Givishvili_G_V_Ot_tiranii_k_demokratii_Evolyutsia_politicheskikh_institutov
.pdf6.1. Первые шаги |
303 |
|
|
законодатели их времени, и предъявляли к обществу такие высокие требования, от выполнения которых в других частях света оно пока еще уклонялось.
Я делаю особый акцент на Новой Англии, составившей ядро будущего государства, где эти принципы республиканского управления и внешние формы политической свободы получили наибольшее развитие. Но не могу не признать, что в той или иной степени они были известны во всех колониях, в том числе и Южных, с момента их зарождения.
Итак, каков же был характер зарождавшейся англо-американской цивилизации? В нем удалось каким-то образом соединить казалось бы несоединимое: приверженность религии и дух свободы. Основатели Новой Англии были ревностными секстантами и одновременно восторженными новаторами. С одной стороны, их сдерживали оковы определенных религиозных верований, а с другой — они были совершенно свободны от каких-либо политических предрассудков. В мире их нравственности все было упорядочено, согласовано и решено заранее. В мире же политики все находилось в постоянном движении, все оспаривалось, проверялось опытом. Отсюда и появились две противоположные на первый взгляд тенденции, отпечаток которых можно заметить как в нравах общества, так и в его законах. С одной стороны, первые американцы были страстными идеалистами, способными приносить в жертву религиозным убеждениям своих друзей, свою семью и свою родину. С другой — практически с той же одержимостью они стремились к удовлетворению материальных интересов, ища счастья на том свете и одновременно благополучия и свободы на этом. Религия видела в гражданской свободе благородное выражение человеческих способностей, а в политическом мире — поле деятельности, предоставленное человеческому разуму Создателем. Свобода же видела в религии свою союзницу в борьбе и победах, блюстительницу нравственности, а саму нравственность считала гарантией законности и залогом своего существования. Как раз это сочетание на первый взгляд не сочетаемого явилось «внутренней» причиной, способствовавшей рождению США.
Другая, «внешняя» причина состояла в отношениях с Англией и другими европейскими монархиями. Английское правительство, довольное тем, что бациллы беспорядков и новых революций удалялись от него на значительное расстояние, поначалу хладнокровно взирало на многочисленный исход носителей этих бацилл из Старого Света. Но так как новообразованные колонии с течением времени приобретали все большую экономическую самостоятельность, они стали тяготиться
304 |
Глава 6. Рождение и эволюция США |
|
|
своим колониальным статусом. Тем более, что английский парламент и король всячески усиливали их притеснение. Список претензий к короне практически всех колоний, Северных и Южных представил Томас Джефферсон в своей знаменитой «Декларации независимости». В ней говорилось, в том числе, следующее. «Он, король Англии, отказывался утверждать законы, в высшей степени полезные и необходимые для общего блага. Он старался препятствовать заселению этих штатов. Он прислал сюда толпы своих чиновников, разоряющих народ, и высасывающих из него все соки. Он утвердил акты, направленные на прекращение нашей торговли со всеми частями света и обложил нас налогами без нашего согласия. Он отказался от управления нами, лишив нас своего покровительства и объявив нам войну. Он грабил на море, опустошал наши берега, сжигал наши города и убивал наших граждан».
Политика Англии угрожала всем без исключения североамериканским колониям. Это принуждало их сплачиваться для защиты своих интересов, даже вопреки существенным различиям между Северными и Южными колониями. Так возникло политическое единство будущих США. Когда же война между Англией и колонистами, к которой неотвратимо шло дело, наконец, разразилась, последние поначалу оказались в крайне стесненных обстоятельствах. Однако они нашли выход из положения, заключив союз с соперниками Англии на континенте — Францией и Испанией. Франция не только признала независимость США и заключила с ними союз, но и послала им в помощь войска, военные корабли и оружие. Французские и испанские флоты стали повсюду нападать на английские торговые корабли, сковывая силы Англии. Так молодая республика использовала для своей защиты противоречия между старыми колониальными державами. А так как, с другой стороны, в Новом свете ей никто не угрожал, ей не было нужды содержать многочисленную, обременительную для казны армию. Вот, по-видимому, каков может быть ответ на первый, поставленный нами вопрос о том, что способствовало рождению США.
