249

плохое решение, при котором для обеих сторон будет потеряно что-то важное»¹.

Таким образом, смысл как детерминант человеческой жизни, прин­цип регуляции поведения человека его жизненным миром, является единством формы и содержания. Смысл как форма есть способ ор­ганизации значений, содержаний жизненного мира, это структура, организующая язык и, соответственно, опыт его носителей. Смысл как содержание есть совокупность ценностей, целей и мотивов, направля­ющих человеческие усилия; смысл объективен по отношению к каждой отдельной личности, но угадывается, улавливается и интерпретируется ею; смысловая интерпретация есть тот механизм, с помощью которого происходит взаимосогласование культурного, социального и индиви­дуального миров. Смысл — это то, что служит для укрепления челове­ческой позиции в мире.

3.3.2. Проблема смысла жизни

Проблема смысла конкретизируется при рассмотрении смысла жизни. Разные авторы рассматривают эту проблему под разными углами зрения. Франкл понимает смысл жизни как субъективный конструкт, отождествляемый с жизненной целью². Адлер подразумевает под ним объективную направленность жизни, существующую вне и помимо любого осознания и доступную для познания внешним наблюдателем³. Наконец, его рассматривают как преимущественно эмоциональный феномен, чувство включенности и богатства жизни, переживание ее осмысленности⁴.

Культура возникает как отрицание природной, инстинктивной ре­гуляции поведения наших далеких предков. Культура в виде ритуала, предписания, нормы и т. п. — вот что закладывало основу осмыслен­ной человеческой жизни, гарантировало выход за пределы животного существования. Наделение какого-то предмета значением — еще не смысл, хотя само по себе чрезвычайно важно для становления чело­века. Выход за пределы чисто биологического обеспечения жизни,

¹ Клакхон К. М. Зеркало для человека: введение в антропологию. СПб., 1998. С. 189.

² Ñì.: Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.

³ Ñì.: Adler A. What Life Should Mean to You. London, 1980.

⁴ Csikszentmihalyi M. Flow: The Psychology of Optimal Experience. New York, 1990.

Тема 3.3. Проблема смысла в культуреi

прорыв в сферу трансцендентного — вот область смысла. Об этом же пишет П. С. Гуревич: не создание орудий труда (и всех других полез­ных для выживания человека приспособлений) как таковое выступает в качестве обнаружения культуры, а рассмотрение их как проекции творческих сил человека. «Суть палки, молота, пилы, насоса не видна непосредственно. Творчество разума обнаруживается в производстве вещей, смысл которых не очевиден. Это производство символов, то есть сотворение культуры»¹.

Само возникновение человека, как показал Б. Ф. ГТоршнев², стало возможно благодаря появлению сигналов, которые заставляли нашего животного предка действовать определенным образом — биологически бесполезным для него самого, но полезным для другого животного — источника сигналов. Так появляется неживотное — то животное, кото­рое ведет себя биологически нецелесообразно, но главное, подчиняется сигналам извне. Б. Ф. Поршнев подробно рассматривает стадию зву­ковых воздействий неживотных друг на друга, называемых интердик­цией, затем — суггестией, которые лежат в основе человеческой речи. Развитие силы принуждения к какому-то действию (и сопротивления этому принуждению) явилось той движущей силой, которая заставляла развиваться человеческих предков и самого человека. По мере того, как предок человека научается с помощью уже словесно оформлен­ных команд управлять собой, он становится человеком. Эти команды и были зародышем смысла, но еще не самим смыслом. Когда человек перестал непосредственно, рефлекторно реагировать на те или иные внешние импульсы, когда им стали руководить не телесные позывы, а какие-то сигналы, тогда появляются первые зачатки человечности, то есть культуры.

Культура реализуется прежде всего через ритуал. Как показал Е. Я. Режабек, для регуляции повседневного поведения первобытных людей и восполнения недостаточности их изобразительно-диффузного восприятия мира, непрочности нейрофизиологических механизмов па­мяти, присущих стадному человеку, возникают телесные средства вне­шнего надындивидуального воплощения уже добытой когнитивным поиском информации. «Стереотипизация узуального опыта (опыта общения между людьми с операционально неформализованными элементами), опирающегося на гаптические механизмы трансляции информации, превратилась в особый институт культуры, который

¹ Гуревич П. С. Культурология. М., 1996. С. 20.

² Ñì.: Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории (Проблемы палеопси- хологии). М., 1974.

251

получил название ритуала»¹. Таким образом, в телесных движениях, закрепленных в ритуале, происходило кодирование информации. В гаптических кодах закреплялась, сохранялась информация, получен­ная на довербальном уровне прасознания формирующегося человека. В них же довербальное прасознание преобразовывалось в сознание, реализуемое знаковыми средствами. В пользу значимости гаптики свидетельствует и зафиксированное Я. В. Чесновым значение интереса архаического человека к массе. В одной из палеолитических пещер было обнаружено множество следов вдавливания пяток в глиняный пол. В совокупности с еще более ранними сфероидами (до сих пор необъясненными скоплениями округлых камней в местах стоянок палеолитических людей), с «натуральным макетом» (скульптурой, создаваемой каждый раз заново путем надевания медвежьей шкуры с головой животного на болванку-туловище), с непонятными углубле­ниями на головах скульптурных изделий палеолитического человека и т. д. — все это свидетельствует об интересе к объему и к массе). Этот объем и масса осваивались посредством морфем-действий, которые нащупывали смысл явлений. «Вдавливание массы происходит изнутри объема какой-то непонятной людям силой. Эту силу человек ощущал, когда оставлял на глине отпечатки пальцев, руки или пяток, когда брал в руки орудие и делал им удар по материалу»². Осязательный способ коммуникации между людьми формировал поле предпонимания, ус­ловие понимания. «Эпоха, когда знаки вдавливали, "писали топором", были информацией "всем, всем, всем", а не осевой по принципу Я—Ты. В той информационной роскоши шел поиск Другого. И это расширение смыслов оказалось не столь нужным после аскетического примирения с природой»³.

Формирование вербализованного мышления означало появление посредников, находящихся между миром и человеком, в виде языка, ритуала, обряда. Если ритуал выступает как довербальный способ репрезентации мира, то речь — это вербальный способ репрезентации. Но и в том, и в другом случае мы имеем дело с особыми, не природ­ными, а культурными механизмами, направляющими человеческие эмоции и организующие их действия. В этих механизмах и рождался смысл. Он был неявен (как и положено смыслу) и регулятивен. Он был сначала неоформленной мыслью, не-мыслью, но затем превра­тился в мысль.

¹ РежабекЕ. Я. Мифомышление. Когнитивный анализ. М., 2003. С. 78.

² ЧесновЯ. В. Лекции по исторической этнологии. М., 1998. С. 35.

³ Òàì æå. Ñ. 36.