Givishvili_G_V_Ot_tiranii_k_demokratii_Evolyutsia_politicheskikh_institutov
.pdf6.1. Первые шаги |
313 |
|
|
правовую и политическую независимость каждого индивида в отдельности и общества в целом. Без этой свободы собственности все прочие свободы есть не более, чем фикция и пустой звук. Таким образом, фундамент Америки составляют не два, а лишь один фактор — дух свободы, который адаптирует к своим требованиям даже религиозные убеждения. Гегель — автор триадической концепции в данном случае вынужден был бы признать, что идеальное, то есть стремление к свободе порождает материальное — жажду собственности, которое, в свою очередь, вновь порождает идеальное — удобную для себя религиозную догму. В целом же мои замечания нисколько не влияют на общую оценку сказанного Вами, я целиком с ними солидарен, — сказал Аристотель, сдержанно улыбаясь.
—Благодарю за признание, — отвечал Токвиль.
—Вы не исполнили своего обещания осветить связи или параллели между демократиями античной и Нового времени, — заметил Геродот, обращаясь к нему.
—Может быть, Вы сочтете возможным взять на себя этот труд? У Вас, я убежден, лучше получится — спросил Токвиль.
—Если общество не возражает, попробую и я внести лепту в обсуждение данного вопроса, согласился Геродот. — Прежде всего я хотел бы обратить внимание присутствующих на то, как много сходства между двумя явлениями, отстоящими друг от друга более, чем на два тысячелетия, и разделенными не только многими тысячами километров, но и целым океаном. Я имею в виду Великую греческую колонизацию середины VIII–конца VI в. до н. э., с одной стороны, и колонизацию Северной Америки XVII–XVIII вв. н. э. Что, прежде всего, сближало их? То, что в обоих случаях колонисты, действовали мирными средствами, стремясь не к грубо насильственному порабощению аборигенов, или завоеванию их богатств, а к занятию неосвоенных земель, на которых они могли бы основывать свои колонии и заниматься земледелием. При этом они считали, что имеют моральное право на отчуждение этих земель. Ибо, по их мнению, земля принадлежит тому, кто ее обрабатывает, а не тому, кто ею пользуется. Следовательно, на их взгляд не существовало никаких препятствий к тому, чтобы занимать пустующие земли, либо территории, используемые для охоты. Одним словом, те и другие осуществляли культурную, а не военную экспансию.
Далее, все колонисты — и греки, и американцы желали одного — собственным трудом свободно устраивать свое благополучие и умножать свое благосостояние. Правда, американцы-южане вскоре нашли для себя удобным пользоваться трудом черных рабов, греки же, вкусив
314 |
Глава 6. Рождение и эволюция США |
|
|
«прелести» рабовладения не нашли в себе силы изменить расовым предрассудкам. Затем, колонисты обеих эпох являли собой не необузданную массу авантюристов-анархистов, а организованные группы законопослушных граждан, устанавливающих на новой родине свои законы, и строго (по мере возможности) придерживаясь их. Что должно быть отмечено особо — среди колонистов, как древности, так и Нового времени несомненное предпочтение отдавалось демократическому устройству их поселений. Монархические симпатии среди них не имели поддержки со стороны заведомого большинства. Отсюда следует, что все народы, ищущие свободы и материальной независимости, выбирают политические системы демократического толка. Но тут возникает вопрос: почему при столь явном сходстве стимулов к колонизации и способов их претворений в жизнь конечные судьбы американских и греческих колоний оказались столь разительно отличными друг от друга?
По-видимому, дело в том, что у греческих колонистов не было общей для них истории. Каждый суверенный полис, а их были сотни, создавал собственную, изолированную от прочих колонию, которая являлась отечеством только для выходцев из него. Общность языка и религиозных традиций не смогла преодолеть их политические и экономические автономии. Центростремительные мотивы у них совершенно отсутствовали. Не было для них и единой внешней опасности, которая бы требовала их политического сближения вплоть до объединения. Кроме того, греческая колонизация охватила обширные, мало чем связанные, далеко разбросанные по берегам Средиземного и Черного морей пространства.
