Givishvili_G_V_Ot_tiranii_k_demokratii_Evolyutsia_politicheskikh_institutov
.pdf
5.4. Уроки Ленина |
283 |
|
|
гать, подавить, а самых непокорных — истребить физически. Ведь все в голове у «человечнейшего из людей» стремилось к «единой цели: очистке земли российской от всяких вредных насекомых, от блох — жуликов, от клопов — богатых и прочее и прочее». Тем более, что казалось, будто «подавление меньшинства эксплуататоров большинством вчерашних наемных рабов дело настолько, сравнительно легкое, простое и естественное, что оно будет стоить гораздо меньше крови, чем подавление восстаний рабов, крепостных, наемных рабочих, что оно обойдется человечеству гораздо дешевле». Смешно, разумеется, было бы надеяться, что задуманная «чистка» могла бы обойтись полумерами. Чистить — так чистить, вплоть до расстрелов. «Без смертной казни по отношению к эксплуататорам (т. е. помещикам и капиталистам) едва ли обойдется какое ни на есть революционное правительство», — было сказано за два месяца до Октябрьского переворота. И подтверждено массовыми расстрелами после него.
Величайшим цинизмом этой первой в истории человечества программе ордоцида было то, что даже попытка сопротивления со стороны насилуемого ставилась ему в вину: «Нас осыпают градом обвинений, что мы действуем террором и насилием. Но мы спокойно относимся к этим выпадам. Мы говорим: …ix нужна твердая власть, нужно насилие и принуждение… С нашей стороны всегда последуют меры принуждения в ответ на попытки — безумные, безнадежные попытки
— сопротивляться Советской власти. И во всех этих случаях ответственность за это падет на сопротивляющихся». Но мыслимо ли было ожидать безропотной покорности от приговоренного к смерти? Разумеется, нет. Деморализованные поначалу дворянство и буржуазия, которые на первых порах ограничивались почти символическими жестами отчаяния, очнулись, наконец, и взялись за оружие возмездия.
Оскорбленные до глубины души нежеланием избиваемых быть избиваемыми, большевики ответили красным террором. Уже через полтора месяца после Октябрьского переворота была создана ВЧК — Всероссийская Чрезвычайная комиссия во главе с Дзержинским. Суть методов работы этой комиссии пояснил Лацис — один из руководителей латышских стрелков: «Мы не ведем войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против Советов. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора». Этот террор не ограничивался одними массовыми рас-
284 |
Глава 5. Рождение и распад СССР |
|
|
стрелами |
и казнями. Декретом Совета народных комиссаров от |
5 сентября |
1918 г. предписывалось «обеспечить защиту Советской |
республики от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях».
Однако скоро выяснилось, что ни ВЧК, ни концентрационные лагеря не справляются с задачей. Быстро уничтожить и изолировать 26 миллионов врагов оказалось делом нешуточным. Поэтому для ускорения процедуры «очищения земли русской от блох и клопов» в октябре 1918 г. Троцкий подписал приказ о создании Революционных Военных Трибуналов. «Революционные Военные Трибуналы — это в первую очередь органы уничтожения, изоляции, обезвреживания и терроризирования врагов рабоче-крестьянского отечества и только во вторую очередь — это суды, устанавливающие степень виновности данного субъекта… Расстрел не может считаться наказанием, это просто физическое уничтожение врагов рабочего класса и может быть применен в целях запугивания». В связи с чем, спрашивается, многим ли эти действия отличаются от тех, к которым прибегали фашисты, уничтожая евреев, цыган, русских?
Ни один класс не подвергался Лениным стольким поношениям, не осыпаем был такой площадной бранью как интеллигенция. Какую бы ненависть не испытывал вождь мирового пролетариата к дворянству и капиталистам, за ней отчетливо проглядывались плебейский страх и рабское почтение вчерашнего крепостного к своему барину. (Дед Ленина по отцовской линии в молодости был крепостным). Презрение же к равным себе по происхождению у него не знало границ. Тут и «свора лакеев», и «отбросы человечества, эти безнадежно гнилые и омертвевшие члены, эта зараза, чума, язва, оставленная социализму по наследству от капитализма». А в письме Горькому по поводу арестов интеллигенции он пишет: «На деле это не мозг (нации), а говно». И ведь этим эпитетом награждались не только народный заступник Короленко, о котором с таким высокомерным пренебрежением было брошено: «Жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками, которому не грех посидеть недельки в тюрьме». В ту же компанию должны были попасть и совестливейший Чехов и богоискатель Достоевский и даже непротивленец злу Лев Толстой, о котором вождь лицемерно отзывался как о «глыбе». Что там свое — российское «говно», растерянное, запутавшееся во всеобщем смятении, в мути, взбаламученной большевиками, когда и «слона» Гегеля, у которого Маркс и Энгельс «украли» его диалектику, вывернув ее наизнанку, можно было облаять «сволочью идеалистической».