Теперь мы перейдем к рассмотрению того, в какой форме оно состоялось. Говоря о политических законах этого государства, следует непременно начать с концепции народовластия. Воля народа есть, пожалуй, один из тех лозунгов, которым интриганы и деспоты всех времен и народов наиболее злоупотребляли. Одни считали, что эта воля выражается одобрением, исходящим от продажных приспешников авторитарной власти. Другие видели ее в голосах заинтересованного или боязливого меньшинства. Некоторые даже находили, что воля народа наиболее полно проявляется в его молчании и что из самого факта его
6.1. Первые шаги |
305 |
|
|
повиновения рождается их право повелевать. В Америке, в отличие от других стран, принцип народовластия претворяется в жизнь открыто и плодотворно. Он признается обычаями страны, провозглашается в ее законах, он свободно эволюционирует и беспрепятственно достигает своих конечных целей. Им руководствовались колонии Новой Англии с момента их появления. Меж тем в то время было еще очень далеко до того, чтобы этот принцип стал доминирующим в управлении страной, как это имело место во время моего визита в США. Существенное внешнее препятствие сдерживало его всеохватное поступательное развитие.
Принцип народовластия не мог открыто проявляться в законах, так как колонии продолжали формально подчиняться монархической метрополии, и его вынуждены были скрывать, провозглашая, главным образом, в общинах, где он тайно таким путем развивался. Но вспыхнула Американская революция. И принцип вышел за пределы общины
ираспространился на сферу деятельности правительства. Все классы пошли на уступки ради его торжества. Даже высшие сословия подчинились ему безропотно и без сопротивления, чтобы не возбуждать против себя народного гнева. Напротив, они сами ускорили торжество нового строя. И — странное дело! — демократический порыв всего неудержимее проявлялся в тех штатах, где аристократия пустила наиболее глубокие корни. Штат Мэриленд, основанный в свое время знатными дворянами, первый провозгласил всеобщее избирательное право
иввел в систему управления штатом демократические формы (поправки к конституции штата, сделанные в 1801 и 1809 гг.). Так принцип стал, наконец, законом законов. Причем постепенно, в зависимости от обстоятельств он начал проявляться, главным образом, в двух формах. То народ в полном составе, как это было в Афинах, сам устанавливает законы, осуществляя принцип прямой демократии. То депутаты, избранные на основе всеобщего избирательного права, представляют этот народ и действуют от его имени и под его непосредственным контролем, осуществляя принцип представительной демократии. И в том
ив другом случае власть исходит исключительно от народа. Последний участвует в составлении законов, выбирая законодателей. Участвует он и в претворении этих законов в жизнь — путем избрания представителей исполнительной власти. Одним словом, он начало и конец всему сущему, все исходит от него и все возвращается к нему. Так было, по крайней мере, во время моего визита в Соединенные Штаты.
Но данное обстоятельство чрезвычайно усложнило политическое устройство Штатов. В этой стране, полагаю, и сегодня одновременно существуют два разных общества, которые, если можно так выразить-
306 |
Глава 6. Рождение и эволюция США |
|
|
ся, втиснуты одно в другое. И мы видим здесь два рода правительств: одно из них обеспечивает интересы штатов, другое (федеральное) — интересы всей страны. Великие политические принципы, лежащие в основе системы управления современной Америки, зародились и получили свое развитие в рамках штатов. Все они обладают некоей общностью характеристик. Их политическая и административная жизнь сосредоточена в трех основных центрах деятельности, которые можно было бы сравнить с различными центрами нервной системы, управляющими органами человеческого тела. На первом уровне находится община, далее — округ и, наконец, штат.