Американские колонисты, напротив, в подавляющем большинстве своем были выходцами из одной страны, имевшей ко времени начала колонизации почти тысячелетнюю историю и традиции политического единства. Сама же эта страна — Англия представляла угрозу их свободе, перед лицом которой колонисты были вынуждены сплачиваться, отстаивая свою независимость. К тому же они осваивали компактно и близко расположенные друг к другу земли на восточном побережье Северной Америки. Наконец, следует принять во внимание и то, что американским колонистам противостояли народы, еще очень далекие от цивилизации и не приученные к земледелию, в силу чего между ними не могло возникнуть никакой культурной, а также хозяйственной близости (хотя бы в качестве рабов и рабовладельцев). Соседями же греческих колонистов были, как правило, земледельцы и пастухи, стоявшие в преддверии, если можно так выразиться, цивилизации. Поэтому между ними не возникало непреодолимых культурных барьеров.
6.1. Первые шаги |
315 |
|
|
Их медленный, но неизбежный слом, обусловленный контактами колонистов с местным населением, привел, в конце концов, к тому, что первые были ассимилированы и поглощены вторыми.
—Вероятно, Вы правы. Среди нас присутствует господин Локк, чьи идеи оказали решающее влияние на формирование мировоззрения американских национальных лидеров в духе свободы и, тем самым, на дух американской революции. Может быть, он просветит нас насчет того, что именно способствовало их рождению? — обратился Токвиль
кЛокку.
—Благодарю Вас за признание моих скромных заслуг в деле победы американской республики над европейской монархией. Вместе с тем, должен признать, что исходным пунктом моих рассуждений явилось знакомство с «Левиафаном» — известным трактатом господина Гоббса, почтившего нас своим присутствием. Было бы полезным, я полагаю, выслушать его мнение на этот счет, — сказал Локк.
—Мне, по существу, нечего добавить к сказанному мной ранее. С одной стороны, я попытался противопоставить патриархально — теократической теории происхождения государства рациональное рассмотрение этого процесса. С другой стороны я признал абсолютизм лучшей формой государства. Если я не ошибаюсь, Вы согласны были со мной в первом пункте, и не согласны во втором. Или я не прав? — отвечал Локку Гоббс.
—Вы совершенно правы, мы с Вами сходным образом представляли себе первые шаги человечества и то, из-за чего им пришлось объединяться в государство, — согласился Локк. — Мы оба признали, что в «естественном», природном состоянии каждый индивид обладает полной свободой в отношении своих действий и в отношении распоряжения собой и своим имуществом. При этом, никто не имеет прав больше другого. А поскольку все люди равны и независимы, постольку ни один из них не должен наносить ущерб жизни, здоровью, свободе или собственности другого. Но тут господин Гоббс делает оговорку следующего рода. Так как все люди имеют одинаковые права и стремятся осуществить их, утверждает он, то между ними неизбежно возникает борьба. Сначала — это конкуренция между мужчинами одного рода из-за женщин, как у австралийских аборигенов. Потом, с появлением собственности в виде скота, начинаются стычки уже между племенами за скот. И далее — по нарастающей. В этой борьбе никого нельзя считать несправедливым, ибо каждый имеет право на все. Так что, как было сказано, торжествует принцип «войны всех против всех». Следовательно, стремление избежать состояния перманентной вражды — вот главная причина того, что люди образуют государство и
316 |
Глава 6. Рождение и эволюция США |
|
|
отказываются от «естественного» состояния. (Увы, с переходом в «цивилизованное» состояние человечество стало предаваться войнам с еще большим азартом). В этом мы с господином Гоббсом единодушны. Но далее начинается расхождение. Ибо, на мой взгляд, сказанное не означает, что люди должны отказываться от свободы. Свобода человека в обществе заключается в том, что он не подчиняется никакой форме законодательной власти, кроме той, которая установлена по согласию в государстве, а закон — общий для всех. Это свобода следовать моему собственному желанию во всех случаях, не запрещенных законом, и не быть зависимым от непостоянной, самовластной воли другого человека… это свобода от абсолютной, деспотической власти. «Естественной» политической властью я считал право создавать законы для регулирования и сохранения собственности, и применять силу общества для исполнения этих законов и для защиты государства от нападения извне, и ни для чего более.
