15. Теория игр в системе культурологического знания

Игровые механизмы тв-ва. Игра общепризнанна как важнейший аспект и признак творческой деятельности. В психологии - «любое общение полезно и выгодно для людей». В семиотике для теории игр важны «не конфликтные ситуации, а создаваемые математиками игровые модели конфликтных ситуаций». Происходит обучение «неподготовленного индивида». Берн Э.: «Игрой мы называем серию следующих др. за др. скрытых дополнительных трансакций с четко определенным предсказуемым исходом». Й. Хейзинга: «игра - борьба за что-нибудь». По Ю. Лотману, «игра – особого типа модель действительности».

Слово «игра»: греч. яз.: paidia - «детской игры», «пустяка»; «высоких форм» игры - – «состязание», scholazein – «проводить досуг», diagoge – «провождение» времени. В английском яз.: play – импровизированная, произвольная игра и game – игра, организуемая на основе вполне определенных, даже жестких правил.

Философские и этнологические представления о неразрывной связи игры и детства, об игре как репетиции жизни. Э. Тайлор - древнейшие игры детей и взрослых – это «шуточное подражание серьезному жизненному делу; Р. Барт, Ю. Лотман.

Теория игр ставит в центр изучения феномена игры в к-ре дихотомию «игра – серьезность». Й. Хейзинга - «игра в нашем сознании противостоит серьезному». З. Фрейду отвергнуть антиномичность их взаимодействия и отметить др. дихотомию: «Противоположение игре не серьезность, но – действительность».

Ю. Лотман настаивал на несправедливости противопоставления игры и познания. Й. Хейзинга утверждал «игровой характер отличает самые возвышенные занятия, вплоть до культового жертвоприношения». «Серьезное», таким образом, возводится в ипостась «сакрального». М. Бахтин отмечал стремление к игровой деятельности у Гоголя.

Представление об игре как инварианте свободы. Свобода не игра без правил, а игра в соответствии с правилами (Хейзинга, Барт). Для А. Шопенгауэра непрерывная игра рифмуется с неисчерпаемой бодростью мысли и реализует «способность и влечение ко все новым комбинациям» явлений внутреннего и внешнего мира. Свобода комбинирования, непредсказуемость ходов превращают игру в «особое воспроизведение соединения закономерных и случайных процессов». А. Арто «мрачная игра» равная болезни, состоит «из причудливых случаев, или загадок, из противоречий».

Столь же важным аспектом свободы, как случайность, в теории игр выступает возможность. Экзистенциальная логика (М. Хайдеггер) смыкается в постановке этой проблемы с логикой семиотической. Креативный потенциал игры, создающий «вокруг человека особый мир многоплановых возможностей». Проблема «игра и свобода» смещаются в сторону представлений об игре как освобождении (Ницше). В игре, по Й. Хейзинге, происходит освобождение от обыденных «нужды и пользы» и от самой житейской мудрости. Подлинную свободу чел. Обретает, когда не стыдится и не скрывает своей игры, как отметил Л. Выготский.

Проблема «игра – жизнь», игра как проявление личностной активности. Й. Хейзинга о переплетении с игрой важнейших видов «первоначальной деятельности человека»: язык, миф как претворение бытия, культ.

Для характеристики к-ры XX в. значим бытийный подход к игре. Самореализация в игровой парадигме, осознание себя через др., преодоление чужого сознания и чужой правды – основание подхода к т-ву у Бахтина. Вопрос о субъекте игры в сфере бытийной (ребенок) и в сфере художественной (творец). Под «творцом» подразумеваются писатель (Бахтин), актер или скрипач (Хейзинга). Для творца – чаще бессознательно, но иногда и осознанно – игра, вполне определенная, становится не только способом существования, но и активно используемым приемом, средством достижения художественных целей. Приемы характеризующие игру в к-ре: метафора, присущая мифу и пародия. Парадоксальным аспектом теории игр является отрицание семиотического потенциала изучения игры как культурного феномена в его коммуникативной ипостаси. У. Эко - отсутствие «предопределенной структуры». «Игровая» проблематика у Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотара, М. Фуко, Ж. Делеза и др.

В теории игр отсутствует отчетливая типология игр. Хейзинга – игра-состязание в различных сферах человеческой деятельности: «игра подражания», «игра головокружения», «игра случая», проявление «дикарского мировоззрения». Понятие драматической игры как коллективной практики, объединяющей группу «игроков» (а не актеров), которые коллективно импровизируют на заранее избранную и/или уточненную ситуацией тему. Она способ донести до участников представление о самих механизмах театра и вызвать у них психофизическое освобождение. В качестве важнейшего типа игры теория игр признает языковую игру - Л. Витгенштейн. Язык как средство конструирования мира.

Теория игр сложилась как в методологическом поле (философия, психология), так и в прикладном (семиотика, лингвистика, театроведение и т.п.). Для Э. Берна игра– это межличностное общение, чрезвычайно насыщенное в эмоциональном плане. Игра в духовном значении выше, чем ритуал, преддверие наивысшей формы этих контактов – близости. Он отрицает бессознательный характер игры, отмечая ее предсказуемый исход. Й. Хейзинга – игра свободная деятельность.

Диалектика позитивного (раскрепощающего) и негативного (безответственного) интересовала исследователей, размышляющих о Пушкине. Речь идет об игровом начале, присущем Пушкину(Д. Овсянико-Куликовский), испытывая вдохновение «болдинской осенью», какая-то сила неудержимо влекла его к шутке, к поэтическому маскараду, к мистификации. Игра в современной культурологической оппозиции как заданность ритуала, определяющий фактор межличностного общения и фактор свободной реализации. Игра как условие и атмосфера эксперимента (З. Фрейд) или как условие преодоления клишированного опыта (Ф. Ницше). Перевоплощаемость и способность духовного приобщения к инонациональным, иновременным, инокультурным ценностям – это следствие наличия у Пушкина мощной игровой доминанты: перевоплощаемость, вживание в чужое.

Архетипом, отражающим игровое начало в его сочетании с творческим потенциалом, можно считать Дон Жуана. Одним из значимых психологически аспектов жизни творческой личности является известный в психологии «кризис середины жизни». Десятилетие, начинающееся чуть раньше сорока лет или чуть за пределами этого возраста, называют «десятилетием роковой черты», для одних этот возраст становится возрастом обретения себя (П. Гоген), для др. – возрастом освобождения от иллюзий. Юнг: «увеличение частоты депрессий у мужчин в возрасте около сорока лет». Те, кто переживает это десятилетие - блестящая импульсивность работы уступает место более зрелому и свободному тв-ву.