Я не случайно поставил на первое место общину. Ибо именно в ней заключена сила свободных народов. Общинные институты играют для установления демократии ту же роль, что и начальные школы для науки. Они открывают народу путь к свободе и учат его пользоваться этой свободой, наслаждаясь ее мирным характером. Без общинных институтов нация может сформировать свободное правительство, однако истинного духа свобод она так и не приобретет. Скоропреходящие страсти, минутные интересы, случайные обстоятельства могут создать лишь видимость независимости. Однако деспотизм, загнанный внутрь общественного организма, рано или поздно вновь появится на поверхности.
Независимость общины логически вытекает из самого принципа народовластия, так как он предполагает, что каждый человек обладает равной долей этой власти, и каждый в одинаковой степени участвует в управлении государством. Но каким образом всеобщее равенство прав может принуждать каждого подчиняться обществу, и где находятся естественные границы подобного повиновения? Гражданин подчиняется обществу совсем не потому, что менее других способен управлять государственными делами, и не потому, что менее других способен управлять самим собой. Он повинуется обществу потому, что признает для себя полезным союз с себе подобными, и понимает, что данный союз не может существовать без власти, поддерживающей порядок. Таким образом, во всем том, что касается взаимных обязанностей граждан по отношению друг к другу, он оказывается в положении подчиненного. Однако во всем том, что касается лишь его самого, он остается полновластным хозяином: он свободен и обязан отчитываться в своих действиях только лишь перед Богом. Отсюда вытекает правило, что каждый человек есть лучший и единственный судья в том, что касается его собственных интересов, и что общество только тогда имеет право направлять его действия, когда этими действиями он может нанести обществу ущерб, или же в том случае, когда общество
6.1. Первые шаги |
307 |
|
|
вынуждено прибегнуть к помощи этого человека. В Соединенных Штатах данная концепция принята повсеместно. При этом следует иметь в виду, что с момента своего образования каждая из данных общин являла собой независимую нацию. Но в дальнейшем они попали в подчиненное положение, добровольно уступив часть своей независимости штатам. Эта уступка происходила в тех случаях, когда речь шла об общественном интересе, то есть когда дело касалось не только ее самой, но также и других общин. Во всем же, что относится непосредственно к самой общине, она по-прежнему остается независимой единицей, и среди американцев вряд ли найдется хотя бы один, кто признал бы за правительством штата право вмешиваться в управление сугубо общинными делами.
Общине присуща одна слабость: ее независимость чрезвычайно подвержена вмешательству властей, заинтересованных в максимальной централизации, отказе граждан от собственной воли и полном их подчинении во всем и всегда. Сторонники централизации в монархической Европе утверждали, что правительство способно лучше управлять общинами, нежели они могли бы делать это сами. Это возможно и было верно, когда представители центральной власти являлись людьми просвещенными, а жители общин — необразованны; когда центральная власть была деятельной, а граждане инертны; когда правительство привыкло повелевать, а народ — повиноваться. Признаюсь, однако, что весьма трудно точно указать тот способ, с помощью которого можно пробудить спящий народ, вызвать у него те или иные желания, и дать ему знания, которых он был лишен. Как убедить людей в том, что они сами должны заниматься собственными делами? Глядя на то, что происходит даже в современной Европе, а не только в остальном мире, эта задача, не стану скрывать, представляется мне, как и прежде, архисложной. (Но, с другой стороны, как можно научить массу людей пользоваться свободой в больших делах, когда они не привыкли к ней в малых?) В Соединенных Штатах, к счастью для них, народ был образован и привычен к деятельной жизни. Как же там достигался компромисс между стремлением общины к независимости, а власти — к централизации всей политической системы? Каким образом можно было заставить должностных лиц повиноваться обществу? Выход был найден в известном с античности принципе разделения власти на три независимые ветви (законодательную, исполнительную и судебную), с одной стороны, и с другой — в выборности и подотчетности обществу самих должностных лиц. Что же касается структуры высших (федеральных) органов власти, то, сформировавшись согласно конституции 1787 г., она осталась неизменной до настоящего времени, подтверждая
308 |
Глава 6. Рождение и эволюция США |
|
|
жизнеспособность принципа разделения. Эта идея оказалась столь эффективной, что ко времени моего визита в США трудно было найти человека, который бы рискнул своей честью и жизнью ради того, чтобы стать президентом Соединенных штатов. Ведь обладающий правом переизбрания президент становился всего лишь послушным инструментом в руках избравшего его большинства. В наши дни, правда, положение изменилось, и за честь стать президентом США борются со всем напряжением сил и доступных финансовых средств.