5.4. Уроки Ленина |
285 |
|
|
Чем же так прогневила интеллигенция «человечнейшего из людей», что в припадке низкого, рабского злобствования он позволял себе обливать грязью неугодных его очам, будучи убежденным в собственной безнаказанности, вообразившим будто об общечеловеческие (буржуазные в его классовом понимании) нормы нравственности можно вытирать ноги? Тем ли, что «главная масса интеллигенции старой России оказывается прямым противником Советской власти, и нет сомнения, что нелегко будет преодолеть создаваемые этим трудности»? Разумеется, но также тем, очевидно, что в отличие от малограмотного, неискушенного и доверчивого пролетария, ему Ленину никак не удавалось обвести вокруг пальца многоопытную, сомневающуюся и размышляющую интеллигенцию. Его выводила из себя безуспешность его попыток заставить ее поверить в то, что за высокопарными лозунгами об уничтожении эксплуатации и защите интересов «громадного большинства» не кроется прозаически корыстный, узко партийный, кастовый интерес марксистов.
В чем же этот интерес заключался? В том, чтобы руководить пролетариатом, а через него — всем обществом. В известной своей книге «Шаг вперед, два шага назад» Ленин одобрительно цитирует следующее место у Каутского: «Пролетарий — ничто, пока он остается изолированным индивидуумом. Всю свою силу, всю свою способность к прогрессу, все свои надежды и чаяния черпает он из организации, из планомерной совместной деятельности с товарищами. Он чувствует себя великим и сильным, когда он составляет часть великого и сильного организма. Этот организм для него — все, отдельный же индивид значит, по сравнению с ним, очень мало. Пролетарий ведет свою борьбу с величайшим самопожертвованием, как частичка анонимной массы, без видов на личную выгоду, на личную славу, исполняя свой долг на всяком посту, куда его поставят, добровольно подчиняясь дисциплине, проникающей все его чувство, все его мышление».
—Как это похоже на портрет типичного муравья, данный Реми Шовеном, или на подданного инки — не выдержав, воскликнул Лоренц.
—Я не специалист, Вам виднее, — продолжал Гераклит. — Но вот что касается Ленина, то он развил мысль Каутского следующим образом: «…исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское, т. е. убеждение в необходимости объединяться в союзы, вести борьбу с хозяевами, добиваться от правительства тех или иных, необходимых для рабочих законов и т. п.». И далее последовало знаменательное признание: «Учение же социализма выросло из тех философских, историче-
286 |
Глава 5. Рождение и распад СССР |
|
|
ских, экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих классов, интеллигенцией. Основатели современного научного социализма, Маркс и Энгельс, принадлежали и сами, по своему социальному положению, к буржуазной интеллигенции». Из чего следует, что пролетариат, предоставленный самому себе, шагу ступить не в состоянии, и легко может заблудиться без направляющей руки некоторых «особых» интеллигентов, считающих себя марксистами. В таком случае напрашивается вопрос: если пролетариат беспомощен даже в том, чтобы жить своей головой и быть себе полноценным хозяином, то как может он претендовать на роль гегемона в обществе? Вот тут мы и подошли к сути дела. Не измена делу пролетариата восстановила Ленина против русской интеллигенции, а его борьба за диктаторскую, неограниченную, тираническую власть в стране, против чего и восставала интеллигенция.
