Givishvili_G_V_Ot_tiranii_k_demokratii_Evolyutsia_politicheskikh_institutov
.pdf1.4. Власть в руках, дрожащих от вожделения |
53 |
|
|
изменения в их «характеры». С ними можно даже экспериментировать, заведомо зная, что последствия экспериментов никак не скажутся на их поведении при возвращении в их среду обитания. Иначе говоря, биологи имеют дело с, фактически, стабильным пространственновидовым разнообразием поведения, эволюционировавшим на протяжении очень длительных промежутков времени.
Мы, этнологи, поставлены в более сложное положение. Объекты нашего изучения — духовная культура и коллективные представления первобытной эпохи. Они, во-первых, сложились всего несколько тысячелетий назад, во-вторых, имеют свойство быстро и необратимо меняться при малейшем соприкосновении с представителями современной цивилизации. А нравы и обычаи народов уже сошедших со сцены мировой истории, известны нам со слов очевидцев, слишком часто, к сожалению, бывших либо тенденциозно к ним настроенными, либо просто невежественными. Хуже того, нам совершенно неведом интел- лектуально-духовный фон, на котором возникали первые (первичные) цивилизации мира — Египетская, Месопотамская, Китайская и Индийская в Старом свете и предшественница майянской и инкская — в Новом. Так как тогда еще не существовало ни наблюдателейэтнологов, ни письменности, которая могла бы зафиксировать нюансы их мировоззрения, в том числе, относящиеся к вопросам формировавшихся в ту пору институтов власти. То, что этот фон отличался от представлений, господствующих у современных народов, которых мы условно называем отсталыми, сомнений не вызывает. Иначе бы просто не образовалась та огромная мировоззренческая пропасть, которая пролегает между ними — обитателями тропических джунглей или буша, и нами — жителями городов. Поэтому крайне трудно делать сопоставления и обобщения, из которых можно выводить универсальные закономерности формирования властной иерархии и государственных механизмов — велик риск принять желаемое за действительное, теоретическую модель за реальность. Очень возможно, что чего-то всеобщего вовсе не существовало, и каждая первичная цивилизация выстраивала пирамиду своей государственности в соответствии со своими частными, нам не ведомыми традициями и поверьями. А их «варварские» окружения, в свою очередь, образовывали свои вторичные, третичные и так далее цивилизации ориентируясь на своих ушедших вперед соседей. Так что остается неясным, насколько объективны наши суждения о столь пластичном и подвижном феномене, интерес к которому собрал вас сегодня здесь. Тем не менее, к настоящему времени сложились две основные теории или гипотезы, как вам будет угодно, которые освещают прошлое с альтернативных позиций. И,
54 |
Глава 1. Прелюдия власти |
|
|
чтобы не злоупотреблять вашим терпением, предваряя свое сообщение столь пространным введением, я перейду к их рассмотрению.
Прежде всего, я коснусь так называемой «материалистической» концепции, к которой, признаюсь, отношусь скептически. В чем ее суть? В утверждении, состоящем в том, что светская и духовная власти произошли независимо друг от друга. При этом механизмов или путей формирования светской власти, якобы, было множество. Преобладающий был связан с войной и насилием. (Поэтому эту концепцию можно рассматривать как «теорию насилия»). Среди несколько второстепенных, экзотических указывают на аристократический и плутократический способы организации власти, на тайные мужские союзы и об- щинно-кастовые образования как на ее предтечи. Военный путь генезиса власти объясняют резко возросшей частотой межплеменных конфликтов и столкновений, вызвавшей рост значимости и полномочий военных предводителей. Создав особую, специализированную касту (дружину), они оттеснили прежних племенных вождей на задний план, и со временем образовывали форму власти, известную как военная демократия. Однако позже главари воителей сконцентрировали всю полноту власти в своих руках, породив известное из истории единоличное правление — деспотию. И вот, дескать, уже после окончательного оформления светской власти такого рода, она стала нуждаться в идеологической поддержке, более постоянной и надежной, чем голое насилие. Эту поддержку будто бы дала ей религия.
