев среди студентов вузов в 1923/24 учебном году составила всего лишь 11%. Однако уже вскоре, благодаря принятым срочным мерам, удельный вес рабфаковцев среди студентов вузов резко возрос. Тем не менее было бы ошибкой абсолютизировать роль рабфаков в деле пролетаризации высшей школы, о чем свидетельствует динамика удельного веса рабфаковцев в вузовской среде81:

Было бы также ошибочно полагать, что статус рабфаковца или студен- та-партийца автоматически означал полную поддержку линии ЦК партии по кардинальным вопросам. Как установил А.В. Баранов, на Северном Кавказе многие студенты-партийцы в 1927 году осуждали репрессии против оппозиционеров. Так, в партийной ячейке Краснодарского рабфака 3 человека из 100 осмелились проголосовать за «троцкистов», 25 — воздержались от их осуждения. Сходная обстановка наблюдалась и в вузах Ростова и Новочеркасска. Важно также отметить, что члены бюро ячейки Краснодарского рабфака отказались стать агентами ОГПУ82.

222 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития

Наряду с наполнением высшей школы рабоче-крестьянской молодежью, практиковался еще один способ пролетаризации вузов — очищение их от «чуждого элемента». Как отмечает Ш. Фицпатрик, нэповская система поощрений и наказаний за классовую принадлежность порождала у выходцев из «чуждых» классов естественное стремление скрыть свое происхождение, используя различные приемы — поступление на советскую работу, вступление в брак с «пролетарским» или «крестьянским» супругом, усыновление «благонадежными» родственниками при живых родителях и т.д. Определение социального положения произвольно, по личному заявлению гражданина, существенно облегчало такую социальную «мобильность». Наиболее плотными фильтрами для обеспечения классовой чистоты являлись тщательные проверки при поступлении в партию, комсомол, школу и вуз, а также периодические «чистки» в этих структурах83.

Всего в 20-е годы прошли четыре волны «чисток» студенческого состава вузов — в 1922, 1924, 1925 и 1929 годах. Практически все они были напрямую связаны с громкими политическими событиями — судебным процессом против эсеров, дискуссией в партии 1923–1924 годов, борьбой с «новой оппозицией», началом «великого перелома» и партийно-комсомольской «чисткой» в 1929 году. В какой-то мере предвестником этих «чисток» явились чекистские репрессии против христианских студенческих организаций в 1920–1921 годах — отделений Всероссийского Христианского студенческого союза и христианских студенческих кружков, существовавших в Киеве, Петрограде, Москве и ряде крупных городов с дореволюционного времени84. Таким образом, практически все третье десятилетие ХХ века прошло для непролетарского студенчества под знаком репрессий и партийно-государ- ственного террора.

В 1922 году началась первая волна «чисток» студентов, официально именуемая перерегистрацией. Впрочем, на Кубани, которую большевики считали «оплотом белогвардейщины», «чистка» началась еще осенью 1921 года, когда была создана специальная комиссия «по перерегистрации студентов и выемке вредных элементов из стен вуза»85. В значительной степени эта «чистка» явилась ответной реакцией большевиков на студенческие демонстрации 1921 года и «эсеровское засилье» в вузах. В решении бюро Петроградского губкома РКП(б) «Об очищении Питера от эсеров и меньшевиков», принятом на заседании 23 мая 1922 года, отмечалось: «Признать необходимым произвести чистку и удаление из Питера контрреволюционного студенчества, порядок этого удаления разработать особо с соответствующими органами»86. Однако в официальном Положении о перерегистрации студентов вузов от 24.03.1922, утвержденном главпрофобром, эта акция была легендирована как «освобождение от не занимающихся и неуспевающих студентов в связи с сокращением

Глава 1. «Интернационал» vs «Gaudeamus» 223

сети вуз»87, *. Вот как описывала процедуру «чистки» одна из пострадавших студенток:

