rozhkov_aiu_v_krugu_sverstnikov_zhiznennyi_mir_molodogo_chel

Коммунарка «Волна» рассказывает, как горячо дискутировали студенты на общем собрании коммуны вопрос о найме няни для новорожденного младенца:

«Одни предложили открыть ясли и всех ребятишек собрать под присмотр няни; другие, наиболее ортодоксальные коммунары, призывали бороться с начинающимся в коммуне “индивидуализмом”, считая такое явление возвратом к старой семейной форме (детское питание, приглашение нянь и т.п.). Я с тревогой ждала решения этого вопроса, и как мать, внутренне протестуя против передачи моего малютки в ясли. К счастью, все обошлось хорошо. Коммунары поспорили, пошумели и примирились с появлением новых семейных ячеек и нянечек, предложив родителям вносить за них дополнительную плату на питание»287.

Коммунарка Таня пишет своему мужу-коммунару письмо, полное отчаяния:

«Я хочу личного счастья, маленького, совсем простого и вполне соответствующего закону. Я тоскую по тихому уголку, в котором мы могли бы быть одни только друг с другом, когда захотим этого — так, чтобы нам не надо было бы скрываться от других, чтобы наши отношения могли быть более полными, свободными и радостными. Разве коммуна не может понять, что все это необходимо человеку?»288

Можно представить себе, каких моральных усилий и нервных потрясений стоило этим молодым женщинам решение их интимных и семейных проблем. Им приходилось жить в окружении людей, которым внутренне были чужды естественные проявления человеческого. Получалось, что, живя в так называемой «свободной» коммуне, они каждодневно ощущали пресс личной несвободы, довлевший над ними. Им приходилось переживать за своих близких, судьбы которых находились в полной власти коммуны, но не своей семьи. Вместе с тем эти девушки обнаружили в себе традиционные качества женщины — любовь к мужу и ребенку, которые помогли им остаться самими собой и выжить в этом бурном водовороте коммунарских инноваций.

Итак, даже столь обзорное рассмотрение проблем коммунарского движения позволяет прийти к выводу о серьезных внутренних противоречиях этой формы кооперации. Коммуны показали свою экономическую нежизнеспособность в вузовских условиях без финансово-экономической поддержки со стороны государства или вуза. Отбирая практически полностью все стипендии и индивидуальные заработки в общий «котел», коммуна лишала коммунаров стимулов к более высоким доходам. Коммуна стала своеобразной формой патернализма, где коммунары не затрудняли себя экономическими расчетами; они подчиняли себя установленному единожды порядку без учета

310 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития

индивидуальных обстоятельств и передоверяли право думать за себя комиссиям коммун. Это формировало потребительские настроения и иждивенчество. Коммуна осуществляла тотальное нормирование повседневного обихода. В коммунарской повседневности все приватное становилось публичным. По терминологии В. Райха, коммуны осуществляли «торможение» сексуальной революции в советской России 1920-х годов, поскольку жестко вторгались в сферу интимного, регламентировали сексуальное поведение коммунаров. Неудивительно, что многие коммунары разочаровывались в своем решении жить коллективно. В этой связи любопытно сравнить первоначальные ожидания членов образцовой коммуны ЛЭТИ накануне вступления в коммуну, и их мнения после длительного пребывания в коммуне:

Итак, кроме стремления установить новый быт и обеспечить обстановку для учебы, по остальным позициям практически нет совпадений. Желание установить товарищеские взаимоотношения для многих коммунаров оказалось невыполнимым, хотя нельзя не заметить появление совершенно новой позиции — коллективизма — в итоговых суждениях о полезности коммуны. Однако представляется, что в понятия «коллективизм» и «товарищеская среда» коммунары вкладывали различные смыслы. Первое понятие, очевидно, отражало дружбу со всем коллективом, второе — дружбу индивидуальную. Экономия средств, для чего, собственно, и образовывались коммуны, явно не достигла ожидаемых результатов. Зато удивительно резко возросло политическое развитие коммунаров, чего они, собственно, не особенно стремились достигнуть при коллективизации своего обихода. Одновременно резко понизилась ожидаемая от коммунарской жизни общественная активность. Резюмируя, можно признать, что в целом коммунарское движение было лишено перспективы. Несмотря на тяжелое экономическое положение коммун при нэпе, все-таки в период существования рынка продуктов им было относительно легче решать проблемы выживания. С наступлением «великого перелома»,

