3. Репрезентация исследовательских проблем.

Акт проблематизации завершается выдвижением или постановкой проблемы. Разумеется, что этот продукт должен быть зафиксирован какими-то средствами и такой процесс получил название «репрезентация проблемы». В своей нобелевской лекции Г.А. Саймон отнес ее к центральным темам когнитивной психологии науки. И это подтверждают эксперименты. Группе «экспертов» (физики-специалисты) и группе «новичков» (студенты-физики) была предложена трудная, но вполне посильная для решения задача. Новички, быстро записав данные и искомую цель, сразу принялись за решение. Другую стратегию избрали эксперты. Много времени они потратили на создание детализированного представления проблемы, вписав данные в развернутую физическую модель. Такая линия, вкупе с другими факторами, принесла экспертам успех¹¹¹.

3.1 Слова и образы. Поскольку содержанием проблемы является знание с определенными характеристиками, то между формами его существования и формами бытия проблемы нет особой разницы. Стало быть, если когниции пребывают в форме образов и вербальных знаков, то они же и участвуют в представлении проблем. Нужно лишь выяснить возможности тех и других, а также оценить их оптимальные соотношения для разных видов задач.

Ю.М. Шилков полагает, что на начальных этапах проблемная ситуация представляется наглядными средствами, т.е. зрительными образами и позднее следует вербальная репрезентация, дающая концептуальное понимание задачи¹¹². Такая последовательность присуща многим видам проблем. Если брать эмпирические задачи, то здесь очевидно господство образов. Подавляющее большинство практических задач демонстрирует первичность образного представления условий. Все задачи «барьерного» типа начинаются с ощущений и восприятий, которые регистрируют появление неожиданного и отклоняющегося от привычного хода фактора. К примеру, ученый измеряет температуру некоторого тела, производит измерение термометром и восприятие показывает ему определенные градусы. Все фиксируется сначала только образами и затем уже следует словесное оформление.

Первичность образной репрезентации проблем получила признание и в развитии информатики. Ученые поставили исследовательскую проблему – создать такую компьютерную систему, которая способна автоматизировать этап возникновения некоторых эмпирических задач. Оказалось, что для такого моделирования опыт решения традиционных математических задач не подходит. Здесь имеют место лишь задачи на поиск неизвестных, удовлетворяющих некоторому математическому соотношению, и задачи на выведение новых знаний из дедуктивной теории. Мало существенного смогла подсказать и когнитивная психология. Исследовательская мысль пошла по следующему пути. «База знаний» была сформирована так, что не только обеспечивала мониторинг текущей ситуации, но и оказалась способной регистрировать проблемные ситуации. Образец типичных положений сравнивался с группой обобщенных отклонений от него. Такое содержание проблемной ситуации сначала попытались выразить алгебраическими знаками, но они показали свою неэффективность. Наиболее оптимальным языком представления такого рода задач стали графические образы.

И все же первичность образов по отношению к необразным формам языка не является универсальной. Данную последовательность нарушают научно-исследовательские проблемы. Если брать относительно развитую науку, то, как правило, основной вектор задается видами теоретического знания и ведущей тенденцией выступает репрезентация проблем в форме вербализации и символьных обозначений. В качестве примера можно взять открытие Н. Оремом (1323-1382) способа вычисления скорости механического движения тела. Он ввел представления о пути, времени и скорости движения в виде словесных определений и затем сконструировал наглядную модель. В ней время откладывалось по горизонтальной оси, а скорость - по вертикальной линии. Расстояние, проходимое движущимся телом, измерялось в виде площади треугольника АСВ, эквивалентной площади прямоугольника АЕДВ. К полученной абстрактной и наглядной схеме можно было применять аналитические методы.

Вопрошание шире проблематизации. Одним из радикальных изобретений человека стала речь, или словесный язык. Эта культура в своем развитии дала многообразие форм, в том числе вопрос. Как особо построенное предложение вопрос выполняет многобразие функций, и среди них есть базисная, которая обычно фигурирует в определениях. Вопрос есть акт высказывания, имеющий целью вызывать ответ посредством языкового процесса¹¹³. Это означает, что вопрос предполагает наличие как минимум двух человек, один из них способен высказать вопрос, а другой - ответить на него. Стало быть, средой жизни вопроса является разговор, беседа, диалог или полилог. Только в контексте социальной коммуникации возможна такая форма, как разговор индивида с самим собой – задавание вопросов себе и получение соответствующих ответов.

