Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Givishvili_G_V_Ot_tiranii_k_demokratii_Evolyutsia_politicheskikh_institutov

.pdf
Скачиваний:
2
Добавлен:
06.04.2020
Размер:
3.06 Mб
Скачать

4.2. Иван Грозный из семейства Рюриковичей

203

 

 

война с Ливонией шла на лад, они во всем соглашались со мной. Стоило моим войскам столкнуться с тяготами, они немедля восстали против меня. Курбский даже бежал в Литву, чтобы оттуда творить свои Иудины дела, сеять заговоры против меня. Туда же бежали многие его зловредные единомышленники. Назревала смута. Ее следовало пресечь в корне. Опричнина и была моим судом над разбойниками и ворами.

Среди современных историков существует подозрение, что истинной причиной ее введения явилось Ваше желание последовать примеру Вашего деда Ивана III и отобрать у бояр и знати земли, благодаря которым они приобрели некоторую степень свободы, относительную независимость от царской власти, — продолжал допытываться Черчилль.

Истинно говорится — Адашев с Сильвестром раздавали вотчины и села, которые по Уложению Ивана III воспрещалось раздавать, а напротив, надлежало забирать в казну. Но если бы через те противоправные пожалования знать не исполнилась гордыни, и не стала бы мне перечить, то не было бы и нужды ее взнуздывать. Своеволие есть преступление, которое следует гасить, а не судиться с преступниками. До сих пор русские властители ни перед кем не отчитывались, но вольны были, как жаловать, так и казнить своих подданных. Царь страшен не для благих, а для злых, то есть ослушников и перечащих ему. Хочешь не бояться власти — так делай добро. А если делаешь зло

бойся. Ибо царь не напрасно носит меч — для устрашения непокорных злодеев и ободрения послушных и добродетельных. А жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были и казнить без разбору, что низкий люд, что знать.

А чем именно прогневил Вас Курбский? За что попал он к Вам в немилость?

Курбский бежал не от смерти, а ради славы в этой кратковременной и скоротекущей жизни и богатства ради. Если бы он был праведен и благочестив, то не должен был бояться безвинно погибнуть, ибо то была бы не смерть, а дар благой. Он согрешил тем, что презрел слова апостола Павла, который сказал: «Всякая душа да повинуется владыке, власть имеющему; нет власти кроме как от бога: тот, кто противится власти, противится божьему повелению». А ведь сказано это обо всякой власти, даже о власти, добытой кровью и войнами. И еще тот же апостол Павел сказал (а Курбский этим словам не внял): «Рабы, слушайтесь своих господ, работая на них не только на глазах, как человекоугодники, но как слуги бога, повинуйтесь не только добрым, но и злым, не только за страх, но и за совесть». На это уж воля господня,

204

Глава 4. Вариации на заданную тему

 

 

если придется пострадать, творя добро. Если бы Курбский был праведен и благочестив, почему не пожелал от меня, строптивого владыки, пострадать и заслужить венец вечной жизни?

Если мой вопрос не покажется Вам чересчур интимным, ответьте, пожалуйста, Вы встречались с ним в этом мире? — спросил Черчилль.

Он избегает встречаться со мной, изменник, — отвечал

Иван IV.

Историки утверждают, что спровоцированный Вами террор был вызван не столько необходимостью предупредить заговор, сколько Вашим желанием устрашить и деморализовать своих тайных и явных недругов, — неожиданно горячо ввязался в разговор Алексеев. — Даже если князь Борис Телепнев был виновен перед Вами, и заслужил того, чтобы сидеть на колу живым 15 часов, то спрашивается, что худого сделала Вам его мать, которую Ваши опричники насиловали на глазах страдальца? Допустим, казначей Фуников действительно провинился перед Вами, и заслужил, чтобы его попеременно обливали холодной и горячей водой, чтобы с него слезала кожа, как с угря. Но в каком заговоре могла участвовать его жена, которую Ваши опричники раздели, посадили на веревку, привязанную концами к двум противоположным стенам, и долго таскали ее взад и вперед, от одной стены до другой, распиливая ее пополам? Для чего было нужно пригвоздить к голове французского посла шляпу, которую он по неосторожности не снял перед Вами? В чем провинились перед Вами женщины, которых Вы, обуреваемые похотью, хватали в их домах и, отвозив во дворец, со своим другом Басмановым и другими надругивались над пленницами? А, изнасиловав их и задушив, развозили трупы по домам, причем вешали их над столами, за которыми мужья и родственники несчастных обедали. Какую опасность представляли для Вас девушки из немецкой слободы, которую Вы вздумали разгромить? За какие прегрешения Ваши палачи вытаскивали их за волосы на мороз, обнажали, зверски били кнутом, насиловали и умерщвляли? Да Вы и сами принимали участие в их избиении, собственноручно прокалывая жертвы своим охотничьим копьем. В чем состоял политический смысл забавы Ваших товарищей Скуратова и Басманова, которые потехи ради раздевали крестьянских девушек, заставляли их гоняться за курами и состязались

