Givishvili_G_V_Ot_tiranii_k_demokratii_Evolyutsia_politicheskikh_institutov

ние разительно изменилось, и даже возникла целая наука этнология, рассуждения уже можно строить не на песке, а на солидном фундаменте достоверных знаний. О чем же они свидетельствуют? О том, что, во-первых, предпосылки образования политической власти можно видеть уже в животном мире в виде явлений иерархии, доминирования и территориальности, колониального способа организации сообществ или эусоциальности, разделения труда и рабовладения и так далее, свойственных общественным насекомым. В том или ином виде, с той или иной степенью развитости они присутствуют также у приматов, ведущих общественный образ жизни. Следовательно, было бы странно не встретить их характерные признаки у человека.

Второе, нашему удивлению нет предела — у истоков человечества все или большинство этих механизмов социализации почти никак себя не выказывали. Такое впечатление, будто отмеченный господином Лоренцом универсальный закон неравенства всего живого, из которого вытекали иерархия, доминирование и разделение труда, не имел силы в обществе естественного, я позволю себе не отступать от привычки так выражаться, человека. Ибо, похоже на то, что его кланы были организованы по принципу абсолютного равноправия между всеми его взрослыми мужчинами. Чему, однако, есть объяснение: крайняя малочисленность их семейных групп. Третье, принципы мужского эгалитаризма были нарушены лишь с переходом к оседлому существованию и с значительным укрупнением их кланов, фактически с образованием племен. Тем не менее, верность этим принципам сохранялась в течение длительного времени даже у земледельческих народов, о чем свидетельствуют факты, приведенные профессором Фрэзером. Четвертое, естественный человек не подозревал о существовании богов, и его верования основывались на гилозоизме и анимизме. Религиозные представления у него отсутствовали, их заменяли магические идеи и мифы, обряды и культы. Пятое, многие, и я сам в первую очередь, идеализировали образ естественного человека, утверждая, будто он пребывал в гармонии с окружающей его природой. На самом деле никакой гармонии не было и не могло быть. Это — миф, потому что в действительности он был самым успешным и беспощадным, но недальновидным хищником, истребившим множество самых предпочтительных для охоты, либо самых опасных конкурентов из млекопитающих. Шестое, причин для неолитической революции было две. Одна — «внешняя»

— искусственное, вызванное человеком нарушение экологического баланса среды обитания, другая «внутренняя» — психологическая готовность к изменению традиционного образа жизни. Таковы факты. Теперь перейдем к их осмыслению.

люстрируют тот факт, что соответствующие идеи сначала появляются в головах индивидов, подобных Эхнатону и Моисею, Будде и Иисусу, Мухаммеду и Лютеру, и лишь затем, после изрядного времени и усилий их немногочисленных сначала адептов они становятся классическими коллективными представлениями. Впрочем, таковыми они становятся еще при одном условии, — том, что общественное сознание успевает созреть до того, чтобы принять их. Ибо полководец — ничто без армии, как и армия не воюет без полководца.

Теперь остается лишь один вопрос, молчаливо взирающий на нас и ждущий своего решения: как назвать время, которому мы посвятили наш обзор? Очевидно, что при идентификации эпохи, предшествовавшей неолитической революции, мы должны руководствоваться каки- ми-то жизненно важными специфическими признаками, свойственными только ей и придающими ей черты уникальности. К трем ее наиболее характерным особенностям, резко, до контраста выделяющим ее из череды последовавших эпох, следует отнести: первую — тотальная и абсолютная нищета, обусловленная присваивающим типом хозяйства; вторую — безоговорочное и всеобщее равенство мужчин, свойственное первобытной демократии; третью — отсутствие религиозности, объясняющееся магическим мышлением. К этому разумно было бы добавить четвертый фактор — она занимала ¾ времени существования человеческого рода.

В свое время, еще ничего не зная о культуре палеолита, я называл эпоху естественного первобытного состояния «самой счастливой и продолжительной, менее всех подверженной переворотам и наилучшей для человека». Я думал, что «род человеческий был создан для того, чтобы оставаться таким вечно, что это состояние является настоящей юностью мира, и все его дальнейшее развитие представляет собою по видимости шаги к совершенствованию индивидуума, а на деле

— к одряхлению рода». Мне казалось, что человечеству «пришлось выйти из этого счастливого состояния лишь вследствие какой-нибудь гибельной случайности, которой, для общей пользы, никогда не должно было быть». Теперь я вижу, что за исключением верно угаданной длительности этой стадии прошлого человечества, в остальном я, вероятно, был весьма далек от истины. Поэтому мне не хочется ошибиться еще раз, раздумывая над термином, объединяющим ключевые особенности трех фундаментальных — социально-политического, хозяйственного и духовно-интеллектуального атрибутов общества любой, в том числе и той эпохи. И вот какое соображение приходит мне в голову. Фактическое отсутствие личной и, тем более, частной собственности при соблюдении принципа всеобщего равенства всегда было

ответ верен, мы должны будем придти к выводу, что, в конечном счете, все дело — в человеке. Он не только анатомически скроен иначе, нежели приматы, но и психологически структурирован иначе, чем они. Однако животные тоже ленивы. Львы, например, спят по двадцать часов в сутки. Таким образом, получается, что переход к земледелию явился следствием лени (присущей человеку, как черты характера, определяющей его поведение), помноженной на его всеядность, сообразительность, умение изготавливать орудия охоты и труда и главное — готовность к переменам! Этот переход совершился, прежде всего, у тех групп Homo, у которых последняя психическая особенность была выражена особенно резко — это, во-первых, и которые, во-вторых, проживали в особо благоприятных для земледелия средах.