Абсолютная монархия, которую некоторые, в том числе господин Гоббс, считали единственно приемлемой формой правления в мире, на самом деле несовместима с гражданским обществом и, следовательно, не может вообще быть формой гражданского правления. Так как ни для одного человека, находящегося в гражданском обществе, включая монарха, не может быть сделано исключения из законов этого общества. Хотя в конституционном государстве, действующем ради сохранения сообщества, может быть всего одна верховная власть, а именно — законодательная, все же последняя представляет собой доверенную власть. Она должна действовать ради определенных целей. Но у народа по-прежнему остается верховная власть устранять или заменять
законодательный орган, когда народ видит, что законодательная власть действует вопреки оказанному ей доверию.
—Ваша теория не предусматривала разделения государственной власти на три ветви. Обоснование его необходимости, если не ошибаюсь, дал Монтескье, но и в этом случае он лишь возрождал античные традиции, не так ли? — заметил Руссо.
—Все что говорилось о различного рода государственных устройствах предтечами и идеологами американской революции, представляло собой возрождение и дальнейшее развитие античных идей, за исключением, идеи представительной демократии, рожденной на исходе европейского средневековья, — подтвердил Токвиль, вопросительно глядя на Локка, ища у него подтверждение своему заключению. Тот согласно кивнул головой.
—Но вот вопрос, который возникает при взгляде на американскую революцию с высоты XXI в., — продолжал Токвиль. — Можно
6.1. Первые шаги |
317 |
|
|
ли признавать демократией то, что она породила? Сегодня у нас есть основание ответить на этот вопрос утвердительно, сославшись, в частности, на американскую Конституцию, составленную конституционным конвентом в 1787 г. (Замечу, что ее невозможно рассматривать в отрыве от Билля о правах, сформулированных Джеймсом Мэдисоном и ратифицированных всего четырьмя годами позже основного документа). И, прежде всего, благодаря духу всеобщего равенства прав и возможностей, которым она пронизана, и который отличает ее от всего того, в чем увязла феодальная Европа. Так, никаких оговорок, ущемляющих право каждого гражданина США быть избранным президентом, олицетворяющим высшую исполнительную власть в государстве, или препятствующих его вступлению в эту должность, кроме ограничений, связанных с его гражданством, длительностью проживания в США и возрастом, она не предусматривает (Статья II, разд. 1). Сходные ограничения, и только они, предусмотрены для желающих избираться в Палату представителей или в Сенат (Статья I, разд. 2 и 3). Кроме того, всем указанным должностным лицам запрещено изменять вознаграждение за исполнение своих обязанностей в течение периода, на который они были избраны (Статья I, разд. 6, а также Статья II, разд. 1). Наконец, согласно Статье II, разделу 4 «Президент, Вицепрезидент и все гражданские должностные лица Соединенных Штатов могут быть отстранены от должности после осуждения в порядке импичмента за государственную измену, взяточничество или другие серьезные преступления и мисдиминоры». С другой стороны, Поправка I гласит: «Конгресс не должен издавать ни одного закона, относящегося к установлению какой-либо религии или запрещающего свободное исповедование оной либо ограничивающего свободу слова или печати, либо право народа мирно собираться и обращаться к Правительству с петициями об удовлетворении жалоб».
Далее, Конституцию отличает резко антифеодальный характер. Ее раздел 9 Статьи I утверждает: «Соединенные Штаты не жалуют никаких дворянских титулов, и ни одно лицо, занимающее какую-либо приносящую доход или официальную должность на службе Соединенных Штатов, не должно без согласия Конгресса принимать какоелибо подношение, вознаграждение, должность или титул любого рода от какого-либо короля, принца или иностранного государства». А согласно Статье VI: «…никакая проверка религиозности не должна требоваться в качестве условия для занятия какой-либо должности или официального поста на службе Соединенных Штатов».