«В один из дней, войдя в институт, я увидела группу студентов, толпившихся перед вновь вывешенным объявлением: на доске был вывешен список тех студентов, которым предлагалось зайти в канцелярию по вопросу о пребывании в институте. В списке значилась и моя фамилия. Некоторые из указанных в списке уже побывали в канцелярии. Одним из них было объявлено об исключении, другим предложено было представить в канцелярию института дополнительные документы: командировку в институт от какого-нибудь учреждения, партии, профсоюза, сельсовета, или же рекомендацию от трех членов коммунистической партии. Заранее зная, что никаких документов я представить не смогу, направилась я в канцелярию с ясным сознанием обреченности на исключение. Но мне не предложили доставать дополнительные документы, мне сообщили об исключении меня из рядов слушателей. Я попыталась выяснить причины исключения, но никаких объяснений мне не дали. Из канцелярии меня направили к секретарю комсомольской организации. Молодой парень с суровым лицом принял меня и просто-напросто отказался разговаривать со мной. <…> Без сожаления захлопнула я за собой дверь вуза. Я понимала — с учебой покончено навсегда»88.

В нашем распоряжении нет полных статистических данных о ходе и масштабах вузовской «чистки» 1922 года. Известно только, что «перерегистрации» подверглось 97 вузов, после чего 7 из них вообще перестали существовать. Косвенно о масштабах «чистки» можно судить по тому, что количество вузов в стране резко снизилось с 159 в 1921 году до 99 в 1922 году; численность студентов в них соответственно сократилась с 197000 до 130000 человек. Только в 47 вузах, представивших статистические отчеты о «чистке», к марту 1923 года были отчислены около 4000 студентов (11% общего состава), при этом каждый четвертый на «чистку» не явился. В I МГУ из 10 500 студентов на «чистку» не прибыли более 7300 человек. В некоторых вузах, особенно медицинских, где ра- боче-крестьянские студенты в совокупности составляли менее 10% всех слушателей, доля исключенных составляла более половины студентов89. Перед «вычищенными» из вузов закрывались двери в другие учебные заведения. Во все вузы страны были разосланы «черные списки», состоявшие порой из сотен фамилий.

* В Положении о перерегистрации студентов вузов были обозначены критерии проверки успеваемости. Весь объем отчетностей именовался «100-процентной нагрузкой», или «максимумом». Устанавливались и предельные уровни выполненных отчетностей, именуемые «минимумом». Для каждого набора определялся свой «минимум». Для набора 1920 года — 2/12 нагрузки, 1919-го — 5/12, 1918-го — 9/12, 1917-го и предыдущих — 12/12. В случае наличия «особо уважительных причин» этот «минимум» сокращался. Уважительными причинами признавались: партийные и профсоюзные мобилизации; позднее прибытие в вуз по командировке из РККА, партийных и профсоюзных организаций; зарегистрированные случаи болезни студента (ГАРФ. Ф. А-1565. Оп. 3. Д. 166. Л. 1, 1об., 10).

224 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития

Приведу лаконичный текст типичного для тех дней отношения Главного комитета по народному образованию, адресованного правлениям всех вузов страны:

«Ввиду исключения из университета в административном порядке студентов Куликова и Эпштейна, согласно постановлению Особой комиссии по административной высылке, действующего на основании декрета ВЦИК… настоящим предлагается принять к исполнению, что означенные лица не могут быть принимаемы в вузы»90.

В середине 1924 года по советским вузам прошла вторая, наиболее мощная, волна «чисток». Она была вызвана несколькими причинами — политическими, экономическими и идеологическими. Самой главной из них являлось активное участие студенчества некоторых вузов в партийной дискуссии 1923–1924 годов, когда часть студентов поддержала «левую оппозицию»91, *. Ожидание войны с западными государствами к лету 1924 года, вызванное смертью Ленина, также диктовало большевикам необходимость «почистить» тылы от политически неблагонадежных лиц, включая контрреволюционное студенчество. Кроме того, государство действительно было неспособно содержать такую большую массу студентов вузов и техникумов. «Проредить» студенчество было решено за счет социально чуждого большевикам слоя. В действительности же избавление от него и было главной причиной вузовской «чистки». Однако большевики все-таки не решались пока открыто заявлять о классовой направленности «чистки», и для сокрытия этой цели «чистка» была проведена под благообразной вывеской «академической» и «качественной проверки». Показательно, что истинные цели «чистки» скрывались даже от предсовнаркома А.И. Рыкова92. Ни декрет СНК от 16 мая 1924 года, ни секретная инструкция наркомпроса о проведении «качественной проверки» студентов вузов от 29 апреля 1924 года не содержали четких указаний относительно истинных целей «чистки», хотя в них и отмечалось, что проверка будет производиться с учетом академической успеваемости студентов при различном подходе к разным классовым группам93, **.

