rozhkov_aiu_v_krugu_sverstnikov_zhiznennyi_mir_molodogo_chel

сфактом подкупа милицейского начальника со стороны своих обидчиков. Опасаясь за свою жизнь и не видя другого выхода, он был вынужден уехать в армию добровольцем44. Другой типичный сценарий поведения призывника наблюдается в жизненной ситуации комсомольца Ларина. Прожив год с женой в деревне, он подался в Москву на заработки. В столице он быстро забыл о жене

сребенком и завел любовницу. Задолжав своим заводчанам, он покинул завод, бросил беременную любовницу, переехал в Ленинград. Оставшаяся без средств существования жена, ожидавшая второго ребенка, была вынуждена отправиться на его поиски. Узнав о его приключениях, она предприняла попытку суицида. Ее спасли, но полюбивший городскую жизнь муж был твердо намерен с ней разводиться: «Она деревенщина, а я в городе-то культурки тяпнул». Несмотря на то что Ларин получил отсрочку от призыва, он собрался идти в армию, уверяя: «Я там выдвинусь. Политруком буду»45. Психологию такого типа крестьянской молодежи отображали частушки:

Бросил Маню я плутовку, Я слезам ее не внял.

На армейскую винтовку Ласки девичьи сменял.

Мне в деревню неохота, И по милой не тужу.

Добровольцем больше года В Красной Армии служу46.

Образ армии в картине мира призывника имел четко выраженный образовательный оттенок. В 20-е годы наблюдалось огромное стремление молодежи к знаниям, к культурности. Школа и вуз, как отмечалось выше, были не в состоянии охватить всех желавших получить образование. Оставалась армия как школа в прямом смысле слова, неслучайно сами большевики называли ее «вторым наркомпросом». «Ведь в армии и грамота, и просвещение, не то, что весь век в землице возиться да глазами слепыми на белый свет смотреть», — считали молодые крестьяне. Многим из них думалось, что в армии к тому же «учат ремеслу и фабричному делу»47. Такую установку были призваны формировать оптимистичные частушки:

Полно, пожили в неволе,

Поработали отцам.

В Красной Армии, как в школе,

Поучиться молодцам.

390 Часть третья. Мир красноармейца: превращение в мужчину

ВКрасной Армии не тужат, Мы охотно в ней послужим, Грамоте научимся,

Втемноте не мучимся.

Скоро мы пойдем в солдаты, Нам не жаль отца и мать.

В Красной Армии, ребята, Будем знанья добывать48.

Завораживающее слово «школа», ассоциировавшееся с образованием, вызывало у неграмотных новобранцев стремление попасть в полковую школу. Позже, когда выяснялось, что вместо увольнения домой со своими сверстниками они должны будут остаться продолжать службу, многие из них осознавали свою ошибку. Об этом красноречиво говорят следующие цифры: из 32 курсантов учебного взвода 131-го полка только двое пожелали остаться на военной службе; в пехотной школе 44-й дивизии из 188 курсантов только четверо хотели стать военными, 20 — категорически высказались против, а основная масса курсантов обошла этот вопрос молчанием49. Не планируя сделать военную карьеру, но вместе с тем стремясь «выйти в люди», многие новобранцы шли в военные школы ради получения какого бы то ни было образования:

«Главное мое желание — это учиться для того, чтобы изучить всю военную науку и, кроме того, чтобы после военной службы иметь какую-нибудь полезную специальность, — заявлял молодой рабочий Колесников. — Я слыхал, что в Красной Армии учат не только уничтожать наших врагов, но учат разным наукам и специальностям, которые нужны и в мирное время»50.

Армия была также и средством избавления от вынужденной безработицы, и возможностью ухода от тяжелых условий крестьянского и фабрично-за- водского труда. Там кормили, одевали, приобщали к культурным ценностям крестьян, многие из которых никогда не видели швейной машины, аэроплана, киноустановки. Отсутствие состояния войны в стране вводило в замешательство многих призывников. Они знали, что армия нужна для отражения чужеземного вторжения. Поскольку такового не наблюдалось, оставалось стремление утилизировать Красную армию с пользой для себя и своего хозяйства. Отсюда — взгляды на армию как на учреждение, готовившее советских активистов для деревни. Поэтому и было сильным недовольство новобранцев, привлекаемых к хозяйственным работам: «Мы пришли в армию учиться, а не работать»51.

