Givishvili_G_V_Ot_tiranii_k_demokratii_Evolyutsia_politicheskikh_institutov

тии не могут осуществляться ни при каких обстоятельствах? — возразил Рузвельт. — Какие ключевые принципы я имею в виду? Те, которые упоминал Аристотель и Вы. Первый — государство есть общение и взаимодействие свободных людей. Второй — участие в государственном правлении максимально большого числа граждан. Третий — правление осуществляется ради общей пользы, а не только пользы правящих. Четвертый — властвуют не люди, а законы, перед которыми все равны. Они, плюс принцип исономии — категорически императивны, выражаясь языком Канта. А вот принципы элевтерии и автаркии не столько факультативны для демократии, сколько крайне нежелательны для нее. Фактически, они и погубили ее «прямую», античную версию. (Равно как и рабство, явившееся мощнейшим тормозом для технологического развития античного общества и придания ему поступательного характера). Сегодня мы развиваем так называемую «косвенную» или представительную демократию, исходя из того, что в многомиллионном государстве физически невозможно добиться того, чтобы решительно каждый гражданин мог на равных участвовать в управлении государственными институтами. Кстати, в этом вопросе мы придерживаемся принципа разделения труда, эффективность которого в хозяйственной жизни общества блестяще доказал Адам Смит. Разделение труда в политической жизни как раз в том и состоит, что, как подчеркивал Аристотель, далеко не все могут и желают участвовать в публичных дебатах на злободневные темы. Далеко не все способны вникать в тонкости управления теми или иными делами. Далеко не все способны предложить оригинальные решения назревших проблем и убедить остальных в возможности достижения желаемого. Так пусть политикой занимаются те, у кого есть соответствующие способности. Пусть каждый занимается своим делом, и делает его хорошо. Демократия, благодаря этому только усилится и выиграет.

—О подлинной демократии в древности можно было только мечтать женщинам, рабам, метекам и малоимущим, отделенным от остальной, меньшей части свободных граждан непроницаемой стеной полового, социального и имущественного неравенства, — подал голос Сталин. — А так называемая западная демократия представляет собой ширму, за которой скрывается чистой воды олигархия денежного мешка.

—Не ввязываясь в дискуссию о состоянии с правами и свободами

внаши дни, я не могу не признать, что по сравнению с восточными деспотиями той же древности, античная демократия являла собой образец гуманности и уважительного отношения к рядовому человеку. Пусть не ко всем, пусть к избранному меньшинству, как Вы утвер-

мировосприятия, взращенного их окружением и воспитанием. Следовательно, не отрицая роль степени развития социального инстинкта на формирование национального менталитета, следует признать важность и генетически обусловленных психофизических предпосылок, оказывающих решающее влияние на судьбы народов.

Второе: мимо внимания уважаемого президента ускользнуло то обстоятельство, что структура современной представительной демократии удивительным образом близка тому государственному устройству, который и Аристотель и Цицерон назвали смешанным. Так что их пессимизм относительного будущего «оптимальной» демократии как будто не оправдывается, не так ли? И еще небольшое заключительное дополнение дилетанта: генетические факторы, вероятно, со временем также могут меняться, подобно тому, как меняется характер человека в связи с теми или иными обстоятельствами, а не только с возрастом.

— Со сказанным, пожалуй, нельзя не согласиться — продолжил Рузвельт. — И если никто более не желает высказаться, подведем черту под древностью и зададимся вопросом: что она нам дала? Повидимому, ответ будет таков: а) модель «совершенной» (устойчивой) автократии как классической деспотии — Восток, b) образец античной демократии, уступающей место автократии западного типа в силу отсутствия возможностей для самосовершенствования (Афины), с) эталон античной олигархии, разделяющей судьбу «прямой» демократии (Рим). Но остается открытым вопрос: как, какими путями происходило становление деспотий восточного типа. Мы общались с представителями вполне и давно сложившихся «первичных» цивилизаций. Проследить их первые и последующие шаги развития — крайне трудная задача. Ибо имеющиеся архивные материалы той далекой эпохи слишком скудны, противоречивы и фрагментарны. Поэтому, «показания» ее представителей сложно проверять и принимать за достоверные свидетельства. Чтобы восстановить эволюцию института абсолютной монархии, или деспотии, как угодно, нам придется обратиться к опыту сравнительно близкого к нам времени, к Средневековью. О нем у нас гораздо больше сведений, почерпнутых из разнообразных, следовательно, более объективных источников. Таким образом, мы сможем шаг за шагом проследить историю развития верховной авторитарной власти, тем боле, что соответствующих примеров у нас более, чем достаточно. Начнем с Дальнего Востока. Если нет возражений, попросим не нуждающегося в представлении великого правителя Чингисхана оказать нам честь. Причина, по какой я остановился на этой кандидатуре, проста, но мне она кажется убедительной. Ведь всего за одну человеческую жизнь он смог из орд варваров-кочевников

вершить начатое предприятие. Поэтому я ушел из жизни с сожалением, что вынужден был оставить своим потомкам достижение великой цели, которую, как не прискорбно, не смогли достичь и мои сыновья с внуками. Эта цель состояла в завоевании всего мира. Для того, чтобы навести в нем единообразный порядок и избавить его от войн, которые вели и продолжают вести между собой вожди и князья, ханы и ваны, фараоны и цари, шахи и султаны, короли и президенты. Чтобы из него были изгнаны зло и пороки, и им правили добро и справедливость. Мой Великий Джасак (Великая Яса) говорил об этом подробно.