Теперь несколько слов об эволюции нравственно-правовых воззрений, господствующих в США. Поучительно в этом смысле обратиться к уголовно-гражданскому законодательству, изданному в 1650 г. в Коннектикуте. У его законодателей возникла весьма странная идея почерпнуть свои законы из Священного Писания: «Кто будет поклоняться иному Богу, кроме Господа нашего, — говорят они вначале, — будет предан смерти». Далее следовали десять или двенадцать подобных положений, целиком взятых из Второзакония, Исхода и Левита. Совершенно забыв, что в Европе они сами же защищали великие принципы религиозной свободы, предусматривали наложение денежного штрафа с целью заставить людей присутствовать на богослужении. Католические священники, которые вновь появлялись в колонии после того, как были оттуда изгнаны, приговаривались к смертной казни. Анабаптистов осуждали на изгнание, а квакеров — на телесное наказание и заключение в тюрьму для принудительных работ. Судебному преследованию подлежали даже капитаны кораблей, перевозящих квакеров в Америку. Богохульство, колдовство, прелюбодеяние, изнасилование, нанесение оскорбления своим родителям карались смертью. Леность и пьянство подвергались строгому наказанию. Трактирщики не имели права давать посетителю больше вина, нежели полагалось по закону. Не было почти ни одного греха, в том числе, например, курение табака, который бы не удавалось превратить в предмет судебного разбирательства. Вот такие строгие, если не сказать варварские, нравы царили среди пуритан. Сегодня они способны вызвать лишь недоумение, или их можно было бы принять за скверный анекдот, попытайся кто-либо возрождать их.
В то же время в южных колониях царствовало правовое неравенство. Гражданское и уголовное законодательства американцев признают всего лишь две меры пресечения: тюремное заключение или внесение залога. Согласно процедуре, ответчику вначале предлагалось внести залог, если же он отказывался, то подлежал тюремному заключению. После этого рассматривались обоснованность и тяжесть выдвинутого обвинения. Совершенно очевидно, что подобное законо-
6.1. Первые шаги |
309 |
|
|
дательство было направлено, прежде всего, против бедняка и благоприятно только лишь для богача. Эта традиция сохранилась до сего дня, но теперь трудно найти такого бедняка, который не смог бы внести залог, соразмерный выдвинутому против него обвинению.
Там же, в южных штатах процветало рабство. Гражданская война и президент Авраам Линкольн дали чернокожему населению Америки формальную свободу. Но еще не известно, когда оно смогло бы воспользоваться ее плодами, отсутствуй у него воля к обретению подлинной свободы и вдохновенный лидер масштаба Мартина Лютера Кинга, вселявший мужество в сердца своих собратьев. Иначе говоря, расовый вопрос в США разрешился также благодаря двум встречным и демократическим по духу потокам: сверху вниз в виде рук, протянутых белым большинством своим чернокожим согражданам, и снизу вверх, в
виде рук чернокожего меньшинства, готовых к борьбе за свои права. И вот закономерный итог — в наши дни именно их представитель стоит во главе целой нации.