Глава 1. «Так хотелось служить в армии» 391

В директивных указаниях печатным органам предписывалось «отмечать особо вопросы довольствия призывника, необходимость явки в своем хорошем обмундировании. <…> Знакомить с бытом Красной Армии в форме рассказа, частушки, писем красноармейцев домой… подчеркивать классовый характер Красной Армии, комментируя соответствующим образом создание тылового ополчения»52. Пропаганда порой способствовала формированию у крестьян образа РККА как короткой и легкой прогулки за быстрым счастьем: «Режим в лагерях… слегка похожий на санаторный. Утром — гимнастика. Маршировка в полном походном снаряжении, обед и 3-часовой “мертвый час” безусловного отдыха. Вечером снова занятия, политчас, ужин, проверка, кружки и сон в чистых палатках…»53 Наиболее привлекательной рисовалась служба в иррегулярных частях, что видно из текста «Песня терармейца»:

Мать в терармию меня провожала И при этом мне она наказала:

Ты служи, сыночек мой, верой-правдой, В мире армии такой нету равной. Скоро ты опять придешь, будешь дома И работу всю возьмешь в руки снова. Все, что делается, знать будешь, в свете,

Можешь после рассказать всем в деревне. Там научишься держать ты винтовку, Капиталу чтоб задать потасовку.

Ну, так будь же всем под стать, милый Ваня, Через три недели ждать тебя станем.

А вернешься как назад, ты поведай, Скоро ль надобно справлять нам победу54.

Выгодность службы в территориальных частях отразилась и в частушке:

Рекрутам теперя жизнь,

Повезут, только держись,

В города недальние —

Территориальные55.

Многих юношей привлекала служба на флоте. При вербовке в РККФ замалчивалось о тяжести и продолжительности флотской службы, она подавалась как сплошное удовольствие: возможность получения престижной специальности, поднятия культурного уровня, совершения зарубежных походов, изучения красот морской природы. Обаяние морской униформы также было

392 Часть третья. Мир красноармейца: превращение в мужчину

привлекательным фактором. Поэтому на флот нередко шли искатели приключений, надеявшиеся получить возможность путешествий по миру, а в случае необходимости остаться за границей. Некоторые полагали, что на флоте легче служить, что у моряка больше свободы, чем у красноармейца, а служба выгоднее с точки зрения «шкуры»56.

Призывники из рабочих, батраков и бедных крестьян преимущественно стремились попасть в кадровые части. Двум последним категориям новобранцев это давало возможность на пару лет избежать безработицы, пожить на полном государственном обеспечении. Батраки также пытались уйти от кабалы своего хозяина, получить в армии профессию и раствориться затем

вгороде. Планируя свою дальнейшую биографию, они избегали территориальных частей: «Лучше отслужить сразу 2–3 года, а потом быть свободным». Крестьяне и казаки из середняцких и зажиточных семей, наоборот, стремились получить назначение в территориальные части, чтобы не отрываться от своего хозяйства. Призывники из еврейских местечек, большинство из которых уже успели обзавестись семьями, пытались получить отсрочку или попасть в территориальные формирования. Рабочие стремились попасть во флот или

втехнические части. Казаки, естественно, просились в кавалерию. Впрочем, нередко их направляли в пехоту, а рабочих, не умевших обращаться с лошадьми — в кавалерию. Очевидно, в целях «смычки» города с деревней.

Меньше всех стремились в армию партийные и комсомольские функционеры, квалифицированные рабочие, не желавшие расставаться с высокими должностями и большими окладами. В одном из комсомольских журналов обнаружилась весьма занятная точка зрения по этому вопросу, не нуждающаяся в комментарии. Автор статьи, упрекая комсомольцев в отсутствии чести, вполне серьезно высказывает такую сентенцию: «Молодой парень может не пожелать идти в Красную Армию. Он даже может приврать в призывной комиссии, что у него “в груди что-то ноет”. Поступивший так комсомолец кладет пятно на свою комсомольскую честь. Для комсомольца позор — увиливать от службы в Красной Армии»57.