Смысловой горизонт проблемного вопрошания. Пришла пора заняться соотношением проблематизации и вопрошания. Первое было уже рассмотрено и предстало в виде универсального акта производства проблемы. Если отвлечься от перцептивных задач и ограничиться концептуальными проблемами, то их постановка кореллирует с вопрошанием. Главным содержанием акта проблематизации является ценностная процедура действия неких рациональных образцов (методов) на предметную информацию, в результате чего рождается проблема. Вопрошание относится к этому же процессу, только характеризует преимущественно его языковые аспекты. Данную схематическую связь следует уточнить.

Процессы вопрошания в науке, искусстве, философии, специализированной практике отличаются особой сложностью. Распространяется ли на них действие информационной технологии: метод – предмет – результат? М. Ю. Опёнков полагает, что не существует метода, который позволил бы научиться спрашивать, научиться видеть проблематичное. Лучше всего – это признать «искусство спрашивания»¹¹⁴. Нам представляется, что автор чрезмерно жестко противопоставил вопрошание и когнитивный инструментарий. Можно согласиться с тем, что одного метода вопрошания, который был бы эффективным везде и повсюду, не было, нет и не будет. Такой универсальный вопрошатель невозможен в силу информационной специфичности каждой области деятельности. Но это означает, что реальное искусство задавать вопросы предполагает множество самых разнообразных методов. По мнению Ж. Деррида, у любого осмысленного вопроса нет непосредственности, которая бы проявлялась через герметичность предложения. В основе определенного вопроса лежит определенный метод¹¹⁵.

Очевидно, что метод выдвижения проблемного вопроса способен сформироваться только в некоторых массивах наличного знания, существующего в сознании индивида. Можно ли здесь указать на какие-то более определенные особенности привлекаемых когниций? Положительный ответ мы находим у Э. Гуссерля. Характеризуя реализацию своего феноменологического проекта, он отмечал, что проводил свой методологический замысел, «разрабатывая лишь ровно столько твердой почвы, сколько необходимо для того, чтобы удостовериться в каждом принципиально новом слое, какой должен быть обрисован как поле феноменологических разысканий, формулировать сопряженные с нею исходные проблемы и иметь возможность бросать свободный взгляд на окружающий ее проблемный горизонт»¹¹⁶.

Гуссерль подчеркнул непосредственную сопричастность уже открытого («возделанного») и «принципиально нового». Для постановки и решения новых вопросов стратегия на такой контакт является самой перспективной, но и весьма сложной, ибо линия «проблемного горизонта» все время смещается в направлении еще неоткрытых регионов. Исследователю все время надо держать в поле внимания схему того, что слоистой структуре наличных результатов соответствует слоистое членение потенциальных областей вопрошания. В динамике познания возможны два типичных отклонения от проблемного горизонта. Одно из них сводится к тому, что в качестве методов вопрошания могут быть привлечены когниции, весьма удаленные от пограничного слоя знания и незнания. В этой ситуации сформулированные вопросы будут иметь уже известные и готовые ответы, продвижение к новым открытиям тут невозможно. Другая крайность представлена выдвижением несвоевременных и недостижимых вопросов. Это происходит тогда, когда мыслитель пытается заглянуть слишком далеко в область неизвестного. В роли метода вопрошания здесь чаще всего берется крайне абстрактная идея, и если речь идет о практике и науке, то такого рода вопросы выливаются в фантастические и утопические проекты. Английский исследователь П. Медавар высоко ценил «искусство разрешимого», где ставятся оптимально новые и разрешимые проблемы. Такому критерию как раз и отвечает гуссерлианское понятие «проблемного горизонта.

Свою топологическую модель познания Э. Гуссерль применил к пониманию становления античной геометрии. Своеобразие предмета заставило его ввести существенные дополнения. Истоки греческой геометрии являются аспектом исторической культуры, которая демонстрирует сложные сочетания знания и непознанной стихии человеческой деятельности. Развитие науки подчинено этой фундаментальной двойственности. Лучше всего познаются результатные формы знания (теоремы) и некоторые предпосылочные элементы, выступавшие в качестве методов (аксиомы, логические постулаты). Что же касается вопрошания и процедур преобразования практического опыта в геометрическое знание, то все это не было осознано самими древними творцами геометрии и поэтому не попало в их научные тексты. Стало быть, исторические истоки греческой геометрии сопрягают в себе узкий слой знания и широкий массив пластов неизвестного. Или, иначе говоря, знание как горизонтная достоверность сочетается с вопросительным горизонтом. Хотя последнее выражает смутную неопределенность, первое дает некоторые предпосылки для сознательного поиска на основе методов. Историчность геометрии можно раскрыть только «методическим вопрошанием»¹¹⁷.