*Известно, что из 72 вузовских ячеек партии в Москве 40 проголосовали за «оппозицию».

ВПетрограде оппозиционерам удалось получить большинство в 6 вузах. Приверженцы внутрипартийной и внутрисоюзной демократии находились и среди студентов других вузов (Ацаркин А.Н., Галкова Д. Н. Указ. соч. С. 29; Красное знамя (Краснодар). 1924. 9, 10, 15 янв.).

** По Инструкции наркомпроса проверке подлежали все без исключения студенты, однако подходы к различным социальным группам студентов были разные. От студентов — выходцев из буржуазной и интеллигентской среды, материально обеспеченных требовалась полная академическая успеваемость; студентам из трудового крестьянства позволялись некоторые послабления, и исключению подвергались только наиболее отстающие в учебе; такие же послабления допускались и к студентам-пролетариям, партийцам и комсомольцам. Из этой среды разрешалось исключать только крайне слабо подготовленных к обучению в вузе студентов. Безусловному исключению подлежали студенты, проявившие себя в качестве «антипролетарского элемента», враждебно настроенные к политике советской власти и к пролетаризации вузов (ГАРФ. Ф. А-1565. Оп. 3. Д. 229. Л. 304).

Глава 1. «Интернационал» vs «Gaudeamus» 225

Только в конфиденциальном письме председателя Центральной комиссии по академической проверке вузов И.И. Ходоровского, адресованном секретарям губкомов партии, открыто декларировалась главная цель предстоящей акции: «Удаление социально чуждого и непригодного для нас элемента», и только лишь затем — «увольнение той части студенчества, которая проявила неспособность успешно обучаться в вузе и которая является для нас излишней»94. Это говорит о том, что центральная власть, доверявшая только партийным органам, но не чиновникам образования.

Характерно, что нормы отчисляемых студентов планировались заранее. Специальной директивой ЦК РКП(б) было намечено сократить общее число студентов вузов (без рабфаков) не менее чем на 30 000 человек. Ходоровский своим циркуляром конкретизировал разверстку по различным типам вузов. Так, в социально-экономических вузах отчислению подлежало не менее 30% студентов, в индустриально-технических — около 20%, в медицинских — 15–20%, в педагогических — 20–25%, в сельскохозяйственных — 15–20%. Главпрофобр требовал бережно относиться только к студентам старших курсов индустриально-технических, сельскохозяйственных и медицинских вузов, отчисляя их только в случае «злостного отношения к советской власти». Этот «либерализм» объясняется тем, что большевики были заинтересованы в специалистах данных отраслей народного хозяйства. Наибольший удар, как видно из приведенных цифр, планировалось нанести по социально-экономическим вузам. Для них были специально введены две дополнительные категории исключаемых студентов: «лица со слабым общественно-политическим развитием» и «чуждые пролетарской идеологии»95.

«Чистка» проводилась не профессорскими коллегиями, стремившимися сохранить одаренных студентов (факультетские подкомиссии только готовили материалы), а специально созданными проверочными комиссиями96, *. Политика наибольшего благоприятствования проводилась только в отношении пролетарского студенчества, к которому были отнесены также студенты-пар- тийцы и комсомольцы. Иосиф Ходоровский в циркуляре инструктировал региональные комиссии по «чистке»:

«Если пролетарский студент не может освоиться с данным вузом, надо выяснить, не смог ли бы он справиться с работой в другом вузе по другой специальности; если он сильно отстает от учебной программы вследствие ряда случайных причин, надо поставить ему определенный срок для выполнения требований

* В состав вузовской комиссии обычно входили: председатель, назначаемый главпрофобром или уполномоченным наркомпроса в регионе, и по одному представителю от исполнительного бюро профсекций данного вуза, правления вуза, губкома РКП(б), губпрофсовета и губкома РКСМ. Нередко комиссии возглавлялись полуграмотными рабочими от станка (ГАРФ. Ф. А-1565. Оп. 3. Д. 280. Л. 27).