Следует отметить, что этим привилегированным категориям, не слишком желавшим идти в армию, как правило, предоставлялись наиболее элитные места службы. В 1925 году комсомольцы, составлявшие всего 8% новобранцев, распределились примерно в такой пропорции: 30% из них направлялись

вморфлот, около 20% — в воздушный флот, остальные — в войска ОГПУ, кавалерию и инженерные части. В морские силы было зачислено также около 50% всех призываемых рабочих58. Возможно, поэтому они презирали территориальные формирования, не считая их частями РККА: «Служишь в терчасти — ни обыватель, ни красноармеец». Также неохотно в армию шли так называемые «краткосрочники» («одногодичники») — лица с высшим и средним

Глава 1. «Так хотелось служить в армии» 393

образованием. Некоторые из них были готовы «отдать 100 руб. отступного», чтобы не идти в армию. Красноармейцы прозвали их «белоручками» и «интеллигенцией». С первых дней службы их больше всего интересовали меркантильные вопросы: «нельзя ли в армии как-нибудь устроиться, чтобы подзаработать?»; «как бы поступить сразу в вуз?» Впрочем, были среди комсомольцев и другие представления об армии. Например, в 1925 году семеро членов РЛКСМ отказались идти в РККА, мотивируя это тем, что «Красная Армия учит равенству и братству, а не военному делу»59.

Новобранцы из служащих, комсомольцы и партийцы, лица с высшим и средним образованием, а также призывники из Москвы нередко оказывались для командиров и политработников самой сложной категорией пополнения. Как правило, они замыкались в свою «белокостную» касту и сторонились основной массы крестьянских новобранцев. Привыкшие к высоким жизненным стандартам, они пытались и в новой, армейской иерархии сразу же занять высокий социальный статус, обеспечить себе место «под солнцем». Порой это выражалось в безграничном хвастовстве. Один москвич, работавший до призыва извозчиком, бахвалился перед сверстниками: «Мне армия не нравится, я приехал только посмотреть порядки в армии. В военкомате у меня имеются хорошие знакомые, и через них я устроюсь». Представители «касты избранных» не желали выдвигаться официально по служебной лестнице, чтобы их не послали в школу командиров и не оставили затем на сверхсрочную службу. Между тем они стремились обеспечить себе теневое лидерство в армейском коллективе, претендовали на руководящую роль в казарме, выступая в роли «защитников» прав остальных новобранцев и подбивая их на проявление недовольства: «Комсостав не обедает вместе с красноармейцами; какое же это равноправие?»

Разумеется, в первую очередь они заботились о привилегиях для себя, требуя увольнения в город, разрешения ходить вне строя и права посещения бани в одиночку. Они также пытались взять верх над младшими командирами, постоянно поддевая их каверзными вопросами и откровенно насмехаясь над ними: «Сами неграмотные, а будут нас учить»; «в Америке такие обезьян обучают, а нам нужно профессоров»; «раз они ничего не могут дать, то нечего им и подчиняться». Комсомольцы, влившиеся в 5-й корпус ЗВО, открыто заявили, что они прибыли «руководить массой» и что они «политически развиты больше, чем комсостав». Партийцы с первых же дней стремились все повседневные вопросы, включая и дисциплинарные процедуры, выносить на партсобрания, обосновывая это необходимостью расширения внутрипартийной демократии в армии. Таким путем они пытались использовать членство в партии для получения привилегий по службе и нейтрализации требований командиров к ним. Известны случаи, когда коммунисты советовали комсомольцам выходить из РЛКСМ в знак протеста против «тяжелой

394 Часть третья. Мир красноармейца: превращение в мужчину

дисциплины». Военным и строевым занятиям они предпочитали политические. Иногда комсомольцы отказывались от верховой езды, объясняя это тем, что они «устали». Хозяйственные работы их также не привлекали. Можно предположить, что с подачи именно этой призывной «знати» в одном полку на первом же собрании новобранцев прозвучало предложение «сброситься для найма поломойки»60.