Глава 3. «Не хотим жить по-старому!» 311

с введением в стране карточной системы целесообразность коммуны была сведена к нулю. В целом представляется весьма справедливой оценка, данная этой форме кооперации в современной социологической литературе: «Поддержание коммуны как образа жизни оказывается проблематичным, поскольку она не свободна от тех фундаментальных проблем, которые проявляются при любых формах институционализированной социальной жизни, то есть проблем власти, стратификации и экономического выживания»289.

Не стипендией единой

История показывает, что студент в России практически никогда не жил в достатке. По данным А.Е. Иванова, на протяжении 1893–1913 годов наблюдалась тенденция к увеличению категории обеспеченных студентов по сравнению со средне- и малообеспеченными. Например, категория «нуждавшихся» слушателей постепенно снижалась с 53,2% (Московский университет в 1899/1900 учебном году) до 30–35% в 1912/13 году. Вместе с тем следует учитывать, что доля малообеспеченных слоев студенчества часто уменьшалась искусственно, поскольку они не выдерживали конкуренции со средне- и высокообеспеченными студентами еще на абитуриентском этапе, затем выпроваживались из вузов за неоплату учебы и нарушение академической дисциплины. Первая мировая война нанесла еще более ощутимый удар по бюджету студенчества290.

В1920-е годы материальное положение студенчества резко ухудшилось.

Втакой ситуации ответ на риторический вопрос о том, кого из студентов сможет кормить советская власть, был вполне предсказуем. Классовый подход оказался приоритетным. Пожалуй, попытки обвинить в этом большевиков, действовавших строго в русле логики классовой борьбы, были бы тривиальными. К тому же, как и в большинстве сфер социальной жизни, подверженных революционным изменениям, в высшей школе в 1920-е произошла закономерная инверсия приоритетов: кто был ничем, тот стал всем. Кстати, и до революции право получения стипендии тоже ведь имели далеко не все студенты. Стипендия нередко превращалась в «награду за благонадежность» приближенных к инспекции студентов291. Вместе с тем особенности политического и социальноэкономического устройства советской России в 20-е наложили свой отпечаток на студенческую материальную обеспеченность.

Тогда существовала следующая система материального обеспечения студентов вузов: были установлены государственные, хозяйственные и частные стипендии. Кроме того, принимались добровольные пожертвования от частных лиц, причем не только в денежной форме, но и пшеницей, мукой, подсолнечным маслом, другими продовольственными продуктами. Приоритет в стипендиальном обеспечении принадлежал государству. В среднем госстипендии

312 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития

составляли примерно 85–90% всего стипендиального фонда. Эти стипендии назначались только выпускникам рабфака, командированным партией и профсоюзами и особо талантливым, но лояльным к власти студентам. Слушатели рабфаков были обеспечены стипендиями в полном составе. Между вузами стипендиальный фонд распределялся на основе «особого классового коэффициента». Непосредственное распределение стипендий в вузах и техникумах решали местные стипендиальные комиссии, действовавшие под патронажем Центральной стипендиальной комиссии292, *. Представляет интерес сам принцип распределения госстипендий между студентами вуза, изложенный в циркуляре ЦСК. Помимо академической успеваемости, важнейшим критерием для получения госстипендии являлась «ценность» студентов как будущих красных специалистов и общественников. К этой категории относились студенты, проявившие революционно-общественную активность, в особенности в период Гражданской войны, активно выполняющие общественно-организационную и культурно-просветительную работу, имеющие долголетний фабрично-за- водской или сельскохозяйственный («не кулацкий») рабочий стаж, а также стаж практической работы по изучаемой специальности. Надлежало зачислять на стипендию также студентов талантливых, при условии что они являются сторонниками советской власти293.