Изучение истории науки требует смены направленности постановки вопросов. Обычная практика жизни и научное естествознание решают проблемы, ориентированные из настоящего в новое будущее. Если же мы интересуемся уже свершившимися истоками геометрии, то вектор поиска должен быть устремлен в далекое прошлое. Налицо феномен «встречного вопрошания». Если «прямое вопрошание» развертывается от готовых ответов одного слоя знания (содержание метода проблематизации) к вопросам другого слоя незнания, то здесь все происходит в границах одного и того же циклического слоя. Уже в древней науке (и культуре в целом) сложилось неравное отношение к вопросам и ответам. Последнее признавалось более ценным и обязательно фиксировалось в текстах, вопросы же были оценены как менее важные, «промежуточные» формы, которым нет места в книгах. Как представитель XX века Э. Гуссерль понимает всю ценность актов вопрошания и желает восстановить историческую «справедливость». Геометрические результаты известны, и нужно по ним реконструировать те вопросы, от которых когда-то шли античные ученые. Здесь реализуется вектор «обратного вопрошания», присущий методологической рефлексии¹¹⁸. Такая культура и требует феноменологии.

Тема вопрошания является у Гуссерля сквозной и в его последней работе – «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология». Здесь ведется анализ становления математического естествознания нового времени, где ключевой фигурой оказался Г. Галилей и его развитие в современную кризисную науку. На новом уровне пионеры физической науки продолжили реализацию античной программы рационализации познания. Многие современные авторы пришли к убеждению в бесконечный прогресс науки, который представлен путем от ближнего к дальнему, от известного к неизвестному. Гуссерль иронизирует над этим наивным и линейным образом. Когда мы начинаем разбираться в смысле естествознания нового времени, то убеждаемся в его существенной неполноте и обращаемся к тому, что стало с ним сейчас. «Понимание начал полностью достигается лишь исходя из современного состояния данной науки при ретроспективном взгляде на ее развитие. Но без понимания начал нельзя понять развитие как развертывание смысла. Нам не остается ничего иного, как двигаться вперед и возвращаться назад, двигаться «зигзагом», одно должно помогать другому и сменять друг друга»¹¹⁹.

Гуссерль оценил данную ситуацию так: мы находимся в некоем подобии круга. И это, действительно, классический герменевтический круг, звеньями которого выступают прямое и обратное вопрошание. Без постановки вопросов о смысле науки невозможно прояснение современной кризисной ситуации, выросшей из развития галилеевского проекта математизации природы. Циклически-круговое вопрошание Гуссерль не считал порочным, оно является единственно правильным. Наивный образ линейного прогресса должен уступить место модели спиралевидного развития. Она определила и основное решение. Если программа математической рационализации природы («прямое и чисто научное вопрошание») увела науку и человека от эмпирического опыта жизни, ввергнув их в кризис, то возвращение в лоно «жизненного мира» исправит положение. Последнее можно интерпретировать как «обратное вопрошание», где рациональность входит в новый союз с экзистенциальным опытом, полнокровной практикой жизни.

Значение и смысл вопросительного предложения. Языковой формой вопроса-проблемы является предложение. Оно нас интересует, главным образом, в аспекте семантики. Многие авторы сводят значение вопроса к ориентации на неизвестное. Конечно, проблемный вопрос должен содержать запрос недостающей информации, но только этим он ограничиться не может. Если вспомнить о структуре задачи, то в ней обязательно присутствует два компонента – условия задачи, или данные, и искомое неизвестное. Развернутая формулировка вопроса должна репрезентировать эту двойственность. Г.-Г. Гадамер доказывал, что по-настоящему заданный вопрос обязан быть мотивированным. Мы должны знать, почему мы о чем-то спрашиваем, иначе нет понимания вопроса и нет возможности получить ответ¹²⁰. Как раз мотивированную обоснованность искомой части вопроса и задает та часть вопроса, которая выражает несомненные данные.

Известно, что Г. Фреге предложил интересное различение значения и смысла, и нам представляется, что здесь можно развить перспективный аспект в отношении вопроса. По мнению Фреге, сложноподчиненное предложение имеет значение, указывающее на его истинность (истина / ложь), и смысл в виде мысли, представленной придаточной частью и способной стать достоянием многих индивидов. В вопросительном предложении придаточный компонент становится мыслью-вопросом, или смыслом вопроса¹²¹. Двойственная семантическая структура такого предложения более адекватно отражает реалии вопрошания. Истинностное значение основной части выражает участие ранее найденных ответов в производстве актуального вопроса. Их функция сводится к роли метода, который определяет направление поиска искомого, представленного придаточной частью предложения. Если основная часть предложения представляет достоверную информацию, то содержание искомой информации неопределенно. Если сведения, задающие условия вопроса ограниченны, то искомый компонент демонстрирует свою открытость новому. И все же вопросительное предложение так соединяет оба элемента, что первое (значение) мотивирует второе (смысл вопроса) и дает определенную перспективу поиска ответа. Вот откуда эффект сократического вопрошания «знаю, что не знаю».