По образному выражению Н.Н. Козловой, крестьянские парни охотно шли служить в армию, чтобы «сменить кожу». Для этого они использовали испытанные крестьянские техники жизни: просачивание и проскальзывание61. Однако, чтобы попасть в Красную армию, следовало пройти процедуру со- циально-политической фильтрации в лице призывной комиссии с участием представителя ОГПУ. Политическая благонадежность призывника имела для большевиков ключевое значение. По этой причине система нередко отсекала от армии потенциально достойных воинов с «плохой» анкетой, заменяя их «белокостной» кастой с «чистенькой» биографией. Крестьянин П. Жеребко жаловался в «Крестьянскую газету», что некоторых парней из их деревни, желавших служить в РККА, не берут в армию как «лишенцев», которыми они стали по причине несовершенства законодательства. Он никак не мог понять логику большевиков, по которой получалось, что «лишенцами» становились сыновья и внуки давно умерших людей, наживших свое имущество еще при царе, задолго до рождения внуков62. Уже на этапе приписки к призывному участку допризывник попадал в поле пристального внимания политорганов РККА. Циркуляр ПУ СКВО от 22 сентября 1926 года требовал, например, от военкоматов обеспечить 8-процентную (как минимум 5%) партийную прослойку среди молодого пополнения (3 коммуниста на взвод). В документе подчеркивалось, что желание получить вместе с призывником хорошую лошадь не должно препятствовать социально-политическому отбору переменного состава, в ряды которого с особой осторожностью допускалось приписывать не более 10–15% допризывников, ранее служивших у белых63.

Особенность Красной армии 20-х годов состояла в том, что при большом контингенте призывников вооруженные силы были малочисленными. Таким образом, на бумаге система комплектования именовалась призывной, но фактически попасть в кадровые части было возможно, только пройдя через систему тщательного социально-политического отбора. Внешне это практически не отличалось от конкурсного характера контрактной системы комплектования войск, а также от системы набора в российскую армию в последней четверти XIX — начале ХХ века, когда из-за широкого перечня льгот на службу призывалась только треть мужчин призывного возраста. В 1920-е годы, в отличие от этих двух систем, молодому человеку еще надлежало постоянно доказывать свою классовую и генетическую пригодность к службе в РККА,

Глава 1. «Так хотелось служить в армии» 395

демонстрировать лояльность советской власти. Одним из документов, которым юноша должен был подтверждать свою советскую идентичность, являлась Справка призывника:

«1. Социальное происхождение и имущественное положение призывника. 2. Имущественное положение хозяйства до и после революции. 3. Если от родителей живет отдельно, с какого времени и какую имеет связь. 4. Кто из семьи или родственников лишен избирательных прав, когда и за что. 5. Кто из семьи был раскулачен и когда. 6. Какую имеет связь призывник с лишенцами, раскулаченными или чуждым элементом, и в чем она выражается. 7. Был ли призывник под судом или осужден. За что и насколько осужден. 8. Отношение призывника к работе на производстве, в колхозе и политкампаниям. 9. Дополнительные компрометирующие сведения на призывника»64.

В действительности социально-политический контроль над личностью призывника начинался сразу же по достижении им 19-летнего возраста и получении приписки к призывному участку. При отсутствии паспортов в те годы было сравнительно несложно фальсифицировать личные данные призывника — от фамилии и года рождения до социального происхождения. Действительными документами признавались только удостоверения органов ЗАГС, которых многие граждане просто не имели. Поэтому допускалось личное заявление автобиографических данных самим призывником, тем более что возраст призывника на комиссии определялся «по наружности». Однако жить по легенде юношам, пожелавшим изменить свою биографию на более «советскую», порой удавалось с трудом. Кроме строгой системы проверки новобранцев политорганами РККА и особыми отделами ОГПУ по прибытии в воинскую часть (назовем ее «вторым эшелоном»), активная роль в осуществлении социальной фильтрации отводилась «первому эшелону» — сельсоветам и комитетам общественной взаимопомощи. Местные власти вывешивали на публичное обозрение сроком на один месяц списки призывников и оглашали их на сельских сходах. В списках были указаны все заявленные призывником данные о себе. Это не только позволяло всей округе знать, кому подошла очередь в армию, но и пристально следить за достоверностью информации о каждом призывнике. В соответствии с Законом об обязательной военной службе каждый гражданин СССР имел право доносить о любых неточностях в биографических данных призывников, при этом информатору гарантировалась полная конфиденциальность65. Вполне резонно, поэтому, крестьянский парень Степан Подлубный из раскулаченной семьи, сочинивший в целях социальной маскировки биографию чистокровного рабочего, с ужасом ожидал разоблачения, способного навсегда перечеркнуть обнадеживающие жизненные перспективы:

396 Часть третья. Мир красноармейца: превращение в мужчину

«Оказывается (хотя я кажется это знал и раньше но никак не подумал серьезно) оказывается если тебя берут в армию всеровно посылают запрос по месту жительства и рождения. Я задал себе вопрос. Мне скоро в армию. Вся моя нескольколетняя игра кончится»66, *.