Затем, Конституция утверждает сугубо федеративное устройство государства. Взаимное правовое равенство всех штатов подчеркивает-
318 |
Глава 6. Рождение и эволюция США |
|
|
ся целым рядом разделов ее трех первых Статей. Взаимоотношениям между ними и Федерацией посвящена Статья IV. В ее разделе 4, в частности, декларируется, что «Соединенные Штаты гарантируют каждому штату в настоящем Союзе республиканскую форму правления и защищает каждый из них от вторжения, а по ходатайству законодательного собрания или исполнительной власти… и от внутреннего насилия».
К одной из важнейших задач, которую решала Конституция, относилось предотвращение чрезмерной концентрации власти в немногих руках. Искомое было достигнуто несколькими способами. Во-первых, разграничением полномочий между прерогативами штатов и федерального правительства. Во-вторых, разделением власти на законодательную, исполнительную и судебную ветви примерно равные по силе (Статьи I, II, III). Иначе говоря, президент лишен права распускать палату представителей или сенат. Однако он также не может быть отстранен от должности иначе, чем посредством процедуры импичмента. Судей верховного суда назначает президент, но они «занимают свои должности, пока ведут себя безупречно» (Статья III, разд. 1), то есть фактически — бессрочно, то есть уже независимо от президента. В- третьих, введением системы «сдержек и противовесов», в частности, в лице двухпалатной законодательной власти — конгресса. (Статья I, разд.1). Система предупреждает и предотвращает совершение серьезных ошибок теми или иными ветвями власти.
Так если конгресс выдвинет законопроект, который президент сочтет неприемлемым, последний может наложить на него вето, и законопроект будет отклонен. Однако конгресс может преодолеть вето президента, если за это проголосуют две трети голосов в обеих палатах. Если конгресс проведет закон, впоследствии оспоренный в судах как неконституционный, верховный суд обладает полномочиями объявить его неконституционным и, тем самым, аннулировать. Президент уполномочен заключать соглашения с иностранными государствами и производить назначения федеральных должностных лиц. Сенат, однако, обязан ратифицировать все договоры и утверждать все его назначения, прежде, чем они вступят в законную силу.
Идеологическим ядром Конституции является признание равноценности и нерасторжимости понятий «жизнь, свобода, собственность». Поправка IV гласит: «Право народа на охрану личности, жилища, бумаг и имущества от необоснованных обысков и арестов не должно нарушаться». Согласно Поправке V: «… Никто не может быть лишен жизни, свободы или собственности без надлежащей правовой процедуры; частная собственность не должна изыматься для общест-
6.1. Первые шаги |
319 |
|
|
венного пользования без справедливого возмещения». В разделе 1 Поправки XIV, ратифицированной в 1868 г., указывается: «Ни один штат не должен издавать или применять законы, которые ограничивают привилегии и льготы граждан Соединенных Штатов; равно как ни один штат не может лишить какое-либо лицо жизни, свободы или собственности без надлежащей правовой процедуры либо отказать како- му-либо лицу в пределах своей юрисдикции в равной защите законов».
Наконец, Конституция предоставляет всем гражданам страны защиту от судебного произвола и необоснованного преследования. В Поправке VI говорится: «При всяком уголовном преследовании обвиняемый имеет право на скорый и публичный суд беспристрастных присяжных того штата и округа, ранее установленного законом, где было совершено преступление; обвиняемый имеет право быть осведомленным о сущности и основаниях обвинения, право на очную ставку со свидетелями, показывающими против него, право на принудительный вызов свидетелей со своей стороны и на помощь адвоката для своей защиты».
Конституция в целом обладает двумя выдающимися достоинствами. Во-первых, будучи консервативной по форме, она чрезвычайно прогрессивна по духу. Иными словами, оставаясь неизменной на протяжении более двухсот лет (и лишь только расширяясь время от времени за счет поправок), она открыта всему новому, что востребовано общественным развитием. Так, Поправка XIII, ратифицированная в 1865 г. — сразу вслед за окончанием Гражданской войны, постановила, что «в Соединенных Штатах или в каком-либо месте, подчиненном их юрисдикции, не должны существовать ни рабство, ни подневольное услужение». А вскоре (1870 г.) Поправка XV запретила отрицать или ограничивать право голоса граждан Штатов «по признаку расы, цвета кожи, либо по причине нахождения в прошлом в подневольном услужении». Правда, чтобы реализовать эти свои права, афроамериканской части нации пришлось выдержать серьезную борьбу с консервативным белым большинством южных штатов. Но она с честью выдержала это испытание, в частности еще и потому, что ее вдохновляла Конституция.