И лишь одна проблема США еще ожидает своего решения — проблема индейских аборигенов. Она состоит в том, что они по-прежнему не желают становиться цивилизованными людьми, и решительно отказываются трудиться. Они смотрят на работу не только как на зло, но и как на бесчестье, и в борьбу с цивилизацией с одинаковым упорством вступает не только их лень, но и их гордость. У самого жалкого индейца, живущего в хижине из коры, сохраняется высокое представление о своей индивидуальной ценности. Он считает физический труд унизительным занятием и сравнивает земледельца с быком, прокладывающим борозду. В любой нашей деятельности он видит рабскую работу. Дело не в том, что он не до конца понимает, какой властью располагают белые, или недооценивает величие их ума. Однако, хотя он и восхищается результатами нашей работы, он презирает средства, с помощью которых мы их достигаем. Он ощущает влияние нашего могущества, но себя ставит все же выше нас. Охота и война являются, по его мнению, единственными занятиями, достойными мужчины. На лесных просторах Северной Америки индейцы жили убого, но не чувствовали своей неполноценности. Когда же у них возникает желание стать членами общества белых людей, они могут занять в нем лишь самую низшую ступень. Ведь они входят в общество, где властвуют знания и богатство, невежественными и нищими. Поэтому как у них, так и у цивилизации остается единственный способ слома барьеров между ними — просвещение, которое обогатит их знаниями, прокладывающими пути к процветанию, а через него — к достойному месту в американском обществе. С другой стороны, сегодня невозможно себе
310 |
Глава 6. Рождение и эволюция США |
|
|
представить повторение постыдной трагедии Вундед-Ни35, завершившей истребление последних свободных индейцев прерий.
Следует признать, расовая дискриминация, ущемление прав человека и правовое неравенство всевозможных меньшинств, религиозная и мировоззренческая нетерпимость были присущи американскому обществу в пору его юности. Ибо никому не дано полностью и быстро освобождаться от цепких объятий предрассудков своего прошлого. Но то, что эти предрассудки совершенно потеряли влияние в современных США, свидетельствует о поразительной способности американской демократии к самоочищению, совершенствованию и развитию.
—Если позволите, у меня к Вам один вопрос. Как Вы считаете, почему чернокожие, ставшие американцами помимо своей воли, оказались «хорошими» рабами, а краснокожие аборигены — «плохими», в том смысле, что первые были приучены трудиться, а вторые нет? — прервал Чайлд своим вопросом монолог Токвиля.
—Принимая во внимание Вашу теорию неолитической революции, можно думать, что именно земледелие превратило свободного охотника в раба мотыги или плуга, а далее — и человека, — был ответ.
—Совершенно верно. И закономерно то, что чем дольше земледелие является доминантным источником существования данного общества, тем легче принимают свое рабское состояние его члены, — подчеркнул Чайлд.
—Этот факт можно рассматривать как прекрасный образец того, как род занятий определяет коллективную психику человека, — заметил Юнг.
—Благодарю за комментарии. Теперь перейдем к вопросу о том, почему изучение древнегреческой и древнеримской литературы полезно для демократического общества, — продолжал Токвиль. — Коротко говоря, ответ на него таков: не существует никакой иной литературы, которая больше отвечала бы задачам обучения демократии. Она представляет собой своеобразную гигиену, благотворно воздействующую на умственную деятельность, так как обладает теми положительными качествами, которые чудесным образом могут послужить своего рода противовесом нашим конкретным недостаткам. Она удерживает нас от падения в самых опасных для нас местах. Сказанное не означает, однако, что я ставлю античную демократию выше современной. Поскольку то, что называлось «народом» в большинстве демократических рес-
35 В резне у ручья Вундед-Ни в 1890 г. кавалерийский отряд белых американцев уничтожил лагерь индейцев, не оказавший ему никакого сопротивления. Из 120 мужчин и 230 женщин и детей в живых осталось не более 50 человек.
6.1. Первые шаги |
311 |
|
|
публик античности, нисколько не напоминает народ в нашем нынешнем понимании этого слова. В Афинах все граждане принимали участие в общественных делах, однако из более, чем трехсот пятидесяти тысяч жителей города права гражданства имели только двадцать тысяч человек. Все остальные были рабами и выполняли большее число тех обязанностей, которые в наши дни возложены на народ и даже на средние классы. Таким образом, Афины с их всеобщим избирательным правом представляли собой, в конечном счете, не что иное, как аристократическую республику, в которой все благородно рожденные имели равное право на участие в управлении. Борьбу патрициев с плебеями в Риме следует рассматривать в том же свете — как внутреннюю распрю между старшими и младшими членами одного семейства. Все они и фактически и духовно принадлежали к аристократии. Следовательно, в эволюции демократии от античности до наших дней можно отчетливо видеть позитивное развитие, толкуемое как прогресс. Вот то, что показалось мне достойным упоминания из того, что я видел и над чем размышлял во время своего визита в США. И прежде, чем браться за освещение дальнейших событий истории американской демократии, я был бы рад выслушать комментарии к сказанному, — проговорил Токвиль, обращаясь к слушателям.