Как следует из этого циркуляра, государственная стипендия должна была стать эффективным рычагом социально-классового отбора. Любопытно, что известные художники Кукрыниксы, в 1920-е годы бывшие студентами-вху- темасовцами, также были разделены советской властью: из них лишь один М.В. Куприянов, как комсомолец, получал госстипендию. Впрочем, получать стипендию ежегодно с трудом удавалось даже пролетарским студентам при условии их полной успеваемости. Например, в 1924/25 учебном году в Москве получали стипендию только 52,5% пролетарских студентов, в Ленинграде — 53,5%, в рабочих центрах (вузах Урала, Нижнего Новгорода и ИвановоВознесенска) — 57,7%, в провинциальных вузах — 78,2% пролетарского студенчества. Всего по России удовлетворенность пролетарского студенчества госстипендиями составила 58,6%294. Одна из причин такой пропорции в том, что стипендии присуждались сроком на год. С набором следующего года

* «Особый классовый коэффициент» рассчитывался следующим образом: складывалось количество студентов — членов профсоюзов, бывших рабочих и детей рабочих, рабфаковцев, членов партии. К полученной сумме прибавлялось 0,7 числа всех членов комсомола, 0,5 числа всех крестьян, 0,5 числа всех рабочих и их детей, не состоявших в профсоюзах, 0,2 числа всех совслужащих и их детей, состоявших в профсоюзах, и 0,1 числа совслужащих и их детей, не являвшихся членами профсоюзов. Пропорционально этому классовому коэффициенту каждый вуз и получал свой стипендиальный фонд. Кроме того, педвузам набавлялось еще 30%, а сельскохозяйственным — 20% «ввиду их особой важности, а также ввиду количественно слабого пролетарского ядра в них» (Дзюба И. Принципы распределения стипендий // Красное студенчество. 1926. № 3. С. 14). Показательно, что идеологически и политически важному для большевиков Коммунистическому университету трудящихся Востока выделялись денежные суммы, значительно превышавшие расходы на несколько обычных вузов, вместе взятых.

Глава 3. «Не хотим жить по-старому!» 313

постоянно возникали непреодолимые трудности, так как государство вплоть до 1929 года проводило политику ежегодного латания «тришкиного кафтана». Чтобы обеспечить стипендиями новый набор студентов, необходимо было лишить стипендий часть старшекурсников295, *. Напряженную психологическую атмосферу в вузах, возникавшую каждую осень, подробно описал студенческий корреспондент:

«Каждый год осенью толщу пролетарского студенчества бьет лихорадка. Время озноба наступает с момента распределения стипендий. Молодняк мечется в горячке: дадут или не дадут? <…> Студенты-старожилы поспокойней переносят это время. У них уже есть опыт и своеобразный иммунитет. Они обжились. <…> У получавших же стипендии ранее только мелкая дрожь, да чуть-чуть пощелкивают зубы. <…> Они хорошо знают, что некоторые свои фамилии среди зачисленных не увидят. Их принесут в жертву, как старших братьев, для спасения душ нового приема»296.

Размер госстипендии ежегодно пересматривался в сторону увеличения, однако он не покрывал и половины прожиточного минимума студента. По данным А.Ф. Шевченко, реальный размер госстипендии в провинциальных вузах в условиях постоянного обесценения денежных знаков в 1922/23 учебном году составлял в пересчете на твердую валюту всего 70 копеек в месяц297. Поскольку на такую стипендию невозможно было купить даже минимальное количество продуктов, правительство выделяло студентам в счет стипендии продовольственные пайки. В 1920/21 году продовольственный паек, выдаваемый студентам, состоял из 0,5–1 фунта хлеба в день, 1 фунта сахару, 5 фунтов селедки, 1 фунта соли, 5 фунтов крупы и 0,5 фунта масла в месяц298. Правительство, осознав, что всех студентов оно прокормить не в состоянии, решило обеспечить пайком только пролетарское студенчество, получавшее государственные стипендии. По данным профессора I МГУ М. Смита, в 1921 году из 40 500 московских студентов продовольственный паек получали только 5500 (13,6%) студентов. Однако нужду испытывали и студенты-пролетарии, поскольку паек был недостаточным и выдавался нерегулярно (приходилось иногда больше месяца сидеть без хлеба). Студентам Донского университета, например, паек выдавался всего несколько месяцев; затем в муке было отказано ввиду ее отсутствия299. Вместе с тем содержимое пайка улучшилось: 60 фунтов