Второе достоинство последней состоит в том, что ее статьи не только утверждаются, но и, что важнее, исполняются. Они представляют собой действенные инструменты влияния на общество, стимулирующие его позитивную эволюцию, в отличие от того, например, что мы видим во многих современных конституциях, переполненных благими пожеланиями и пустыми декларациями. При этом она принимает все более универсальный характер, включая в свою орбиту все более
320 |
Глава 6. Рождение и эволюция США |
|
|
разнообразные стороны жизни нации. Не опережая, но и не отставая от развития последней, она стимулирует ее прогрессивное движение.
Это тем более удивительно, что все без исключения члены конституционного конвента принадлежали к состоятельным классам тогдашних Штатов. Их умонастроения хорошо выражал тот же Джефферсон (пребывавший во время работы конвента в Европе), который утверждал, что «среди людей существует естественная аристократия, и та форма правления наилучшая, которая наиболее эффективно предусматривает чистый отбор естественных аристократов для правительственных учреждений». Поэтому среди членов конвента царило полное единодушие в суждениях о том, что демократия должна иметь свои пределы. Одни из делегатов утверждали, что «народ никогда не был и не будет способен осуществлять власть своими руками». Другие доказывали, что «от демократических частей конституции в дальнейшем будет происходить величайшая опасность». Третьи настаивали на том, что «народ — это большой зверь, поэтому необходимо обуздывать бесстыдство демократии». Предельно откровенно, до цинизма, сформулировал кредо конституции Александр Гамильтон, по мнению которого (со ссылкой на Дэвида Юма), «необходимо исходить из предположения, что все люди — подлецы и во всех своих действиях движимы лишь одним побуждением — личными интересами. С помощью этих интересов мы должны управлять людьми, должны заставлять их сотрудничать и, таким образом, добиваться общего блага, невзирая на их неуемную жадность и честолюбие. Без этого любая конституция превращается в пустое хвастовство». Джордж Вашингтон, который председательствовал на конвенте, заключил в том духе, что труды конвента не должны иметь в виду «понравиться народу». О чем это свидетельствует? Либо о том, что авторы Конституции оказались столь проницательны, что сочли за лучшее возвыситься над своими частными (олигархическими) интересами. Либо о том, что идеи демократии столь заразительны, что придали их умонастроениям дальновидный и возвышенный характер.
Таким образом, чуть ли не на самом начальном этапе существования американского общества, оно, хорошо усвоив уроки античной демократии, смогло усовершенствовать властные институты и укрепить конституционные основы своего государства. (Замечу в скобках, что здесь опять напрашиваются параллели с эволюцией архитектоники той афинской политики, которая предшествовала Пелопонесской войне. Впрочем, чтобы не уводить обсуждение далеко в сторону, я позволю себе лишь ограничиться заверением, что рассмотрение этой эволюции полностью подтвердило бы мои слова). — При этих словах Токвиль
6.1. Первые шаги |
321 |
|
|
обратился к Геродоту, ища его поддержки, и, получив в ответ его поощрительный жест, продолжал. — Итак, к моменту моего визита в США американское общество сделало шаг вперед с того «места», на котором остановилась античность. Но всего лишь шаг, так как многие проблемы расширения гражданских прав и преодоления всевозможных, в том числе расовых предрассудков, только еще предстояло решать. Как это происходило — уже другая история, связанная с именами писательницы Гарриет Бичер-Стоу, аболициониста Джона Брауна и президента Авраама Линкольна, а также Гражданской войной 1861– 1865 гг.. В ее ходе за свободу чернокожего населения Америки сложили головы 600 тыс. человек из 27 миллионного населения белой Америки, то есть более 8 % всех белых мужчин в возрасте от 13 до 43 лет. (Кроме того, жертвами войны стали почти миллион раненных с обеих сторон). Здесь уместно провести сравнение с Гражданской войной 1918–1920 гг. в России. Цена последней составила 2,5 миллиона убитых на полях сражений из 150 миллионного населения страны. Откуда видно, что относительные цифры людских потерь американцев (2,2 %) даже превысили относительные показатели жертв русских — 1,7 %. Правда, из-за террора, голода и эпидемий погибло еще 8 миллионов русских. Но эти дополнительные издержки следует отнести к особенностям российских менталитета, пространства и прошлого. Поэтому у нас есть все основания признать, что американская Гражданская война представляет собой уникальный в мировой истории пример не только
раскола общества, но и смертоносного восстания его частей друг против друга, вызванного, прежде всего, моральными, а не корыстными материальными соображениями, притом в интересах третьей стороны.