Против этой теории есть два возражения. Первое — привлекать для защиты духовную власть, значит признавать ее сильнее и привлекательней светской власти. Но тогда колдун или жрец должен обладать фактической властью, превышающей власть военного предводителявождя. Вследствие чего становится неясным, почему он оказывает поддержку более слабому, менее авторитетному, вместо того, чтобы самому занять престижное место единоличного вождя? И куда делась конкуренция за этот престиж, которая, как мы узнали сегодня, существует уже у животных? То есть задолго до «резко возросшей частоты военных конфликтов». Куда делась шимпанзе с ее гремящей банкой? Правда, в защиту этого тезиса привлекают комплекс представлений, якобы связанных с культом вождей, существовавшим у первобытного человека. Но в этом случае телега ставится впереди лошади: сначала появляется культ вождей-царей, и лишь потом сами вожди-цари, спекулирующие этим культом, что абсурдно. Второе мое возражение сводится к тому, что мышление человека палеолита — древнекаменного века было сугубо синкретично. Это значит, что самый глубинный пласт верований, который мы называем гилозоизмом, не отделял «жи-
1.4. Власть в руках, дрожащих от вожделения |
55 |
|
|
вого» от «неживого», материальное от духовного, поскольку все, что окружало его в природе, на его взгляд кипело жизнью. Живыми представлялись даже камни и деревья, ветер и воды, в не только животные, птицы и рыбы. Я придерживаюсь взгляда, согласно которому гилозоизм предшествовал анимизму, блестящим анализом которого мы обязаны сэру Эдуарду Тайлеру. (Но сказать — когда и при каких обстоятельствах анимизм потеснил гилозоизм невозможно. Не видно никаких явных и бесспорных временных границ начала искусственного расчленения всего сущего на материальное и духовное начала, как это делает анимизм. Можно лишь предположить, что к идее этого разделения пришли в связи с погребальными и промысловыми обрядами, то есть с противопоставления жизни и смерти, человека и животного. Что произошло очень давно. И, следовательно, «возраст» анимизма мало чем уступает «возрасту» гилозоизма).
Будучи гилозоистом, палеолитический человек верил в магию, то есть в свою способность управлять различными стихиями и потусторонними силами, при условии знания нужного подхода к ним и владения секретами соответствующих ритуалов и заклинаний. Поэтому и военные успехи не могли не приписываться тому, кто умел привлечь на свою сторону эти силы, и с их помощью одолевать врага. Человеку, лишенному способности влиять на них, по их представлениям, не было дано управлять и людьми. Поэтому всякий, кто претендовал на единоличную власть, должен был обладать не столько физическими, сколько психическими способностями альфа-лидера, проявляющимися во время, как войны, так и мира. Он должен был быть универсалом и первым во всех делах, связанных с жизнью его рода и далее племени.
Указанные соображения лежат в основе моей концепции происхождения верховной власти, которую разделяет, мне приятно это сообщить, большинство исследователей данного вопроса. Ее стержень составляет идея о том, что самые первоначальные, архаичные формы этой власти носили отчетливо выраженный синкретический характер. Иначе говоря, она представляла собой нечто целостное, не расчлененное на светский и сакральный составляющие. А формальная автономизация и взаимное расхождение ее двух ветвей происходили лишь с течением времени, в процессе «разделения труда» между ними. Но это «разделение труда» дополнялось еще одним пунктом. Он имел отношение к необыкновенно сильному развитию чувства властолюбия, доходящему чуть ли не до извращения, возникавшего у некоторых людей. Сила этого чувства далеко превосходила аналоги, наблюдающиеся у общественных млекопитающих, в том числе, у приматов. Я мог бы проиллюстрировать сказанное тысячами примеров того, как жадно и
56 |
Глава 1. Прелюдия власти |
|
|
фанатично домогались власти некоторые особы периода формирования государства и его институтов, но приведу лишь несколько из них. (Говоря об этих «особах», я имею в виду психологический тип людей, сходный с тем, который у животных уважаемые Лоренц и Тинберген определяют как присущий доминантным альфа-особям. Мне кажется, что параллели между ними очевидны). Но вернемся к нашим примерам.