А посему — «война не на жизнь, а на смерть богатым и их прихлебателям, буржуазным интеллигентам, война жуликам, тунеядцам и хулиганам. Те и другие, первые и последние — родные братья, дети капитализма, сынки барского и буржуазного общества». Вот один из примеров трюков, к которым прибегал вождь Октября. Ставить знак равенства между хулиганами и интеллигентами — прием, достойный Геббельса. Русская интеллигенция традиционно видела свою миссию в служении народу, и это был редкий случай истинного альтруизма в общественной жизни людей. И именно за этот альтруизм она и поплатилась. Но ее мало было расстреливать, изолировать в концентрационных лагерях и запугивать. Ее следовало подчинить и заставить работать на Советскую власть. Поскольку Ленин вынужден был признать, что без нее большевикам не поднять экономики, «ибо опыта самостоятельной работы по налаживанию крупнейших… предприятий у партии и у авангарда пролетариата нет». Кроме того, интеллигенция была необходима и Красной Армии. «Военные специалисты нужны нам для армии, и военных специалистов мы будем привлекать и впредь». Если же «военспецы дадут в ближайшее время повышенный процент изменников, подобно кулакам, буржуазным интеллигентам, меньшевикам, эсерам… мы будем их вылавливать и расстреливать». И слова у большевиков не расходились с делами: это свое обещание они исполняли охотно.
Теперь — о крестьянстве. Мы помним, что «каплей», склонившей чашу победы в пользу большевиков, была крестьянская воля. А она, что хорошо известно, была соблазнена Декретом о земле, обнародованным 8 ноября 1917 г. Следовательно, голосуя в Советах за большевиков, крестьяне имели все основания надеяться, что те сдержат свое
5.4. Уроки Ленина |
287 |
|
|
обещание по центральному, жизненно важному для них пункту — вопросу о земле. Но что есть крестьянин в глазах марксиста? Он есть «владеющий средствами производства мелкий хозяйчик, у которого вся психология и все навыки жизни капиталистические, — которые и не могут быть другими». Поэтому крестьянина обманули самым иезуитским и вероломным способом. Землю ему дали, отобрав ее у помещиков, а плоды его трудов на ней изъяли всю без остатка. Впрочем, не всю, — оставили лишь столько, чтобы не умереть ему с голоду. (Этот удар ниже пояса получил весьма звучное название — «продразверстка»). Этого, однако, показалось большевикам мало. При всей тяжести поборов крестьяне, кроме того, должны были нести дополнительную трудовую повинность. И горе им, если большевистские указы выполнялись ими недостаточно расторопно. Для того, например, чтобы ускорить расчистку снега на железнодорожных путях, постановлением Совета обороны от 15.2.1919 г. предписывалось «брать крестьян заложниками в тех местностях, где она должна была производиться, с тем, чтобы если расчистка будет производиться недостаточно резво, заложников расстреливать».
Удивительно ли, что крестьянство, в отношении которого, выражаясь округлым ленинским стилем, большевики «очень много погрешили, идя слишком далеко», вспомнило о временах Разина и Пугачева. Свое решительное намерение «разорвать дипломатические отношения» с марксизмом крестьяне подтвердили волной бунтов, прокатившихся по Поволжью, Украине, Сибири, центральным губерниям России. Здесь особо отличился упоминавшийся ранее Тухачевский, травивший мятежных крестьян химическим оружием. Всего в репрессиях под его руководством погибло около 80 000 крестьян. Как видим, большевики и тут оказались «на высоте». В телеграмме к пензенскому губисполкому, не сумевшему справится с крестьянским восстанием в августе 1918 г., Ленин дал распоряжение «провести беспощадный массовый террор… сомнительных запереть в концентрационный лагерь
вне города». Если вы обратили внимание, я уже второй раз употребляю выражение «концентрационный лагерь». Оба раза оно упоминалось в официальных документах марксистов в 1918–1919 гг. И в обоих случаях речь шла об использовании этого инструмента против собственного народа. В нашем воображении концентрационный лагерь — это Бухенвальд, Майданек, Освенцим в 1939–1945 гг. Но марксисты, оказывается, ввели в практику эту варварскую, позорящую род человеческий тактику массового террора в то еще время, когда фашистская идеология только зарождалась. (В сущности, она и родилась как реакция Европы на ужасы большевизма и Гражданской войны в России). Оказы-
288 |
Глава 5. Рождение и распад СССР |
|
|
вается, марксисты открыли не только космическую эру, но и эру концентрационных лагерей. Поистине многогранно марксистское учение, поставившее себе целью превратить крестьянство в аграрный пролетариат, вырвав его из традиционной среды, из «идиотизма деревенской жизни» (как презрительно о крестьянском укладе выражался Маркс).