* Кроме того, Москва и Ленинград, в отличие от провинции, были переполнены студенчеством, что затрудняло стипендиальное обеспечение. В середине 1930-х годов, когда вузы были пролетаризованы по максимуму, правительство резко сократило стипендиальный фонд и ввело новые правила. Стипендии стали выдаваться только успевающим на «отлично» и «хорошо». В 1920-е годы такая норма играла бы на руку только непролетарскому студенчеству, чего нельзя было допустить в стране победившего пролетариата.

314 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития

муки, 15 фунтов мяса или рыбы, 7,5 фунта крупы, 2,5 фунта масла, 2 фунта сахару, 56 золотников* чая, 1 фунт табаку, 3 коробки спичек, 1/3 фунта мыла в месяц. Правда, сахар, табак, мыло и спички только декларировались, но не выдавались300. Положение обострялось тем, что в начале 1920-х, по инерции военно-коммунистической психологии, наркомпрос запрещал студентам подрабатывать**. В этих условиях обучение в вузе действительно превращалось в «учебную повинность». В то же время голод стимулировал студентов на проявление инициативы и предприимчивости. Именно в эти годы стали появляться первые студенческие кооперативы, коммуны, кассы взаимопомощи, столовые.

Государственные стипендии устанавливались в зависимости от «поясов дороговизны». Вплоть до конца 1920-х годов были две категории размеров стипендии: первая — для обеих столиц и рабочих центров, вторая — для провинции. В 1928/29 учебном году была введена дифференциация по видам вузов и курсам обучения. Например, средняя стипендия составляла 30 рублей, но для индустриальных вузов она увеличивалась до 35 рублей для студентов младших курсов и до 40 рублей для старших. Динамика роста размера госстипендии в вузах выглядит следующим образом301:

Как видно из этой таблицы, номинальный размер госстипендии студентов по мере «продвижения социализма вперед» неуклонно повышался. В 1928/29 учебном году расходы на одного студента составляли примерно 700 рублей в год, соответственно, увеличивались и размеры госстипендии. Правда, выплаты стипендий часто задерживались, что в условиях непрерывно растущей инфляции понижало их реальный вес на 60–80%302. Постепенно увеличивалось и количество студентов, получавших госстипендию. Если в 1924/25 учебном году стипендиями было обеспечено 28% всех студентов, то в 1926/27 — 41%, а в 1928/29 — 44%. Между тем эта динамика вовсе не свидетельствует

*Золотник — старая русская мера веса, равная 1/96 фунта, или 4,26 г.

**В 1920-е годы руководство наркомпроса, ведавшее делами высшей школы (Луначарский и Ходоровский), неоднократно подвергалось критике со стороны профессуры и академических ученых за слабое знание положения дел в вузах и робкое отстаивание перед высшими органами власти их прав и статуса. В частности, в кулуарных беседах московские профессора называли верхушку НКП «людьми с Луны» — очевидно, намекая не только на ее отрыв от реальности, но и на фамилию Луначарского (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 87. Д. 201. Л. 54).

Глава 3. «Не хотим жить по-старому!» 315

о смягчении классового подхода к назначению госстипендий. На самом деле она указывает на постоянное увеличение пролетарской прослойки в вузах. Например, количество пролетарского студенчества выросло с 24,4% в 1923/24 учебном году до 42,3% в 1928/29-м. С учетом роста крестьянской части студенчества видно, что даже не все, кто имел право на госстипендию, получали ее. Обеспечение стипендиями пролетарской части студенчества возросло с 63% в 1924/25 учебном году только до 85% в 1928/29-м. Кроме того, более половины всех стипендий оседали в обеих столицах, поскольку там было сосредоточено большинство вузов. В техникумах размер госстипендии составлял примерно 45–60% вузовской стипендии, но получали ее немногие303, *.