Но что последовало за исходом из коммунистического рая? Прежде единый, в смысле эволюции, путь человечества разошелся по разным направлениям. Одни нашли себя в качестве селян-земледельцев, другие стали прикрепленными к земле скотоводами (подобно нилотам), третьи — скотоводами-кочевниками (подобно скифам и гуннам), четвертые не изменили традиционному образу жизни (подобно австралийским аборигенам и бушменам). Причем в каждом случае на тот или иной шаг толкали человека обстоятельства в одних случаях внешние — условия обитания, в других внутренние — психологические. Даже задержка в развитии происходила как из-за среды, например, крайне неблагоприятной для проживания, так и из-за приверженности обычаям. Те же бушмены и австралийцы так долго топтались на одном месте только потому, по-видимому, что им нравился их образ жизни, он их устраивал. Соответственно, и верность демократическим традициям одни сохранили до наших дней, тогда как другие давно изменили им. Первыми вынуждены были отвергнуть их земледельцы, стоило только численности и плотности проживавших в их поселениях жителей превзойти некий пороговый уровень, определяемый «эффектом группы», как выразился профессор Лоренц.

Фатальным результатом действия этого эффекта явилось снижение требований со стороны отбора к психическому типу человека. Так как исчезла необходимость каждому мужчине быть инициативным, деятельным, сообразительным, одним словом — потенциальным лидером своего крохотного сообщества, естественный отбор перестал предъявлять к нему соответствующие требования. Результат снижения интенсивности (жесткости) борьбы за выживание не замедлил сказаться. Регулярно порождаемый генетикой ординарный психический тип перестал исключаться, элиминироваться из процесса воспроизводства человеческого рода. Как следствие — он начал «находить себе место»

и умножаться, так что в процессе оседания на землю его численность поступательно возрастала. И настало время, когда масса «ординаров» далеко превзошла численность альфа-индивидов. Но, сильно проигрывая в количественном отношении, последние взяли реванш в качественном смысле. Если прежде каждый из них был генералом без армии, то теперь каждый из них обзавелся собственной армией из сотен и тысяч ординарных сородичей-земледельцев. Рождение вертикали власти состоялось: альфа-индивиды приобрели авторитет и легитимность, стали признанным элементом существования больших групп людей — уже не семейных кланов, а племен. Их задача состояла в том, чтобы поддерживать порядок в своих сообществах, с одной стороны, и с другой — защищать от чужаков территорию сообществ. Первобытная демократия должна была уступить неравенству из-за демографического натиска, разделения труда и давления неодушевленной личной собственности1iii, рожденной земледелием.

Но эта вертикаль была довольно неустойчивой и шаткой до тех пор, пока она не преобразовалась в твердо стоящую на земле иерархическую пирамиду. Многочисленные и драматические примеры, которые привел профессор Фрэзер, как раз и отражают то нервное и напряженное состояние вертикали власти, при которой между верховным правителем — ярко выраженным α-лидером и остальной массой ординарных о-индивидов отсутствовали промежуточные ступени светского и религиозного бюрократического аппарата государства. Когда, проще говоря, власть уже состоялась, а государство еще нет. Потому что власть эта принадлежала индивиду, а не системе. Ибо система, в лице аппарата государственных (царских) чиновников и оформившегося жречества с его культами, которая осуществляет неразрывную и регулярную связь вершины власти с низами, еще не вылилась в законченные формы. Потому что, еще прежде того, не возникли города — средоточие всего того служилого сословия, которое и составляет костяк государственной системы. (Легко видеть, что не то, что охотниксобиратель, но даже земледелец может существовать без государства, тогда как оно, напротив, не может существовать без земледельца). Это город, не только быстро подчинивший себе деревню, но и породивший иерархию и неравенство среди собственных жителей-горожан, произвел на свет государство, или то, что зовется цивилизацией. Мое прошлое отношение к ней вам знакомо, оно мало изменилось с тех пор. Поэтому позвольте мне на этом остановиться и дать возможность вы-

1 Самым первым видом собственности охотника-мужчины являлась женщина — см.: Гивишвили Г. В. Эволюция капитализма. Психология собственности. М.

сказаться другим лицам, — сказал Руссо, раскланиваясь и усаживаясь на место.

— Замечательно, благодарю Вас, господин Руссо, и теперь на анализе предыстории власти и государства мы, вероятно, можем поставить точку, не так ли! Основные моменты — движущие силы и сопутствовавшие условия, которые инициировали их появление, можно считать более или менее выявленными. Теперь ясно, что причин, способствовавших радикальному изменению «естественного» (как выражается господин Руссо), образа жизни, было как минимум пять: три «внутренние» — разум, психология и трудовые навыки, и две «внешние» — среда и демография. Таким образом, у нас появилась возможность идти дальше, заняться исследованием того, что представляли собой самые первые формы власти и государства, их первоначальные стандарты, — сказал Черчилль.