226 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития

программы. И, наконец, увольнять пролетарского студента следует только в том

случае, если он не в силах одолеть программу высшей школы вообще»97.

Газета «Правда», ретранслируя эти инструкции в среду пролетарского студенчества, высказалась еще определеннее: «Требование полной академической успешности предъявлять лишь к буржуазии и интеллигенции». Журнал «Красный студент» сообщая о ходе «чистки», акцентировал внимание на классовой дифференциации. Трудно однозначно утверждать, чего здесь было больше: желания поддержать начинавших было роптать дезориентированных пролетариев или устрашения классовых врагов:

«Чистка продолжается. Проходят рабфаковцы, рабочие и крестьяне. Они не боятся чистки. Вот у стола член союза кожевенников. С 15 лет заготовщиком; прошел рабфак и, наконец, поступил в институт; его долго не продержат, один-два вопроса и довольно. Те, кому “Октябрь” открыл двери высшей школы, кто кровью и потом добился права быть студентом — им нечего бояться; зато остальным ничего не поможет»98.

В результате такого подхода пострадали многие студенты непролетарского происхождения. По данным Ю.А. Стецуры, в Пермском университете проверочная комиссия в ходе 17 заседаний проверила по всем факультетам и курсам 1850 человек, из которых 493 (26,9%) было отчислено (то есть за одно заседание в среднем рассматривалось более 100 студенческих судеб. — А.Р.). Только 64 человека (13%) были исключены за антисоветскую идеологию при хорошей академической успеваемости, а остальные — в силу нетрудового социального происхождения99. Из 177 исключенных студентов II МГУ только трое были отчислены как неуспевающие и 121 — как «чуждый элемент». После искусственной «пролетаризации» московской консерватории удельный вес интеллигентской молодежи понизился с 85 до 28%100. Несмотря на заявления о проверке академической успеваемости, комиссии преимущественно «вычищали» наиболее подготовленных студентов, но происходивших из непролетарских слоев — священнослужителей, предпринимателей, богемы. Нередко отчисляли с последнего курса, за 2–3 экзамена до получения диплома. Приведу постановления проверочной комиссии Кубанского сельскохозяйственного института, типичные для вузов СССР в те дни:

«Барковский В.Е. — Исключить, принимая во внимание отсутствие общественности и интереса к общественно-политической жизни. Германовский Т.Г. — Исключить, принимая во внимание его непригодность, как общественного сотрудника советской власти и явно непролетарского элемента. Горпищенко И.Ф. — Исключить, как пребывающего второй год на первом курсе, и проявившего полную

Глава 1. «Интернационал» vs «Gaudeamus» 227

отсталость в академической работе. Запольский В.В. — Исключить, считаясь с тем, что Запольский является представителем мещанской и интеллигентской семьи, с полным отсутствием современных идеологических качеств, а значит, и общественности»101.

Несмотря на рекомендации Ходоровского о том, что «чистка» не должна носить характера экзамена по политзнаниям, многие комиссии занимались только проверкой по политграмоте. По откровенному признанию председателя Юго-Восточной краевой комиссии, зачастую проверка носила характер «допроса с подлавливанием»102. Это крайне тяжело отражалось на психике студентов. Известен такой случай. Одну студентку, дочь известного в прошлом общественного деятеля, брат которой был выслан на Соловки, во время «чистки» спросили, стоит ли она за свободу печати. Она была вынуждена ответить, что за свободу печати не стоит. Дома прямолинейный отец упрекнул ее в слабости, сказав, что этого нельзя было делать. Бледная, нервно дрожавшая дочь пыталась возразить ему: «Ты хотел бы, папа, видеть меня лучше в гробу? Я не могу бросить учение, мне остался год!» Последовавший за этим ответ смирившегося отца «Ты вправе располагать собой, делай, как лучше» она уже не слышала, потому что билась в истерическом припадке103.