В 1929 году размер госстипендии во втузах составлял 59% среднего заработка рабочего, в вузах — 41,7%, в техникумах — 29%. Это привело к тому, что только в четырех крупнейших вузах — МВТУ, МТИ, ЛТИ и МГА — в течение года отсев пролетарских студентов составил 707 человек304. Размер стипендиальных выплат был явно недостаточным для удовлетворения самых минимальных потребностей студенческой молодежи. По разным оценкам, государственная стипендия была в полтора-два раза меньше прожиточного минимума. В качестве примера приведем расчет расходной части ежемесячного бюджета студента московского вуза в 1924/25 учебном году, когда госстипендия составляла 20 рублей:

* Примечательно, что председатель ЦБПС А. Арманд видел два пути назначения стипендий: «Один путь — более жесткий классовый отбор при зачислении на стипендию; другой путь — закрепить за каждым вузом и каждым курсом определенное жесткое количество стипендий, гарантируя ее только тем студентам, которые беспрепятственно переходят с курса на курс». Иными словами, в 1924 году еще стоял выбор между классовым и прагматичным подходом к назначению стипендий. Победила первая позиция, обозначенная по-ленински как «лучше меньше, да лучше». На деле это означало забвение главной задачи учебного процесса в вузах — повышения качества подготовки специалистов.

316 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития

Итак, стипендия была на 13,5 рубля (40,3%) ниже прожиточного минимума. Однако здесь учтены только ежемесячные текущие расходы студента. Отметим попутно, что расходы на табак почти вдвое превышают культурные расходы. Курили тогда многие студенты (включая и девушек), и в указанную сумму 3,5 рубля им уложиться было трудно. К тому же велик был соблазн атмосферы нэповских лет, когда кругом лоточницы от моссельпрома торговали популярными в студенческой среде папиросами «Ира», «Ява», «Сафо», стоившими 20–25 копеек за коробку. Если же учесть, что ему были необходимы одежда и обувь, учебная литература, то отрыв номинальной стипендии от прожиточного минимума еще более возрастает:

С учетом амортизации перспективных затрат ежемесячная госстипендия была вдвое ниже прожиточного минимума. Даже если учесть, что студент ходил в том же белье, обуви и одежде, которые он привез из дома, что он не курил, учебники брал только в библиотеке, а канцелярские принадлежности выпрашивал у своих товарищей, то и в этом случае стипендия отставала от минимального уровня расходов (30 рублей) на 10 рублей. Как видим, студенту 1920-х годов приходилось ограничивать себя в самых необходимых нуждах как минимум на треть или искать дополнительный заработок. В какой-то мере спасала система студенческих касс взаимопомощи, позволявшая студентам питаться от стипендии до стипендии в вузовских буфетах и столовых и приобретать канцтовары, одежду, учебные пособия в кредит. Многие студенты стипендию вообще не получали на руки: она из кассы бухгалтерии вуза напрямую перечислялась в кассу взаимопомощи306. Ю. Юркевич вспоминает о своем студенческом достатке:

«Как материально жили студенты? Жили неважно. Кого не поддерживала семья, тот подчас голодал. Сразу же, с 1 курса, всем (Юркевич здесь явно ошибается. — А.Р.) давали стипендию, конечно, кроме детей нэпманов, которым можно было поступить в институт лишь при условии огромной платы за обучение. <…> Стипендия в 1925 г. составляла 21 руб., затем из года в год постепенно росла вместе со стоимостью жизни. На 21 руб. в 1925 г. можно было кое-как просуществовать»307.

Глава 3. «Не хотим жить по-старому!» 317

Однако мнения студентов 1920-х годов, зафиксированные синхронно, отражают ситуацию более критично. В материалах, приведенных Д. Лассом, имеется несколько высказываний одесских студентов о своем материальном положении. Одно из мнений, высказанное студентом пединститута, представляется наиболее достоверным:

«Стипендия ничтожная, в наши молодые годы мы не в состоянии удовлетворить свои потребности. Из-за неимения средств не посещаем театры, кино, не приобретаем книги, не одеваемся. Живем в комнате, не выходя никуда. Такая жизнь с материальными недостатками воспитывает в нас зависть, скупость, эгоизм. Характер становится пессимистическим»308.