вметкости, пронзая их на бегу стрелами?

Какая необходимость заставляла Вас, наблюдая за казнями, часто самим заменять палачей? А, пребывая в мрачном настроении находить удовольствие в том, чтобы, отправившись в темницу, лично пытать ка- кого-нибудь преступника? Не кажется ли Вам, что методы расправы с

4.2. Иван Грозный из семейства Рюриковичей

205

 

 

несогласными отнюдь не диктовались необходимостью самозащиты, и

всвоей жестокости Вы далеко превзошли все мыслимые пределы? Ведь даже потехи Ваши отличались садистским изуверством. Выпускать на мирную толпу громадных медведей, и хохотать при виде того, как несчастные в ужасе разбегались, преследуемые разъяренными зверьми, — неужели это действительно было смешно? Если Вы добивались того, чтобы привить стране равнодушие к страданиям, Вы добились своего. Расправляясь с малочисленными противниками из верхов совершенно бесчеловечным и бессмысленным образом, ни в грош не ставя человеческую жизнь, Вы приучили все общество воспринимать необузданный террор как неизбежный фактор государственного управления.

Мои недоброжелатели много клеветали на меня, преувеличивая количество неизбежных жертв восстановления среди народа и вельмож уважения к власти, — глухо проговорил Иван IV, не глядя на своего оппонента. — Они твердят о допущенных зверствах и разгуле варварства, о десятках тысяч убиенных во времена опричнины. Тогда как на самом деле их было всего три–четыре тысячи. Из них дворян менее одной тысячи. И длилась опричнина менее семи лет: с 1564 по 1570 гг. А во Франции в то же самое время всего за две недели «Варфоломеевской ночи» избиению подверглось разом 30 тысяч гугенотов. Так кто истинный варвар и грешник, Карл IX, или я? В десятикратно меньших по численности населения, в сравнении с Россией, маленьких Нидерландах суды императора Карла V казнили около 100 тысяч еретиков. Так кто больший грешник, он или я? Не в одной России, но большей частью именно в Европе употреблялись такие казни как обезглавливание и виселица, крест и костер, захоронение заживо и четвертование, колесование и сдирание кожи, сажание на кол и дыбы, сварение в кипятке и удушение. А сколько миллионов немцев сложило свои головы

вТридцатилетней войне из-за отсутствия в Германии единоправия и уважения власти, и вовсе не счесть. Какие же могут быть сомнения, что если этого спасительного уважения нет, следует внушить страх. Он уйдет — его заменит привычка. Повиновение, слепая, без раздумий покорность государю — необходимая основа бытия государства и залог недопущения в нем смуты.

Это Ваше мнение, и его разделяют, насколько мне известно, многие правители и даже философы, — заметил Черчилль.

Это не только мое мнение, ибо в Евангелии сказано: «Отдавайте кесарю кесарево, а Божие Богу». А апостол Павел говорит, что даже: «рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести». Подданные же для государя — все рабы и хо-

206

Глава 4. Вариации на заданную тему

 

 

лопы, с которыми мы вольны были делать все, что заблагорассудится,

сказал Иван IV, вскидывая голову и оглядывая присутствующих горящими глазами. Затем, показывая, что прерывает оскорбительные для его гордости словопрения, он развернулся и стал удаляться, тяжело ступая.

Самодержец и самодур — от одного корня, — проговорил Алексеев как бы про себя, но так, что присутствующие покосились на него. Слова эти если и долетели до слуха Ивана IV, то он себя никак не выдал.