Обращаясь к теме отношения большевиков к пролетариату, сошлюсь на статью Ленина «Великий почин», в которой воспроизводятся несколько статей из газеты «Правда», посвященных «коммунистическим субботникам» и выходившим летом 1919 г. Чем же они привлекают внимание? Они крайне любопытны, но я остановлюсь на двух, привлекших мое внимание, моментах. Во-первых, на том, как понимают дисциплину труда марксисты: «В субботу в 6 часов вечера, как солдаты, явились коммунисты и сочувствующие на работу, построились в ряды и без толкотни были разведены мастерами по местам», — свидетельствует товарищ А. Ж. И далее он же: «Без ругани и споров рабочие, конторщики, управленцы, охватив сорокапудовый бандаж колеса для пассажирского паровоза, перекатывают его на место, как трудолюбивые муравьи». А восхищенный взрывом коммунистического энтузиазма товарищ А. Д. находит иную метафору: «Там, в темноте, идет стук молотков, то быстро, как пчелы, работают товарищи у своих „больных“ вагонов» (Очевидно, без ссылок на солдат, муравьев и пчел читателю было бы трудно вообразить идеал коммунистического отношения к труду). Второй момент, на который я хочу обратить ваше внимание — на производительность труда. «Интенсивность труда по нагрузке выше обыкновенных рабочих на 270 %. Остальные работы приблизительно такой же интенсивности» — так оценивает достигнутый результат товарищ А. Ж. «Несмотря на то, что работа была слабо подготовлена и слабо организована, все же производительность труда была выше обычной в 2–3 раза» — подтверждает анонимный автор. Но всех превзошли коммунисты Твери, где «интенсивность работы квалифицированных рабочих-коммунистов превосходила обыкновенную производительность в 13 раз».
Казалось бы, эта картина прекрасно иллюстрирует благотворность влияния коммунистических идей на сознание людей. Однако, при внимательном рассмотрении из нее можно извлечь и другие выводы. Например, о том, что пролетарская среда, в которой, по представлениям ее вождей, неоткуда было взяться индивидуальным различиям, на деле оказывается весьма неоднородной и расслоенной. Ибо как заметил товарищ А. Ж., «может быть, немного преувеличено выражение старикамастера, но в коммунистическую субботу сделано работы за неделю,
5.4. Уроки Ленина |
289 |
|
|
против работы несознательных и расхлябанных рабочих». Следовательно, в этой пролетарской среде выделяется «сознательное, передовое» меньшинство, с одной стороны, с другой — «безответственное и расхлябанное» большинство. Причем это большинство — рядовой пролетариат даже в разгар гражданской войны, когда социалистическое отечество в опасности, позволяет себе работать «спустя рукава». А ведь теперь он, по уверениям Ленина, взял власть в свои руки, и в силу этого, наконец, работает «на себя, а не на чужое благо». «Несознательность» представителей класса-гегемона была, по-видимому, так широко распространена, что потребовалось специальное решение IX съезда партии на этот счет. Один из пунктов его резолюций гласил: «Ввиду того, что значительная часть рабочих, в поисках лучших условий продовольствия, а нередко и в целях спекуляции, самовольно покидает предприятия, переезжает с места на место… съезд одну из насущных задач Советской власти и профессиональных организаций видит в планомерной, систематической, настойчивой, суровой борьбе с трудовым дезертирством. В частности, путем публикования штрафных дезертирских списков, создания из дезертиров штрафных рабочих команд и, наконец, заключения их в концентрационные лагеря». При капитализме несоблюдение рабочими трудовой дисциплины влекло за собой увольнение с работы. При большевиках за ту же повинность его ожидало куда более суровое возмездие. «Что же касается карательных мер за несоблюдение трудовой дисциплины, то они должны быть строже. Необходима кара вплоть до тюремного заключения» — требовал Ленин. Таким образом, арсенал приемов воздействия на сознание «несознательной» и бóльшей части пролетариата включал в себя всеобщую трудовую повинность, хлебные карточки, тюрьмы и… апофеоз марксистской гуманности — концентрационные лагеря.