Одной из специфических категорий новобранцев, которой уделялось повышенное внимание со стороны политработников, армейских чекистов и правоохранительных органов, были сектанты. По декрету правительства РСФСР от 14 декабря 1920 года ходатайствовать об освобождении от военной службы могли только члены тех сект, которые образовались в России при царизме и по своим догматам требовали от братьев по вере отказа от службы в армии. В первую очередь это касалось баптистов, рост популярности которых

вюношеской среде в 1920-е годы отчасти объяснялся именно этим послаблением67. В ноябре 1923 года наркомюст и Верховный Суд РСФСР уточнили, что это право распространяется только на секты, чье вероучение запрещает своим членам применять оружие. Круг «льготников» по совести резко сузился. Кроме того, некоторые общины баптистов (вероятно, не без влияния со стороны сотрудников 6-го отделения СО ОГПУ под руководством Е.А. Тучкова) решили считать обязательным отбытие воинской повинности даже с оружием в руках. Подобный раскол происходил и среди евангелистов68.

Между тем анализ советской судебной практики второй половины 1920-х годов показывает, что суды под любым предлогом стремились не освобождать сектантов от службы в армии. Приведу два типичных случая. Некто Регер из Омска представил в суд свидетельство общины Западно-Сибирского братства меннонитов, подтверждавшее его происхождение из семьи меннонитов и отрицавшее возможность упражнений с оружием по религиозным убеждениям. Суд мотивировал свой отказ в освобождении от военной службы не тем, что в России меннониты еще с 1874 года не освобождались от воинской повинности, а тем, что Регер «не принимал водного крещения». Выходцу из Пруссии меннониту В. Францу самарский суд также отказал в подобном ходатайстве, но уже в связи с тем, что этот молодой человек был лишен избирательных прав, записан в «тылоополченцы» и не имел права обращаться

всуд с подобной просьбой69. Поскольку большинство сектантов приходило в армию без соответствующих постановлений судов об освобождении их от несения строевой службы, при отказе брать в руки оружие они арестовывались

* Дневники С.Ф. Подлубного, ранее хранившиеся в ЦДНА, опубликованы полностью в ряде западных стран. Только российский читатель не имеет возможности ознакомиться с этим уникальным документом. Не располагая подобными источниками по 1920-м годам, я решил привести этот пример, хронологически относящийся к началу 1930-х, учитывая его исключительную красноречивость и типологическую тождественность исследуемому периоду. Орфография и пунктуация оригинала сохранены.

Глава 1. «Так хотелось служить в армии» 397

ипредавались военному трибуналу. Нередко достаточно было только угрозы отдания под суд, чтобы наименее стойкие сектанты приступили к исполнению обязанностей по службе70.

Несмотря на строгие меры социальной фильтрации, в РККА в значительном количестве просачивались «лишенцы», лица с уголовным прошлым

идругие «социально-опасные элементы». Правда, с каждым годом их количество сокращалось. Если среди призывников 1927 года, попавших в 74-ю (Таманскую) дивизию, было выявлено 268 человек, привлекавшихся к суду, лишенных прав или имевших родственников за границей, то уже в 1928 году таковых было обнаружено всего 23. Между тем политработники и сотрудники особых отделов ОГПУ не доверяли этим официальным данным и сами тщательно проверяли новобранцев. Они беседовали с призывниками и их земляками, приставляли к подозреваемым своих агентов для наблюдения, посылали запросы по месту жительства новобранцев. Был и такой эффективный метод проверки социального положения призывников, как сопоставление их личных заявлений с данными по налогообложению. В результате только в одной роте 222-го стрелкового полка Таманской дивизии было выявлено в пять раз больше зажиточных красноармейцев, чем указывала официальная статистика по набору. Среди них находился призывник, назвавшийся бедняком, которому был начислен налог в 500 рублей — очень крупная по тем временам сумма71. Примечательно, что взгляды советской власти и крестьян в отношении освобождения от военной службы некоторых категорий сектантов и «кулаков» не совпадали. Многие красноармейцы выказывали недовольство мифическим «ущемлением» в правах этих категорий призывников: «Ранее не служили

итеперь не служат»72.