Виды научных вопросов. Процесс вопрошания шире и сложнее самого вопроса и тем более ответа. «Ответ по существу всегда просто последний шаг спрашивания» (М. Хайдеггер). И все же рассмотрение вопросов имеет свою ценность. Важно выделить общие признаки вопросов. Одну из первых классификаций дал Аристотель. Он полагал, что видов искомого четыре: 1) «что?»; 2) «почему?»; 3) «есть ли?»; 4) «что есть?»¹²².

Интеллектуальная культура иногда развивается так, что своим общим стилем устанавливает некую анонимную классификацию вопросов. Такого рода ситуация сложилась в европейских средневековых университетах. Господство христианской педагогики определило догматический стиль мысли. Все возможные вопросы разделились на допустимые и недопустимые. В рубрику последних попали проблемные вопросы с их открытым характером. На диспутах и в трактатах дозволялись только «закрытые» вопросы, на которые мысль была уже готова дать ответ. По сути дела, вопрос задавался с той целью, чтобы спровоцировать появление известного решения¹²³.

Новое время (XVII-XVIII века) существенно изменило критерий подлинных вопросов науки. Если у средневековых ученых доминировал вопрос «Почему?» и они искали у явлений природы скрытые сущности (качества), то пионеры экспериментального естествознания на первый план выдвинули проблемы поиска нового и стали задавать вопрос «Как?» Г. Галилей, И. Ньютон и другие исследователи отказались от натурфилософского стиля мышления и стали вопрошать природу о ее причинно-функциональных связях, о взаимозависимости фактов и законов. Условия проблем получили математическое описание. К XIX веку начинают свое обновление гуманитарные науки, в понимание специфики гуманитарного вопрошания внесла свой вклад герменевтика. Установка на открытые вопросы стала главной отличительной чертой всей современной науки.

Современные классификации проблем-вопросов чрезвычайно разнообразны и строятся на самых различных критериях. Это может быть деление по значимым и крупным областям жизнедеятельности: 1) практические; 2) научные; 3) мировоззренческие вопросы. В науке принято выделять следующие проблемы: а) эмпирические; б) теоретические; в) методологические. С.П. Капица предложил интересную диаду научных вопросов: «задачи и сверхзадачи». Для последних характерно то, что раздумья над ними выводят исследователей на фундаментальные ответы. Так, сверхзадачей биологии XX века стала проблема морфогенеза: как в ходе развития организма клетки с одинаковой генетической информацией «узнают» свое место – станут они клетками мозга, желудка или другого органа? Размышления над этим вопросом привели Дж. фон Неймана к теории самовоспроизводящихся автоматов, А. Тьюринга – к знаменитой «машине Тьюринга», Р. Тома – к теории катастроф. Когда информатика занялась моделированием актов вопрошания, то потребовалась достаточно широкая классификация вопросов. Она предстала в виде шести типов: 1) «Что-вопросы». Они носят ознакомительный характер; 2) «ли-вопросы». Ответ на них является выбором одной из нескольких альтернатив (или – или); 3) «какой-вопросы». Ответ носит характер поиска следствий из посылок; 4) «почему-вопросы». Здесь важно выявление причин; 5) «зачем-вопросы». Определение целей; 6) «как-вопросы». Выясняется способ получения результата¹²⁴.

Итак, научная проблемность характеризуется следующими признаками:

Любая проблема в науке возникает в акте проблематизации, где посредством некоторых норм-идеалов (связность, непротиворечивость, рациональная ясность, простота и т.п.) ученые оценивают знания и, находя отклонения, делают их проблемным материалом. Научная проблема имеет ряд субъективных и объективных характеристик: а) она воспринимается в качестве барьера‑препятствия, который надо преодолеть особыми усилиями интеллекта; б) задача идентифицируется в виде смутных и нечетких знаний, определенно-неопределенных представлений; в) композиция знания и незнания образует содержание проблемы; г) если проблема достаточно нова и сложна, то ее решение обещает новые сведения. Развитие научной проблемы реализует два направления: а) от абстрактной темы к конкретным задачам (конкретизация); б) от эмпирической задачи к теоретической проблеме (генерализация). Если последний вектор доминирует на ранних этапах становления познавательной области, то первый характеризует относительно развитое исследование.