Ленин утверждал, что правящая партия большевиков осуществляет свои решения, опираясь на «здоровый и сильный передовой класс». К какому же выводу подводят нас вышеприведенные факты? К тому, очевидно, что интересы опирающегося на чужие плечи, с одной стороны, и с другой — держащего на своих плечах не могут совпадать по определению. Они в состоянии в некоторых исторических условиях быть близки по многим пунктам, в частности, перед лицом других классов, но отождествлять их друг с другом было бы противоестественно. В свою очередь, свое отношение к «здоровому и сильному парню» марксисты строили на том, чтобы, грубо говоря, столкнуть с его шеи прежнего эксплуататора-капиталиста, и самим занять место последнего. Но говорить об этом вслух — значило разоблачить и дискре-
290 |
Глава 5. Рождение и распад СССР |
|
|
дитировать себя. Потому и запущен был лозунг — «Диктатура пролетариата» и «Вся власть Советам рабочих депутатов»
Таковы уроки, которые преподал своим ученикам Ленин, среди которых самым «понятливым» оказался Сталин. Таковы прелюдии «чисток» 1937–1938 гг..x, насильственной коллективизации и голодомора 1932–1933 гг., отсюда корни «Архипелага ГУЛАГ». Их не смогли перечеркнуть даже самые яркие и несомненные достижения большевиков, о которых нам сегодня было поведано, — сказал Геродот замолкая и склоняя голову в сторону Рузвельта и Черчилля.
—Можно ли, в таком случае, считать тему Советского социализма исчерпанной? — спросил его Рузвельт.
—Вообще говоря, она неисчерпаема, но должны же мы на чем-то остановиться, — был ответ.
—Совершенно с Вами согласен, но может быть, кто-либо имеет, что добавить к сказанному, — обратился Рузвельт к присутствующим.
—Господин Локк высказал интересную мысль о бюрократическом характере российского социализма. Я хотел бы, если общество не возражает, привести два соображения в пользу этого тезиса, — сказал Гоббс, и получив у собравшихся поддержку, продолжал. — Прежде всего, я подтверждаю высказанную Геродотом мысль, что задача большевиков состояла не в уничтожении привилегированных классов как таковых, а в замене традиционных правящих классов — дворянст-
ва и/или буржуазии, новым правящим классом.
Мое второе соображение заключается в защите тезиса о том, что большевики и были этим новым господствующим классом. Они отвечали всем трем «классическим» определениям, данным классам Лениным. Яростные противники Денежного Мешка, они свергли его власть… над собой, освободившись от «тлетворного» влияния Капитала. Пользуясь неограниченной привилегией обирать массы, чтобы не испытывать нужду в заботах о хлебе насущном, они вернулись (о, это марксистское «восхождение по спирали») к простейшему и испытанному способу паразитирования — они обложили советский народ натуральным налогом.
Капиталист присваивает часть труда пролетария, материализуя ее в виде денег. Вынужденный в силу специфики рыночных отношений скрупулезно контролировать всю проходящую через его руки денежную массу, он не так уж часто оказывается в состоянии утаивать или вводить общественность в заблуждение по поводу истинных размеров своих прибылей и затрат, в том числе отчислений на заработную плату рабочим. Поэтому злоупотребления такого рода составляют скорее исключение из правила, нежели само правило. Это обстоятельство дела-
5.4. Уроки Ленина |
291 |
|
|
ет капиталиста уязвимым для критики со стороны пролетария, который часто считает недооцененной свою долю оплаты за производимую им продукцию. Большевики поступили весьма дальновидно, отказавшись от подобной формы присвоения прибавочного продукта. И тем самым не только избавились от необходимости пачкать свои чистые революционные руки о «проклятые» деньги, но и лишили трудящихся возможности контроля за своими «доходами». Таким образом, можно было воспринимать как скверный анекдот тот факт, что советский человек был гораздо лучше сведущ в вопросах частной жизни чуждых ему буржуев, нежели родных ему партийных лидеров.