Вчастности, я сошлюсь на праздник Великого жертвоприношения, который устраивал вплоть до 1743 г. Саморин — правитель индийского города Каликут, что на Малабарском берегу. По окончании празднества четверым из гостей, претендентам на корону Саморина, предоставлялась возможность совершить вылазку, которую трудно назвать даже безумной. Представьте себе шансы горстки смертников, надеющихся мечами и копьями проложить себе путь к шатру правителя, окруженному 30–40 тысячью вооруженных телохранителей. Наградой оставшемуся в живых претенденту мог быть царствующий престол, который он занимал, убив Санторина. Самое поразительное заключается в том, что всегда находилось несколько камикадзе или шахидов, как принято выражаться сегодня, готовых идти на гарантированную гибель. Может быть, вы скажете, что они умирали даже не ради призрачной короны, а чтобы продемонстрировать свою неустрашимую доблесть? Возможно, но это жертвоприношение было настолько бессмысленным, что не удостаивалось не то, чтобы славы, но даже известности — имена погибших оставались ведомы только их близким. На Малабаре существовали и другие, выходящие за здравый смысл традиции престолонаследия. Одна из них называлась «власть, купленная ценой отсечения головы». Желавший овладеть ею наделялся высшей деспотической властью на 5 лет. По истечении этого срока временному правителю при большом стечении местных жителей отрубали голову и подбрасывали ее. Тот, кому удавалось поймать ее, назначался правителем на следующий пятилетний срок. И, представьте себе, претендентов на отсроченную на несколько лет казнь хватало всегда.
ВБенгалии не дожидались 12 лет: царем там признавали всякого, кто, убив своего предшественника, занимал его трон. Ибо бенгальцы любили повторять: «Мы верны трону, и всякому, кто его занимает». Поэтому быть царем у них значило ежедневно рисковать жизнью. Но ничто не останавливало охотников до власти. Еще более устрашающий порядок престолонаследия был принят в маленьком княжестве Пассиер на северном побережье острова Суматра. Время от времени подданные царька принимались толпами ходить по улицам города, громко
1.4. Власть в руках, дрожащих от вожделения |
57 |
|
|
выкрикивая роковые слова: «Царь должен умереть!» Как только они достигали ушей окружения царька, один из родственников наносил ему смертельный удар. Сразу же после убийства он усаживался на трон и, если ему удавалось удержать его в своих руках на протяжении одного дня, считался законным правителем. Однажды за один единственный день со ступеней трона на пыльный эшафот один за другим ступили три незадачливых претендента. Вот какова бывала сила желания власти, толкавшая их на почти верную смерть. Пережиток обычая умерщвления вождя в конце каждого года долго сохранялся на Гавайских островах. Назывался он праздником Макагити, и почитался вплоть до правления Камехамехи, объединившего к 1780 г. под своей властью почти весь архипелаг. Смысл праздника состоял в том, что царек в пышном убранстве должен был сесть в лодку и грести вдоль берега. А во время высадки на берегу его поджидал самый сильный и опытный воин, который метал в него копье с расстояния примерно в тридцать шагов. Царек же должен был поймать копье рукой, иначе оно неминуемо пронзило бы его. Для чего требовались незаурядная физическая сила, ловкость и реакция. Но властолюбие, как правило, превозмогало страх лишиться жизни. И уж совершенно абсурдный обычай имел место до конца XIX в. в Нгойо, одной из областей древнего конголезского царства. Согласно ему вождь, надевший на голову корону, неизменно умерщвлялся в ночь после коронации. Последним, кому принадлежало право на престол, был вождь племени мусуронго, но ни он, никто другой так и не занял его. Не нашлось никого, кто бы решился заплатить жизнью за несколько часов пребывания на троне Нгойо: уж слишком скоротечным показалось это наслаждение властью даже самому отчаянному и тщеславному претенденту.
Чем объяснить столь странные обычаи, по-видимому, широко распространенные в доисторическую эпоху, и дошедшие до нашего времени как редкие реликты? Очевидно, убеждением, господствовавшим среди первобытных народов в том, что сохранность мира и их собственная безопасность находятся в зависимости от правителей — воплощений божеств, обладавших некими сверхъестественными силами. Поэтому они были крайне заинтересованы в том, чтобы ревностно заботиться о таких людях. Но никакая забота и никакие предосторожности не могут оградить человека от старости и кончины. Дух умирающего от болезни богочеловека, несомненно, покидает его тело на последней стадии дряхлости и бессилия. В таком ослабленном состоянии он и в новой телесной оболочке сможет влачить лишь жалкое существование. Предавая богочеловека смерти, доисторические люди выигрывали в двух отношениях. Во-первых, они перехватывали его душу и
58 |
Глава 1. Прелюдия власти |
|
|
передавали ее подходящему, находящемуся в полном здравии преемнику. Во-вторых, ко времени умерщвления крепость его тела — а вместе с ним и всего окружающего мира — еще не пришла в упадок. Таким образом, убивая человекобога в расцвете сил и передавая его дух могучему преемнику, первобытный человек предупреждал все мыслимые опасности.