— Коль скоро в связи с предметом нашего обсуждения Вы упоминали мое имя, позволю себе выразить сомнение в отношении точности некоторых упомянутых Вами фактов, — последовал этому призыву Аристотель. — Прежде всего, замечу, что население Афин даже в годы правления Перикла, то есть наивысшего расцвета города, не превышало двухсот пятидесяти-трехсот тысяч. Среди них свободных граждан c семьями было 100–140 тысяч, тогда как рабов было не более 40 тысяч до Греко-персидских войн и не более 110 тысяч после их завершения. То есть до войн один раб обслуживал три семьи и одну семью — после войн. А в свете той ожесточенной междоусобной борьбы, которая велась между аристократией и олигархией, с одной стороны, средним сословием — зевгитами, с другой и свободными малоимущими — фетами, с третьей, политический строй Афин едва ли можно толковать как аристократическую республику.
Далее, Вы противоречите самому себе, когда утверждаете, будто американское законодательство было создано экспромтом, порожденным одним лишь воображением людей, вдохновленных идеей свободы. Ведь Вы сами вынуждены признать, что оно было плодом творчества самых просвещенных людей своего времени. А политическая просвещенность деятелей XVII в. означала самое близкое знакомство с трудами античных авторов, раскрывавших достоинства и недостатки
312 |
Глава 6. Рождение и эволюция США |
|
|
всех видов строя, и в первую очередь — демократического. Как Вы сами это заметили.
Далее, разрешите задать Вам один вопрос: — Знакомы ли Вы с сочинениями Вернера Зомбарта? Он, кстати, ссылался на Ваш труд.
—К своему стыду, должен признаться, что лишен этого удовольствия, — отвечал Токвиль.
—Это чувствуется. Поскольку если бы Вам были известны его соображения насчет роли протестантства в становлении первых капиталистов, Вы, я думаю, не стали бы столь опрометчиво заявлять, будто Америку создали два фактора: приверженность религии и дух свободы. Что, «с одной стороны, первые американцы были страстными идеалистами, способными приносить в жертву религиозным убеждениям своих друзей, свою семью и свою родину. С другой — практически с той же одержимостью они стремились к удовлетворению материальных интересов, ища счастья на том свете и одновременно благополучия и свободы на этом». Зомбарт приводит более, чем убедительные доказательства того, что пуритане ни в коей мере не были идеалистами, так как религиозный, а точнее — христианский идеализм относится к богатству резко отрицательно. Евангелие, католицизм и шотландские пуритане того же XVII в. буквально вопиют об этом. Следовательно, если верить Зомбарту, религиозное рвение пуритан порождено было не столько религиозным чувством, сколько одержимостью собственностью. Религия явилась для них удобной маской святости, которая оправдывала и скрывала их подлинные чувства — непреодолимое влечение к материальному благополучию с укрощенной совестью, более не бунтующей против богатства. Они подняли идеологический мятеж против Евангелия, порицающего златого тельца, прикрываясь эгидой чрезвычайной набожности. Пуританизм, таким образом, явился как бы вывернутым наизнанку христианством, или точнее — христианством, перекроенным под свободу предпринимательства и приобретательства. И приносить в жертву своих друзей, свою семью и свою родину пуритане были способны не столько из религиозных убеждений, сколько из неудержимой страсти к мамоне. «In God we trust» начертано на их долларовых банкнотах, тогда как глубоко в подсознании они признают, что эти слова следует читать как «In Business we trust». Самооправдание верой — удобный способ грешить, оставаясь убежденным в собственной непогрешимости и добродетели.
Но парадокс, который с трудом укладывается в головах очень многих людей, заключается в том, что без свободы умножения частной собственности, не существует подлинной политической свободы и демократии. Так как только материальная независимость обеспечивает