Тема 3.2. Семиотическое понимание культуры

знака, наделенным мистическими качествами. Нечто, приписываемое символу, не может закрепиться за ним навсегда, истолкование выявляет несколько значений, ни одно из которых не является доминирующим и вполне может сочетаться с контрастирующими смыслами. Каждый символ сообщает о фундаментальной противоречивости сущего, пос­кольку неисчерпаемое количество означающих всегда символизирует единственное означаемое — неисчерпаемость смыслов любого текста.

Схоластика не могла допустить множества толкований Библии, поэтому она устанавливает традицию «правильной» интерпретации. Приоритетный для схоластики принцип manifestation («выявление», «демонстрация») полагал необходимым «манифестировать» веру посредством системы мысли, полной и самодостаточной внутри своих пределов и все же отделяющей себя от области откровения, что было возможно лишь с помощью особым образом организованного пись­менного изложения, которое должно было прояснить читателю сам процесс разворачивания мысли.

Требованиям по составлению схоластических текстов удовлетворял определенный репертуар текстов: энциклопедий, «сумм», «зерцал», бес- тиариев, гербариев, лапидариев. Все эти жанры отличаются претензией на всеохватность и универсальность. Слово summae, впервые исполь­зованное в качестве названия книг по юриспруденции, первоначально сохраняло значение «краткого компендиума», резюме, но к середине XII в. приобрело значение исчерпывающего и систематического труда. Универсализм схоластических текстов — демонстрация ощущения единства и завершенности мира, выражение идеи его обозримости, выраженной, однако, с помощью определенных кодов.

Процесс коммуникации осуществляется не только благодаря ес­тественному языку словесных знаков: в каждом акте коммуникации сосуществуют несколько невербальных, но, тем не менее, знаковых систем. Как же интерпретируются визуальные сообщения? Для ответа на этот вопрос необходимо уточнить: какого рода знаками (индексаль- ными или иконическими) являются визуальные символы? Для Пирса иконический знак есть знак, обладающий известным натуральным сходством с объектом, который он репрезентирует, для Морриса икони­ческий знак обладает свойствами собственных денотатов, для Эко он не только не обладает никакими общими свойствами со своим объектом, но является полностью произвольным, конвенциональным и немоти­вированным. Действительно, портрет человека иконичен только до из­вестной степени, ведь покрытый красками холст совсем не то, что кожа, в отличие от изображенного на портрете человека, портрет не наделен способностью говорить и двигаться. Но почему же тогда графический и

235

фотографический знак, не имеющий ни одного общего материального элемента с вещами, оказывается похожим на вещи? У. Эко приходит к выводу, что иконические знаки «воспроизводят некоторые общие условия восприятия на базе обычных кодов восприятия, отвергая одни стимулы и отбирая другие, те, что способны сформировать некую структуру восприятия, которая обладала бы... тем же значением, что и объект иконического изображения. Опознание иконического знака осуществляется на выделении отличительных черт, передаваемых с помощью иконического кода, который культурно детерминирован».

О культурной детерминированности способов репрезентации и вос­приятия написано уже немало и в работах по психологии визуального восприятия, и в работах по культурной антропологии, и в работах по семиотике. Например, с Ф. Боаса и до К. Леви-Строса культурную антропологию интересовала проблема классификации мира, встро­енной в язык, с помощью которой бесконечное количество элементов повседневного опыта сводится к ограниченному числу идей. Между этими идеями устанавливаются прочные ассоциации, что позволяет вырабатывать поведенческие автоматизмы в повседневной жизни. Но­сителем и инструментом той или иной классификационной системы является язык. Каждый язык, каждая классификация, с точки зрения другого языка, могут казаться произвольными и несоответствующими действительности: достаточно вспомнить китайскую энциклопедию Борхеса. Описывая несуществующую китайскую энциклопедию под названием «Небесная империя благодетельных знаний», Борхес под­нимает чрезвычайно важную проблему: «Не сущестует классификации мира, которая бы не была произвольной и проблематичной. Причина весьма проста: мы не знаем, что такое мир»¹.

Таким образом, еще раз подтверждается правильность изначальной установки семиотического анализа о том, что за любым феноменом, который кажется естественным, далее нерасчлененным, первичным, можно обнаружить условность, конвенцию, фактор культуры. Семи­отика способна отыскать заключенную в способе коммуникации идео­логическую детерминанту и полнее определить мотивированность акта творчества, который кажется нам свободным.

¹ Борхес X. Л. Аналитический язык Дона Уилкинса // Коллекция. Рассказы. Эссе. Стихотворения. СПб., 1992. С. 356.