Закон запрещал Царям Огня и Воды в Камбодже умирать естественной смертью. Если кто-нибудь из них серьезно заболевал, и старейшинам казалось, что он не выживет, его закалывали ударом кинжала. Народности Конго придерживались того мнения, что если верховный жрец Читоме умрет своей смертью, это приведет к гибели весь окружающий мир. А земля, поддерживаемая единственно его мощью, тут же обратится в прах. Поэтому в дом находящегося при смерти верховного жреца приходил его преемник с веревкой и дубинкой и с их помощью предавал его к смерти. Царей Эфиопии и Мероэ почитали как богов, но жрецы, когда это представлялось это подходящим, посылали к правителю гонца с приказом умереть. Первым, кто нарушил эту традицию, был Эргамен, которого греческое воспитание освободило от предрассудков его соотечественников. Обычай предавать смерти божественных правителей при появлении первых признаков старости соблюдали до XIX в. шиллуки — племя, проживающее в районе Белого Нила. Признаком неотвратимого упадка считалась, в частности, неспособность вождя удовлетворять своих многочисленных жен, расселенных во многих домах Фашоды. Но этого было мало. Соперник мог напасть и на вождя, находившегося в полном расцвете сил. В таком случае последний бывал вынужден отстаивать корону в смертельном единоборстве. По обычаю шиллуков сын правящего монарха имел право вызвать отца на поединок, и в случае победы, занять его трон. А так как у каждого шиллукского царька был большой гарем и множество сыновей, то число возможных претендентов на трон всегда было довольно значительным. Днем царька окружали телохранители, и он был вне опасности. Она подстерегала его ночью, когда он распускал стражу и оставался наедине со своими любимыми женами. Вот тогдато ему приходилось проводить ночи в непрерывном бдении, вглядываясь в непроглядную тьму, крадучись обходить хижины своих жен в полном вооружении и ждать внезапного нападения… одного из собственных сыновей. Когда же, наконец, появлялся соперник, поединок проходил в зловещем молчании, так как звать кого-либо на помощь было бы для царька бесчестием.
У народности динка — соседей шиллуков носителями власти являлись племенные заклинатели дождя. Несмотря на воздаваемые им
1.4. Власть в руках, дрожащих от вожделения |
59 |
|
|
почести, ни одному из них не дано было умереть от старости или болезни. Считалось, что если бы такое несчастье произошло, на племя обрушились бы эпидемия и голод, резко снизился бы прирост скота. Поэтому, предчувствуя приближение старости или болезни, динка вырывали большую яму, в которую спускался заклинатель дождя. После его торжественной речи, обращенной к соплеменникам, последние забрасывали его комьями земли, и он умирал от удушья. Обычай племени буньоро в Центральной Африке требовал, чтобы вождь, как только он серьезно заболеет или начнет сгибаться под тяжестью лет, осушал чашу с ядом. Когда влиятельным лицам племени джуко, обитающего в районе реки Бенуэ — притоки Нигера, казалось, что их царек уже достаточно долго просидел на троне, они объявляли, что тот «болен». Смысл этой формулы был известен всем. Правителю сообщали о принятом решении и устраивали пир, во время которого его и закалывали копьем. Его место занимал новый избранник. И каждый царек этого племени знал, что процарствует, то есть проживет, считанные годы и разделит участь своего предшественника. Но, насколько мне известно, никто из кандидатов на трон не отказывался от вожделенной «должности». Зулусы в прошлом придерживались обычая предавать смерти верховного вождя при появлении первых морщин или седых волос. Поэтому в мучительном предчувствии приближающейся старости жил даже их знаменитый тиран Чака. Традиция предавать смерти властителей при появлении у них малейших телесных дефектов еще три века назад существовал в царстве кафров в Софале. Народ чтил своих правителей как богов и в случае нужды обращался к ним с просьбой вызвать дождь или солнце. Тем не менее, даже потери зуба было достаточно, чтобы этот богочеловек был обязан принять смертельный яд. Царством Ойо, соседствующим с Дагомеей, правил монарх с неограниченной властью. Однако, когда народ решал, что он не справляется со своими обязанностями, он посылал к царю посольство, которое уверяло его, что бремя царства его слишком утомило, и что ему самое время отдохнуть от забот и немножко «выспаться». Монарх должен был поблагодарить народ за проявленную о нем заботу, удалиться в свои покои как бы на отдых, и там отдать женам приказ задушить себя.