Сталин же, выждав пока венценосец покинет словесное ристалище, и неодобрительно покачав головой, заметил. — Не судите о том, чего не понимаете. Не было бы самодержавия, не было бы и России. А может быть, и Вас бы сейчас с нами не было. Препятствовать сепаратизму и удерживать в повиновении земли, обширностью своей равные и даже превосходящие всю западную Европу во времена крайне слабой развитости экономических связей и инфраструктуры иначе, чем политическими средствами было невозможно. А самое надежное из политических средств для данных целей было и остается жесткая вертикаль власти, или попросту говоря, единовластие.

Я же, со своей стороны, стыжусь того, что на историческое прошлое России наложили отпечаток рабство и самодержавие — худшие из пороков, присущих Западу, с одной стороны, и Востоку — с другой, — настаивал на своем Алексеев.

Совершенно напрасно, — возразил Геродот. — У каждой нации своя история, не заслуживающая ни осуждения, ни восхищения. Ибо нет нации, в особенности нации, сыгравшей заметную роль в мировой истории, чей путь к настоящему не был бы обагрен кровью безвинных, и не омрачен тем, что сегодня толкуется как насилие, злодеяния, террор. Нет, в особенности, великой нации, чье становление совершалось бы в «белых перчатках», не запятнанных грязью всевозможных преступлений перед человечностью. Поскольку вчерашние представления о праве, справедливости, законности и милосердии отличаются от сегодняшних, как мышление ребенка от мышления взрослого человека. Следовательно, оценивать прошлое с точки зрения нравственности пристало не историку, а баснописцу-моралисту. С другой стороны, ограничивающий свой труд разбором того, что и как произошло, заслуживает звания хроникера-летописца. Долг истинного историка состоит не в том, чтобы выносить приговор прошлому, а в том, чтобы понять

почему оно сложилось так, а не иначе, что стояло за ним, что было причиной происшедшему.

4.2. Иван Грозный из семейства Рюриковичей

207

 

 

Аристотель, сделав примирительный жест в сторону Геродота и Алексеева, сказал, обращаясь к Черчиллю. — Если не все, то многое в истории повторяется. Только что мы познакомились со средневековым образцом позднего античного тирана. Его откровения навели меня на соображения, которыми я хотел бы поделиться с Вами. Они касаются законов, которыми руководствуются те или иные общества и государства. Идеальный закон — тот, который принят свободным от безотчетных позывов разумом. Но на свете нет ничего идеального. В частности, законы. Ведь они создаются в соответствии с объективными и субъективными факторами: с установившимися обычаями или новыми обстоятельствами данного места и времени, с одной стороны, и с другой — особенностями темперамента, нрава и мышления правителей, устанавливающих эти законы. Их взаимное влияние приводит к большому разнообразию характера законов, к тому, что они бывают как крайне суровыми, так и весьма щадящими. Так, законы Хаммурапи, Драконта, Чингисхана, инков признаются чрезвычайно жестокими, тогда как законы Солона, по всеобщему мнению, гораздо гуманнее.

Тем не менее, как показывает опыт, эффект действия как тех, так и других зависит не столько от степени их мягкости или жесткости, сколько от того, насколько последовательно и строго правители следуют уже существующим или вводимым ими законам. Утверждать закон, не будучи твердо уверенным в его неукоснительном исполнении, значит дискредитировать не только закон, но и самого себя. И, ко всему прочему, давать повод не считаться ни с собой, ни с законом. Что для покоя и благополучия государства нет ничего опаснее. Там, где отсутствует власть закона, нет и государственного устройства. Закон должен властвовать над всеми. Чингисхан и инки имели основание утверждать, что в их империях крайне редко совершались преступления лишь благодаря тому, что их законы карали и миловали всех подданных в полном соответствии с буквой закона, не позволяя никому, сколь бы знатен он ни был, уклоняться от его возмездия. Их правосудие действовало, не взирая на лица, не избирательно. Перед ним все были в одинаковом положении, а вердикт об их невинности или виновности принимало непредвзятое рассмотрение дела, возбужденного в связи с составом данного преступления. Его не лишали силы привнесением в него соображений личной симпатии или неприязни, выгоды или неуместного сочувствия. Оно торжествовало в полной мере, если можно так выразиться.