Почему эта мысль посетила меня, и эта цель овладела мной? Вы поймете, когда узнаете, как тяжело мне приходилось отстаивать свое право на жизнь с тех пор, как татары вероломно и трусливо отравили моего отца Есугея-баатура из рода Борджигинов — одного из вождей племени тайчиутов. При рождении меня назвали Темуджином в честь пленного татарского вождя Темуджина-Уге, которого мой отец победил накануне. После смерти отца его приверженцы покинули нашу семью

— мою мать и вторую его жену с нами — четырьмя детьми, среди которых я был старшим. У нас не осталось друзей, кроме собственных теней. Но вождь нашего племени Таргутай (дальний родственник отца) не удовлетворился нашим несчастьем и выгнал нас с насиженных мест, объявив себя властелином земель, принадлежавших отцу, и угнав весь его скот. А в степи это означало верную гибель от голода или разбойников. Нам оставалось питаться кореньями, сусликами и рыбой, несмотря на то, что у монголов не принято употреблять рыбу. Мне было тогда девять лет. Опасаясь, что когда я вырасту, то буду мстить, Таргутай стал преследовать меня. Однажды его отряд напал на стойбище нашей семьи. Я бежал, но меня взяли в плен и увезли далеко, к себе. Остерегаясь мести со стороны других монгольских родов за убийство сына Есугея-баатура, потомка прославленного Хабул-хана, Таргутай решил сломить мой дух. На меня надели колодки — две тяжелые дубовые доски с отверстием для шеи, которые стягивались между собой железными креплениями. Снимались они только на время работы, да и тогда за мной зорко следили. На ночь же колодки крепились к сосновому колу, вбитому у юрты. Мне стало хуже, чем рабу, так как доски не давали возможность ни поесть, ни попить самостоятельно. Но я, сохраняя спокойствие и показывая покорность, терпеливо ждал случая, чтобы бежать. И, наконец, он представился. Я нашел способ ускользнуть и спрятаться в маленьком озере, погружаясь вместе с колодкой в воду, когда ищейки Таргутая приближались ко мне. А потом один батрак из племени сельдуз, по имени Сорган-Ширэ все же заметил меня. Но, восхищенный моей находчивостью, решил не выдавать меня, а

Мое возвышение стало беспокоить Джамуху. Воспользовавшись убийством его младшего брата, который пытался отогнать из моих владений табун лошадей, Джамуха со своим войском также в три тьмы двинулся на меня. Удача была на его стороне. Он загнал меня в Цзереново ущелье и навел на меня ужас. Но велик не тот полководец, который никогда не терпит поражений, а тот, который умеет извлекать уроки из собственных ошибок, с тем, чтобы побеждать в решающих сражениях. Этот провал многому меня научил. И, оправившись от полученного удара, я совместно с Тоорил-ханом, направил свой молниеносный ответный выпад, но уже против татар. Те в то время с трудом отражали натиск цзиньских войск, вступивших в их владения. Так что воевать сразу с тремя противниками им оказалось не по силам. В сражении 1196 г. они были разгромлены. Мы захватили богатую добычу. Цзиньский Ван (из чжурчженей) присвоил Тоорил-хану титул «Ван», и с тех пор он стал известен как Ван-хан. Мне же цзиньцы отвели роль его вассала.

Спустя год Ван-хан без меня совершил поход против меркитов, разграбил их, ничего не уделив мне. Это было непростительной ошибкой с его стороны. Но я не стал выказывать своего недовольства. Напротив, совместно с ним, а также с Джамухой (я умел скрывать досаду, сколь бы сильна она не была), я предпринял поход на Буйрук-хана, правившего на Алтае. Буйрук-хан был разбит, добыча поделена по справедливости между тремя сторонами. По возвращении домой путь нам преградили воины племени найманов. Бой было решено начать утром. Но ночью Ван-хан и Джамуха сговорились предать меня и скрыться, чтобы я один принял удар найманов. Так они задумали избавиться от меня руками третьей стороны. Но к утру я разгадал коварный замысел своих соратников, и ввиду явного превосходства найманов над моим отрядом, также отступил, не вступая в бой. Случилось так, что найманы погнались не за мной, а за Ван-ханом. В завязавшейся схватке они стали теснить кереитов Ван-хана, и тому не оставалось ничего иного, как звать меня на помощь. Я мог бы дождаться разгрома Ван-хана, как справедливого возмездия за его измену, но не стал. Я послал ему на помощь своих победоносных, не ведающих страха нукеров. Помощь пришла во-время, что помогло Ван-хану разгромить найманов.

Спустя два года мы с Ван-ханом совместно выступили против тайчиутов — моих соплеменников по отцу. Им на помощь пришли меркиты. В этом бою я был ранен стрелой, но победа осталась за нами. Еще через год против меня ополчились все мои бывшие и настоящие противники — татары, тайчиуты, меркиты и прочие. Заключив союз