Произвол членов комиссий был обычным явлением. Нередко студенты слышали в свой адрес такие слова: «Если вы обжалуете наши постановления, мы найдем другой исход, чтоб вас исключить»; «либо учиться, либо болеть»; «вы нам не ценны, и как мы хотели, так мы и делали»104. Поскольку наркомпрос требовал «не увлекаться перегибом в сторону увольнения по социальному признаку», чтобы не создавать политических осложнений, некоторые комиссии всячески пытались замаскировать избавление от неугодных по пункту социального происхождения студентов. В обнаруженных нами протоколах об исключении упомянутых выше студентов-медиков поверх записанного первоначального решения позже чьей-то рукой красными чернилами вносились поправки. Например, вместо жестких формулировок как «антиобщественный элемент», «идеологически чуждый элемент», было написано: «общественно неподготовлен», «неподготовлен к работе по избранной специальности» и т.д. После этой фальсификации сообщалось, что якобы 71% «вычищенных» были слабоуспевающими студентами105. Такие факты вынуждают с большим сомнением относиться к официальной статистике по «чистке».

Следует отметить, что одновременно с «академической проверкой» в вузах проводились партийные, профсоюзные и комсомольские «чистки». К классовым врагам в лице студентов непролетарского происхождения добавлялись идейные противники внутри партии и комсомола. Троцкистский дух, якобы «витавший» в вузовских ячейках, вскоре был выветрен репрессивными мерами особой

228 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития

комиссии, в которую входил и начинавший свою политическую карьеру студент Г.М. Маленков106. Критериями дальнейшего пребывания студента в партии и комсомоле являлись «стойкость, полезность, нормы поведения». Пристальное внимание обращалось на происхождение и имущественное положение студента и его родных. Такая формулировка, как «чуждый элемент, оторвавшийся безнадежно от союза», могла стать главным мотивом исключения не только из вуза, но и из комсомола. В отличие от беспартийного студента, которому было нечего терять, кроме места учебы, ментальность студента-коммуниста определялась боязнью потерять нечто более существенное, чем вузовский диплом: «Если бы я материально был независим от партии, я бы плюнул им в лицо… Но теперь принужден молчать. А то моментально исключат из института»107.

Для нагнетания обстановки среди студентов накануне и в ходе «чисток» заинтересованные органы широко использовали прессу. Помимо передовых статей, написанных ответственными функционерами, газеты публиковали письма рядовых коммунистов и комсомольцев, переживающих за чистоту своих рядов. Одно из таких писем получила газета «Правда» летом 1924 года за подписью студента-комсомольца Барласова. Молодой корреспондент, озабоченный тем, что «комсомол за последнее время проглотил большую интеллигентскую пилюлю, могущую вредно начать действовать внутри комсомольского желудка», сообщал о многих студентах, ушедших во время летних каникул работать на фабрики и заводы. Причину этого он видел только в их стремлении приобрести себе искусственный рабочий стаж. Вывод автора письма был сродни приговору: «Те, которые осенью не вернутся, боятся чисток и проверок. Здоровая вузовская молодежь не боится чисток, наоборот, в них видит способ фильтрации наших рядов oт всяких примазавшихся элементов!»108

В «чистках» особую роль сыграли студенты-коммунисты, нередко выступавшие инициаторами подобных акций. Таким нехитрым способом они не только боролись за классовую чистоту студенческих рядов, но и существенно облегчали себе дальнейшую учебу, понижая планку знаний до своего уровня. Зачастую не обходилось и без сведения личных счетов. Нередко после изгнания из вузов очередной партии «бывших людей» пролетарская молодежь устраивала пышные манифестации в честь организаторов «чисток». Инициатива проведения классового очищения вузов исходила не только из центра. В марте 1923 года бюро коммунистического студенчества Кубани постановило поставить перед «соответствующими органами» вопрос о перманентной чистке вузов, полагая, что среди студентов «безусловно, имеется определенное количество не выявленных контрреволюционных элементов» и опасаясь, что одноактная чистка не даст должных результатов. Предлагалось даже создать постоянную комиссию, решения которой об отчислении контрреволюционных студентов имели бы статус обязательных109. Несомненно, что провинциальные

Глава 1. «Интернационал» vs «Gaudeamus» 229