Соединение в одном лице функций вождя и мага было распространено во всей Восточной, Центральной и Западной Африке. Мексиканские правители при восшествии на престол давали клятву заставлять солнце сиять, тучи — давать дождь, реки — течь, а землю — в изобилии давать плоды. В Малайе верили, что их раджи или правители могли влиять на рост злаков и плодоношение фруктовых деревьев. Даяки из Саравака были убеждены в том, что наш известный в одно
60 |
Глава 1. Прелюдия власти |
|
|
время соотечественник — наместник Брук был наделен некоей магической способностью, которая могла способствовать изобилию риса. И когда кто-то заметил, что у племени самбан случился неурожай риса, вождь тут же пояснил: «Иначе и быть не может, ведь нас ни разу не посетил раджа Брук». Веру в то, что властители обладают магическими или сверхъестественными способностями, с помощью которых они могут оплодотворять землю и одаривать своих подданных различными благодеяниями, разделяли предки арийских народов, расселившиеся от Индии до Ирландии. Когда в средние века король Дании Вальдемар I совершал путешествие по Германии, матери приносили ему своих детей, а землепашцы — свои семена, чтобы он к ним прикоснулся. Считалось, что от королевского прикосновения дети будут лучше расти, а семена — давать всходы. В Ирландии существовало убеждение, что справедливое правление короля способствует хорошей погоде, спокойному морю и обильным урожаям. Напротив, голод, бесплодие, порча плодов и неурожай рассматривались как неопровержимые доказательства того, что правящий монарх плох. Последним пережитком этих суеверий, возможно, была вера в то, что английские короли обладают способностью исцелять от золотухи. Последняя даже была известна под названием «королевской». Чудесным даром исцеления часто пользовалась наша королева Елизавета, а затем Карл I. Но вершины популярности эта практика достигла при его сыне Карле II. За двадцать с лишним лет своего правления он коснулся около ста тысяч людей, больных золотухой. Французские короли также приписывали себе способность исцелять путем прикосновения, утверждая, что они унаследовали ее от Хлодвига. Цари Спарты совмещали в себе две должности
— предводителя воинства и верховного жреца. А цари раннего Рима выполняли функции одновременно военачальников, жрецов и даже судей.
Представленные примеры, надеюсь, убедили вас в справедливости двух высказанных мной выше положений. А именно, в том, что, вопервых, стремление к власти у некоторых представителей рода человеческого выражено много сильнее, чем у наших ближайших «родственников» — приматов. Кстати, выслушав профессора Лоренца, я начинаю думать, что этот эффект можно рассматривать как следствие заметного усиления колониального, точнее говоря, социального инстинкта у Homo. Во-вторых, статус царя или вождя эпохи, еще не знавшей письменности, соединял в себе два начала — светское и духовное. А их размежевание шло параллельно генезису государства и собственной письменности, либо ее заимствованию у соседей. Вместе с тем, я должен подчеркнуть, что подлинная история происхождения
1.4. Власть в руках, дрожащих от вожделения |
61 |
|
|
верховной власти, вероятно, навсегда останется для нас непрочитанной книгой. И вполне возможно, что единого, универсального «стандарта» этого процесса не существовало вовсе. И что каждое общество, каждая состоявшаяся цивилизация находила свой оригинальный путь формирования механизмов власти. Правда, разнообразием вариантов они едва ли блистали, так как их, бесспорно, было совсем немного. Но есть факты, «лежащие на поверхности». Один их них состоит в том, что генезис государств происходил во всем мире крайне неравномерно и с разной скоростью. Так, если египтяне, месопотамцы, китайцы и индийцы завершили построение суверенных цивилизаций 3–5 тысяч лет назад, то некоторым народам по тем или иным внешним или внутренним причинам не удалось справиться с подобной задачей до настоящего времени. Они «не успели» произвести институт собственных правителей и создать собственной государственности. И не исключено, что им не удастся довести дело до конца когда-либо в будущем.