Предметом неустанной социальной заботы партии и государства были студенты рабфаков. С лета 1920 года в снабжении продовольствием они были приравнены к курсантам военно-учебных заведений или к красноармейцам тыла309. Фаворитизация властью рабфаковцев наглядно отражалась в сравнении уровня материальной обеспеченности их и студентов обычных вузов, что хорошо заметно на локальном уровне. Например, при количестве студентов Кубанского политехнического института, втрое превышавшем в 1923 году число слушателей Кубанского рабфака, денег на стипендии им выделялось почти на тысячу рублей меньше, чем рабфаковцам. В результате каждый студент вуза оказался в среднем обеспечен стипендией на сумму 9,1 рубля в год, тогда как рабфаковец — на 31,5 рубля (в ценах 1922 года. — А.Р.)310. При этом следует учесть, что де-факто все рабфаковцы получали стипендию, в отличие от студентов обычных вузов. На весь Новочеркасский политехнический институт имелось всего 373 стипендии, что составляло 7,8% состава студентов. Клас- сово-партийный подход можно также продемонстрировать, сравнив данные по Кубанскому мединституту и рабфаку в 1924 году. В КГМИ тогда обучались 1174 студента, из них стипендиатами были всего 100 человек (8,5%). Однако даже из этих 100 привилегированных студентов общежитием были обеспечены только 9 человек. Совсем иное положение было на рабфаке. Все студенты кубанского рабфака были обеспечены обедами, все получали стипендию 8 рублей в месяц и почти все (85,5%) были обеспечены общежитием311. При условии что госстипендией обеспечивались бы все студенты вузов, в 1927-м размер ежемесячной выплаты на одного студента вуза составлял бы только половину средств, затрачивавшихся на каждого рабфаковца: 10,9 и 22,3 рубля соответственно, или в год — 131 и 267 рублей312.

Между тем было бы некорректно идеализировать материальную обеспеченность рабфаковцев. С учетом того что рабфаковец практически был лишен возможности приработка, его льготы в физическом выражении нивелирова-

318 Часть вторая. Студенческий мир: практики общежития

лись с остальной массой студентов. Пожалуй, главное преимущество рабфаковцев перед остальными студентами состояло в том, что стипендия и общежитие каждому из них были гарантированы. Однако размер стипендии практически не отличался от госстипендии студентов вузов. Рабфаковцам, так же как и студентам, приходилось с трудом латать свой скудный бюджет, чтобы выжить. Это подтверждает, в частности, самый минимальный расчет рабфаковского бюджета в 1923/24 учебном году, когда стипендия составляла 10 рублей:

В какой-то мере спасали студенчество хозяйственные стипендии. Собственно, с 1925 года они также именовались госстипендиями, но в обиходе за ними надолго закрепилось прежнее название. Они устанавливались различными учреждениями и организациями, например ВСНХ, наркоматами питания, торговли, путей сообщения, труда, профсоюзами и т.д. Все хозстипендии подразделялись на две категории. К первой относились те стипендии, которые распределялись ЦСК индустриальным вузам и факультетам на общих основаниях. Здесь соблюдался тот же порядок выплаты, что и при назначении госстипендий, с той лишь разницей, что хозстипендии направлялись не всем вузам, а только тем, которые готовили специалистов для профильной отрасли народного хозяйства. На местах эти стипендии представлялись вузовскими комиссиями «наиболее достойным» студентам. К этой категории стипендий относилась основная часть хозстипендий. Вторая категория стипендий распределялась учреждениями студентам напрямую. ЦСК и местные комиссии имели право только утверждать персональные списки стипендиатов и размер стипендии. Эта категория стипендий была выгодна для непролетарского студенчества. Как вспоминает Ю. Юркевич, «если студент заключал договор о работе после диплома с нуждающейся в специалистах организацией, то получал “хозяйственную” стипендию, чуть ли не 100 руб. Но это было редчайшей удачей»314.

Действительно, из-за высокого размера хозяйственных стипендий студенты устроили за ними настоящую погоню. В 1924/25 учебном году, когда верхний уровень госстипендии составлял 20 рублей, размер хозстипендии

Глава 3. «Не хотим жить по-старому!» 319