Иван IV явил собой худший вид правителя, поддающегося необузданным страстям и чувству мести, и забывающего об обязанности государя быть беспристрастным в отношении ко всем своим подданным.

208

Глава 4. Вариации на заданную тему

 

 

В этом смысле он напоминает императоров-садистов Нерона и Калигулу. Трудно спорить с тем, что утверждение единовластия всегда и всюду встречалось с ожесточенным сопротивлением сил, которых можно назвать одним словом — сепаратистскими. Цинь Шихуанди сократил свою жизнь, и прославился своими чрезвычайными мерами, подавляя их. Но главный вопрос в том, как эта борьба, часто выливающаяся в террор, отражается в сознании подданных. Одно дело, если они осознают, что он направлен против идеи сепаратизма, которую стремятся реализовать определенные лица, заслуживающие преследования и наказания. И другое дело — когда удар направлен не только непосредственно в виновных, но и ко многим, совершенно очевидно не причастным к преступлению. Когда удары сыплются безадресно, сумбурно, вслепую, побуждаемые маниакальным, недостойным правителя чувством безотчетного страха и извращенной жестокости, это деморализует и дезориентирует общество. Это оставляет в его коллективном сознании, как выразился бы уважаемый Дюркгейм, глубокую, долго не заживающую травму. Общество делается бесчувственным к страданиям как таковым, лишается понятия достоинства и чести, его воля к достижению справедливости парализуется. Что развращает власть и подданных в равной мере. Ибо если конечной целью всех наук и искусств является благо, то высшим государственным благом является справедливость, то есть то, что служит общей пользе. Будь строг, но справедлив, и тебя поймут, строгость примут. Действия Карла IX и Карла V всем были понятны: они пресекали протестантскую ересь. Вот в чем их отличие от Ивана IV. В свою очередь, Хаммурапи, чтобы никто не мог усомниться в его беспристрастности, даже высек свои законы в камне, для всеобщего ознакомления с ними.

— Обычаи цивилизованного варварства, если можно так выразиться, порожденные эпохой Ивана Грозного, надолго завладели генетической памятью русских правителей, — дополнил его слова Алексеев. — В эпоху Петра Великого страшная дикость нравов, полное равнодушие, если не страсть к различным истязаниям и к мучительствам достигли на Руси самого пышного расцвета. Так, монарх собственноручно казнил 80 стрельцов, заставив боярина Плетнева держать при этом преступников за волосы. Более того, он достиг, можно сказать, виртуозности в «искусстве» издевательства над своими подданными. Не совершившему никакого преступления сановнику, не терпевшему, однако, уксуса, он приказал однажды влить в рот целый флакон этой жидкости. Питавшие отвращение и страх перед покойниками должны были, по его приказу, ходить в анатомический театр и разрывать зубами мускулы трупов. При Анне Иоанновне страх разлился по всей Рос-

4.2. Иван Грозный из семейства Рюриковичей

209

 

 

сии. Ложась спать вечером, нельзя было поручиться за себя, что не будешь к утру в цепях, хотя бы не знал за собой никакой вины. Человек не сделал никакого преступления. Вдруг его схватывают, заковывают в кандалы и везут в Москву, в Петербург, неизвестно куда. За что? Когдато, года два назад он разговаривал с каким-то подозрительным человеком. О чем они разговаривали, вот из-за чего вся тревога, страхи, пытки. Только к середине XIX столетия были отменены пытки и публичные наказания для «слабосильных». Только в 1863 г., были отменены безобразные экзекуции средних сословий на площадях. Крестьяне же подвергались телесным наказаниям — поркам, битью батогами и шпицрутенами вплоть до 1904 г., то есть долго еще после отмены крепостного права.

А что — церковь? — спросите вы. Церковь не молчала. Она публично заявляла, что … умывает руки в вопросе об унизительных для любого человека телесных наказаниях. В частности, митрополит Филарет утверждал, что «вопрос об употреблении или неупотреблении телесных наказаний в государстве, стоит в стороне от христианства. Если государство может отказаться от сего рода наказания, христианство одобрит сию кротость. Если государство найдет неизбежным, в некоторых случаях, употребить телесные наказания: христианство не осудит сей строгости».