Она явилась первым опытом реализации на практике гуманистической теории, требующей защиты свободы, достоинства и признания равенства прав всех людей, независимо от их цвета кожи, убеждений, и так далее. Сполна пролив свою кровь во имя торжества гуманизма, переболев рецидивами расизма и ортодоксии в собственном доме, в частности, в лице Ку-клукс-клана, граждане Америки дали своей стране моральное право отстаивать принципы демократии во всем мире. Они доказали, что идеалы свободы для них — не пустой звук. И тем заслужили право на мессианство, несущее миру эти идеалы. Тем не менее, я был и остаюсь далек от мысли, что все народы должны следовать примеру американской демократии и копировать средства, которыми она воспользовалась для достижения своей цели. Мне хорошо известно, как сильно влияет на политическое устройство страны ее природа и история. Поэтому мне представляется, что следует перестать рассмат-
322 |
Глава 6. Рождение и эволюция США |
|
|
ривать все демократические народы как копии, созданные по образцу и подобию американского народа. Этим признанием я, с одной стороны, завершу свой обзор первой половины американской истории, фактически — ее внутренней политики. С другой стороны, если будет угодно публике, продолжу свое повествование, связанное с анализом ее внешней политики, связанной с «экспортом» демократии во внешний мир — сказал Токвиль, оглядывая присутствующих.
—Вы неоправданно идеализируете Гражданскую войну в США и слишком поверхностно анализируете причины ее возникновения, — неожиданно резко отозвался Гоббс. — Я не считаю себя историком, но даже мне известно, что количество работ, в которых рассматривались причины ее вызревания, необъятно, а единодушие среди них отсутствует. Что уже 50 лет издается специальный ежегодник «Civil War History», в котором активно обсуждаются самые разные аспекты этой все еще неисчерпаемой темы. В связи с чем, не могу не подчеркнуть, что суждение о том, будто война была вызвана массовым альтруизмом северян, отнюдь не является преобладающим. Напротив, одни связывают начало войны с деятельностью редких фанатиков-аболиционистов, другие — столь же редких фанатиков-экстремистов южан. Третьи ставят в вину близоруким политикам, четвертые — безответственным агитаторам. Существует даже такое экзотическое мнение, будто войну спровоцировали журналисты. Что к ней подтолкнула конкуренция между плантаторами-рабовладельцами и свободными фермерами за новые западные земли. Популярно мнение, что в основе конфликта лежало противоречие экономических интересов, в том числе проблемы финансов, налогов, тарифов и субсидий. Договариваются даже до того, что причину войны видят в кознях европейских банкиров, не желавших усиления США. В конце концов, я мог бы сослаться на слова самого Линкольна, произнесенные им через год после начала войны: «Если бы я мог сохранить союз, не освободив ни одного раба, я бы это сделал. И если бы я мог сохранить союз, освободив часть рабов и не освободив других, я бы так и поступил. Все, что я делаю в отношении рабства и цветной расы, я предпринимаю, потому что верю, что это поможет спасти Соединенные Штаты». Иными словами, видеть в событиях 1861–1865 гг. войну за справедливость и против расизма, значит предаваться иллюзиям.
—С Вашим замечанием невозможно не согласиться: вопрос и в самом деле не так прост, как я его представил, — парировал Токвиль.
—Но сделайте одолжение, уберите из всей истории, связанной с Войной, фактор рабовладения и прямо противоположного к нему отношения со стороны двух частей американцев, и что Вы получите? Ничего,