Кажется, я начинаю злоупотреблять вашим вниманием, но позвольте мне коснуться еще одной темы — причины «расхождения» светской и сакральной власти, — сказал Фрэзер, оглядывая присутствующих и, убедившись, что их интерес к тому, что он говорит не ослабел, продолжил. — Их, по-видимому, две. Первая — отчаянный рубака редко бывает хитроумным магом. Воинская доблесть редко сочетается с умением производить впечатление и внушать суеверный страх, необходимым для претендента на звание повелителя сверхъестественных сил. Поэтому разделение труда по «способностям» произошло с течением времени естественным и органическим образом. Вторая причина более экзотична. Дело в том, что положение мага в обществе в действительности очень непрочно. Коль скоро существует твердое убеждение в том, что в его власти вызвать дождь, заставить засиять солнце и созреть плоды, то засуху и недостаток съестных припасов также приписывают его преступной небрежности или злонамеренному упрямству. Он несет за это должную кару. В Африке вождя, которому не удавалось вызвать дождь, свергали с престола, изгоняли или убивали. Если, несмотря на обращенные к вождю молитвы и приношения дождь всетаки не проливался, подданные связывали его веревками и силой вели на могилу предков, чтобы он испросил у них небесную влагу. На Золотом Берегу царь отвечал даже за обилие рыбы в море. На южном берегу озера Виктория в компетенцию султана входили вопросы о дожде и саранче. Если он не справлялся ни с тем, ни с другим, его смещали с должности. В других областях царьков при их «прегрешениях» изгоняли из страны. Когда в районе Верхнего Нила засыхали посевы латука, и все усилия вождя вызвать дождь оказывались тщетными, ночью
62 |
Глава 1. Прелюдия власти |
|
|
на него обычно совершали нападение, грабили имущество и изгоняли. Часто дело доходит до убийства.
Обитатели других частей света также ожидали от своих правителей контроля над природными процессами на благо народа, а в случае неудачи подвергали их наказанию. На одном из островов Океании царьки, бывшие одновременно верховными жрецами, отвечали за рост съедобных растений. Поэтому, когда наступали голодные годы, народ приходил в гнев и убивал их. Дело дошло до того, что после серии подобных убийств трон опустел — никто уже не осмеливался занять его. Так пришел там конец монархическому правлению. Когда у скифов ощущалась нехватка пищи, они, по-видимому, заключали своих царей в тюрьму. В Древнем Египте в случае неурожая порицали священных фараонов. Китайские авторы сообщали, что когда в Корее выпадало слишком мало или, напротив, слишком много дождей и урожай не созревал, вина за это возлагалась на царя. В таких случаях одни требовали его низложения, другие — умерщвления. Поэтому очевидно, что для облегчения бремени верховной власти, она должна была стремиться избавиться от ответственности и обязательств, на которые, как она убеждалась со временем все более, не могла оказывать никакого влияния. Военный предводитель по праву реальной физической силы все чаще слагал с себя полномочия представителя или повелителя мистических надприродных сил, чтобы передать их и связанные с ними крайне рискованные и ненадежные обязанности шаманам, колдунам и магам. Сам же он мог сосредотачиваться на вопросах, имеющих отношение к людским делам, где он чувствовал себя гораздо комфортнее и увереннее. Во всяком случае, в силу своего психического склада ему было гораздо проще ориентироваться в том, что касалось войн с людьми, нежели в том, что имело отношение к общению со сверхъестественными силами.
И со словами. — Благодарю за внимание и приношу свои извинения, если кому-либо показалось, что я слишком увлекся и затянул с повествованием. — Фрэзер, завершил свое выступление.
— Вам не следует извиняться, так как Ваше сообщение было, можно сказать, захватывающе интересным. Кто бы мог подумать, что нашими далекими предками двигали такие сильные чувства, — возразил Черчилль. — А теперь господа, я имею удовольствие и честь пригласить высказаться по поводу тематики нашего сегодняшнего симпозиума человека, имя которого известно любому мало-мальски образованному индивиду — господина Жан-Жака Руссо. Давайте поприветствуем этого выдающегося философа, а также и политолога. Ибо он был им еще в то время, когда политологии как автономной об-