Не следует думать, однако, что изворотливый марксистский ум был в состоянии пренебречь таким мощным рычагом воздействия на общество, как деньги. Точно также как капиталист облагает своего работника денежным налогом для содержания своих репрессивных органов, так и большевик вынужден содержать свой репрессивный аппарат
— чекистов, милицию, армию. А это весьма многочисленная и прожорливая публика, на которую не напасешься ни даровой черной икры, ни персональных дач. Посему их приходилось подкармливать на деньги, которые большевик черпал из кармана советского труженика.
—Вы говорите о большевиках, однако, насколько нам известно, сами они, в конце концов, стали называть себя коммунистами. В чем тут дело? — задал вопрос Аристотель.
—Между этими понятиями существует разница не только, так сказать, эволюционного характера. Вплоть до развала СССР они сосуществовали друг с другом. Граница же между ними была смысловая. Коммунистом был рядовой член политической партии, составляющий
ееисполнительное большинство. Он мог быть кем угодно — пролетарием, интеллигентом, колхозником. Более того, для поднятия престижа партии в ее ряды приглашались сделавшие себе имя ученые, спортсмены, артисты, космонавты — одним словом все, чей свет славы мог бросить хоть тень ее отблеска и на нее саму. Без членства в ней немыслимо было думать о сколько-нибудь успешной административной карьере. И только членам партии было позволено занимать крупные административные должности. Ибо только таким образом она могла держать все рычаги управления в своих руках.
Большевик — это элита той же партии, но одновременно — элемент замкнутой социально-политической группировки, являющейся, фактически, классом. Он не ученый, не администратор, не пролетарий. Он кадровый функционер, комиссар, истинный гегемон, хранитель марксистских традиций и идеологии. Грубо говоря, он так относится к коммунисту как магнат к мелкому лавочнику. Но круг
292 |
Глава 5. Рождение и распад СССР |
|
|
общественных функций, который очерчивает себе большевик в социалистическом обществе, много шире функций, которые исполняет капиталист в демократическом обществе. Последний — капитан и лоцман экономики и один из соискателей политической власти. Его прерогативы на том и кончаются. Они, конечно же, значительны, но не всеобъемлющи, и каждый член общества имеет реальное право и возможность «захлопнуть дверь своего дома перед носом капиталиста». Большевик, напротив, замахивается решать любой вопрос в любой сфере жизни не только «патронируемого» им общества в целом, но и в семейной и даже интимной жизни индивидов. (Помните горделивое признание: «В СССР нет секса»?) И пусть только кто-либо из членов этого общества, и, прежде всего коммунист, попробует закрыть дверь, которую требует открыть большевик.
Возвращаясь к определению классов, я должен заметить, что Ленин упустил еще одно важное их свойство: их консерватизм и «наследуемость привилегий». Все до сих пор существовавшие господствующие классы бдительно оберегали «чистоту своих рядов» и предпринимали все возможное для передачи привилегий от отца к сыну, от сына к внуку и так далее. Большевики как будто избавились от этого извечного порока, но лишь на первый взгляд. В 1917–1922 гг. тенденция закрепления за большевистским потомством особых прав и льгот просто не успела проявиться. Густые прополки 1932 и 1937 гг., война 1941– 1945 гг. также спутали все карты. Но как только страсти улеглись, немедленно стало видно невооруженным глазом, что рыцари Октября слеплены из того же теста, что и прочий род людской, что «ничто человеческое им не чуждо», что они столь же ревностно следуют своим родительским инстинктам, как и все высшие сословия всех предшествующих эпох. Более того, стало ясно, что эволюция становления большевиков как класса в наиболее существенных своих чертах следует традиционной схеме «социального видообразования», если можно так выразиться. Но может быть то, о чем я говорю, публике не интересно, и я напрасно занимаю ее время, сотрясая воздух? — прервал свою речь Гоббс.
—Нет, нет, не прерывайтесь, прошу Вас, — заверил Рузвельт оратора, по крайней мере, в своем личном интересе к предмету его монолога.
—В таком случае пойдем дальше, — продолжил свое повествование Гоббс, – Упомянутая мною эволюция, как мне представляется, проходит ряд периодов или фаз: а) зарождение новой социальной еди-
ницы, b) структурное и организационное формирование, с) закрепление структуры, внутренних связей и свойств. Не вдаваясь в