Ну, а как народ воспринимал это глумление над собой? Большинство смирилось и свыклось, а со временем стало воспринимать его как неизбежное зло, связанное с существованием государства. Некоторые даже находили в насилии последнего над личностью возможность доказывать свои верноподданнические чувства. Как раз в эпоху правления Ивана Грозного развился у нас особый вид государственных преступлений под названием «слова и дела Государева». Каждый, услышавший невежливое слово про царя или его ближних, обязан был под страхом смерти доносить «по инстанции». Он кричал «слово и дело». Его немедленно вели в застенок к допросу. Тех, на кого он указывал, хватали и пытали. Когда раздавались эти страшные слова на улицах, площадях или других общественных местах, все поспешно разбегались. С XVII в. Уложением Алексея Михайловича, отца Петра Великого, обычай хватать тех, кто упоминался в связи со «словом и делом», получил узаконение. Только в 1762 г. был отменен этот ужасный закон, был положен конец бесконечным наушничествам. Прекратился источник самых чудовищных пыток и истязаний подчас невинных людей. Но вошедшие во вкус доносительства фискалы-любители ни за что не хотели мириться с указом, отменяющим эту практику. Ведь эти «стукачи», как их прозвали уже в веке ХХ-м, чувствовали себя настоящими

210

Глава 4. Вариации на заданную тему

 

 

патриотами, стоявшими на страже государственных интересов, и были оскорблены до глубины души из-за того, что в их услугах более не нуждаются. Вот какой ценой, а именно, насилием над целой нацией и порчей народных нравов досталось царской России ее могущество. Такова была оборотная сторона медали принесения в жертву целому (государству) блага его частей — его граждан. Вот чем обернулось выстраивание вертикали власти за счет развития гражданского общества, общественного благосостояния и морали.

Да, нельзя не признать, что российский пример осуществления идеи самодержавия крайне противоречив и весьма поучителен. С одной стороны — внешний показной блеск и огромная мощь государства

вцелом. С другой — унизительное положение народной массы, доходящее до впадения его в состояние самоуничижения и духовного мазохизма, — заметил Черчилль.

Противоречивость эта еще больше усилилась и достигла степени невыносимости во времена правления Романовых. Они превратили Россию в помпезный дворец для избранных, с гигантским подземельем для большинства нации — подхватил его мысль Алексеев. — Но в отношении того, что народ всегда безмолвствовал, это не вполне верно. Время от времени он взрывался бунтами Болотникова, Разина, Пугачева, бунтами бессмысленными и поэтому, к сожалению, страшными, как выразился наш Пушкин. Впрочем, все это дело прошлого. Как скажется на дальнейшем пути развития страны нравственное состояние ее граждан, вот в чем центральный вопрос, что волнует меня особо, — возразил Алексеев.

Действительно, вопрос этот важен, как для самой России, так и для ее соседей. Но, так или иначе, мы должны двигаться дальше. И, мне кажется, представляет интерес рассмотреть западную альтернативу восточному рукаву норманнского потока, хлынувшего на Европу со Скандинавии в VIII–IX вв. Лучшей кандидатуры на роль образца, соединившего в себе черты одновременно варвара-викинга и цивилизованного сеньора, чем Ричард Львиное Сердце, нам не найти. Давайте же поприветствуем человека, которому было дано многое, но который, к сожалению, успел совершить немногое. Почему — вот это и предстоит нам выяснить, — сказал Черчилль, приглашая прославленного короля-рыцаря предстать перед присутствующими.

4.3.Ричард Львиное Сердце — король Англии

4.3. Ричард Львиное Сердце — король Англии

211

 

 

Ваше величество, не соблаговолите ли Вы поведать нам как Вы оцениваете годы Вашего правления и в чем состоит, на Ваш взгляд, долг монарха? — обратился Черчилль к атлетического вида рыжеволосому, рослому красавцу, в котором явственно угадывалась порода древнего норманна, унаследованная им от прапрадеда Вильгельма Завоевателя.