Причины проникновения в армию «классово чуждых элементов» были разные, но чаще всего это было результатом несогласованности в действиях органов государственной и местной власти. Например, с 1925 года существовала секретная инструкция наркомвоенмора, по которой, в дополнение к категориям, указанным в Законе об обязательной военной службе («лишенцам» и «административно высланным»), надлежало записывать в тыловое ополчение и всех «политически неблагонадежных». Сведения о последней категории призывников находились исключительно в ведении ОГПУ, и решения по ним должна была принимать специальная комиссия, в то время как списки двух первых категорий составлялись местными исполкомами. В образовавшуюся брешь и проникали нежелательные «элементы». Иногда призывные комиссии ориентировались не на списки избирательных комиссий, а на характеристики призывников, составленные сельсоветами. В результате, многие зачислялись в «тылоополченцы» ошибочно — за принадлежность к баптистам, за пьянство, хулиганство и другие проступки, не подтвержденные решением суда.

398 Часть третья. Мир красноармейца: превращение в мужчину

Известны случаи, когда в разряд «тылоополченцев» попадали даже комсомольцы. Во время призывной кампании 1925 года в каждом военном округе в «тылоополченцы» определялось в среднем около 300 призывников, тогда как в одном УВО — 2816 человек. После выяснения причин такого обильного «урожая» оказалось, что почти 360 «тылоополченцев» вообще были признаны негодными к военной службе. В то же время военно-политическое руководство полагало, что малочисленный контингент «тылоополченцев» (в среднем не более 0,3–1% призывников) являлся следствием неудовлетворительной работы призывных комиссий73.

Кроме социально-классового, был еще один очень важный фильтр для призывника на его пути в армию — телесный. Инструкция наркомвоенмора «О порядке распределения граждан, принятых на действительную военную службу при очередном призыве по родам и частям войск» (1925) определяла минимальные показатели роста: для пехоты (153 см), войск ОГПУ и конвойной стражи (155 см), кавалерии и артиллерии (160 см) и максимальные — для броневых частей (166 см) и кавалерии (174 см). Низким считался рост до 159 см, ниже среднего — 160–164 см, средним — 165–169 см, выше среднего — 170– 174 см, высоким — от 175 см. Норма среднего веса определялась в диапазоне 58–73 кг. Хорошим физическим развитием (крепким телосложением) признавалось сочетание следующих качеств: правильное строение грудной клетки; окружность груди, составлявшая не менее половины роста новобранца; хорошее развитие мускулатуры. Впервые, по сравнению с дореволюционной практикой, в Законе об обязательной военной службе (1925) и в составленном на его основе Расписании болезней и телесных недостатков была введена новая физическая характеристика — «коротконогость». Коротконогими считались призывники, у которых совокупная длина туловища и головы превышала длину ноги на 12 см. От направляемых в пехоту требовались ловкость, сила, выносливость, обязательно крепкие нервы, острое зрение и хороший слух. У призываемых в артиллерию главное внимание обращалось на ширину плеч и развитие грудной клетки; в броневые части — на способность к длительному перенесению высоких температур; в химические войска — на хорошее развитие грудной клетки и окружность груди, превышающей полурост призывника не менее чем на 4 см, хорошее обоняние и зрение74.

Следует отметить, что состояние здоровья и уровень физического развития призывников в 1920-е годы были ниже дореволюционного. Средний рост призывника снизился по сравнению с новобранцами царской армии на 2%, объем груди — на 3,5%, вес — на 9%. «Узкая грудь, сутулые плечи, тонкие слабые руки, бледная малокровная кожа и нервно вздрагивающее лицо», — так описывал типичного призывника корреспондент армейской газеты. Причинами этого были неблагоприятные социально-политические и экономические

Глава 1. «Так хотелось служить в армии» 399