Наградив Черчилля снисходительно покровительственной улыбкой, Ричард II отвечал. — Не понимаю, что интересного Вы надеетесь услышать из моих уст. Ведь историки единодушно порицают меня, считая мою особу никуда не годным государем, ничего не понявшим в смысле тех движений, которые изменили лик Англии и всей Европы вскоре после моего правления.

В самом деле, у Вас было немало шансов изменить ход истории, например, предотвратив распад Анжуйской державы, которая могла бы объединить Англию, Францию, Шотландию и Ирландию в единую сверхдержаву с единой нацией, — подтвердил его слова Черчилль.

Ход истории не дано изменить никому, если она сама этого не пожелает. Самое большее, на что способен человек, так это временно и не намного отклонить ее курс, — усмехнулся Ричард II.

Вы верите в провидéние?

Я верю в судьбу. У англичан и французов слишком разные представления о ценностях жизни, чтобы что-либо заставило их слиться в единую нацию.

Тем не менее, этот синтез был вполне мыслим. Ведь сменив в 32 года на английском троне своего отца Генриха II, вы владели еще и тремя четвертями Франции: герцогствами Нормандским и Аквитанским, графствами Анжу, Турень и Мэн. Ко всему прочему Вы состояли

вродстве с шотландским королевским семейством. Вам оставалось, в сущности, завладеть последней четвертью Франции и…, — тут Черчилль сделал паузу.

Продолжайте. Объяснитесь, что Вы имеете в виду, — насупившись, спросил Ричард II.

То, что для пользы обоих народов, для пользы всей Европы было бы лучше, чтобы они были менее разъединены, — поспешил развить свою мысль Черчилль.

Ради этого двусмысленного сближения мне пришлось бы выступить против Филиппа, короля Франции. Сударь, Вы, очевидно, забыли, что я в свое время принес ему ленную присягу, что он был верховным сюзереном моих французских владений. Следовательно, мой вызов был бы расценен не иначе, как вероломство. Но известно ли

212

Глава 4. Вариации на заданную тему

 

 

Вам, что я никогда не изменял своему слову и принятым на себя обязательствам? — чуть ли не с раздражением сказал Ричард II.

Есть формальности традиций, есть насущные интересы народов и государств. Вы пренебрегли ими ради следования своим личным представлениям о рыцарской чести, которых в данном случае можно было толковать как предрассудки, — не отступал Черчилль.

Каждому свое — уклончиво ответил Ричард II. — Тем боле, что повторюсь: между англичанами и французами никогда не было близости, не говоря уж о сердечном согласии.

Его не было как раз в силу того, что ему препятствовали слишком частые политические разногласия и распри между их правителями.

Так судьбе было угодно.

Долг правителей противиться судьбе, когда она ведет их по неверной и опасной стезе, — возразил Черчилль.

Я не делал ничего, что могло бы повредить англо-французским связям, — сказал Ричард II.

К сожалению, Вы вообще мало, что предпринимали для них и порознь и вместе. Я даже готов высказать предположение, что Ваша бездеятельность в вопросах укрепления устоев государства в определенной степени способствовала ослаблению и охлаждению их взаимных связей, что в дальнейшем привело к Столетней войне. Но, как ни парадоксально, даже в ее ходе великий альянс мог состояться. Ибо французское рыцарство, понесшее многочисленные потери в этой войне, пало духом и одичало. Жители городов заботились только о себе, и им было мало дела до судьбы целой страны. Оттого многие города охотно подчинялись Англии, лишь бы только соблюдены были их выгоды. Духовенство же явно становилось на ее сторону. Лишь немногие из французских архиепископов хранили верность Карлу VII. То есть даже в условиях войны общественное мнение Франции склонялось к признанию желательности единства с Англией, знать которой — потомки воинства Вильгельма Завоевателя чувствовали себя не менее французами, чем англичанами. И если бы Ваше величество в свое время больше внимания уделяли не безумной затее Крестового похода,

акультурно-политическому и экономическому сближению различных частей своих владений, противоречия между ними могли быть улажены мирным путем, и современная карта Европы имела бы совершенно другой вид, — заметил Черчилль.

И что же воспрепятствовало такому заманчивому повороту событий? Какой-то пустяк — всего лишь одна крестьянская девчонка — Орлеанская Дева, — не без ехидства возразил Ричард.