Тема 2.7. Культура России

+ большая роль нравственных факторов, оценок; нравственный мак­симализм, стремление связать каждое дело с высшими ценностями, проявлениями ума и сердца;

+ экстремизм, радикализм, стремление не к поиску компромиссов, а к победе одной идеи над другой; недоверие к «ничьей», плюрализму мнений. В частности, в России, как правило, побеждали крайние концепции; тогда как центристские программы не получали долж­ной поддержки общества;

+ «идеализм» духовной жизни, повышенное чувство идеала, духов­ного начала; если не идеальное, — то «грязное» («все дозволено»); нет смысла стремиться к промежуточным, низким целям, если идеал недостижим в принципе;

+ стремление к цельности человеческих проявлений, цельности духа,восприятия мира;

+ единение истины, добра и красоты; правдоискательство как высшая форма познания;

+ ориентация на сердце и правду (Запад — на разум и волю), перевес этических и религиозных начал над общественными и правовыми (П. Флоренский);

+ кенотизм, сочувствие слабым, высокая роль идей равенства, спра­ведливости;

+ слабое развитие личностного духовного начала, чуждость индиви­дуализму как образу жизни и стилю мышления;

+ духовный мессианизм, интровертность, интуитивизм, рефлектив­ность духовной жизни; поиск смысла жизни, идеала (а не интереса, выгоды, прибыли);

+ культ непротивления злу, смирение. Всякий слишком героиче­ский путь личности русское православие признавало гордыней, его идеологи были готовы видеть в этом пути уклон к человекобожес- твенному и даже демоническому;

+ душевная терпеливость, пассивность, покорность судьбе, высокая адаптация как к объективным (война, засуха), так и субъективным (дурной правитель) трудностям, вплоть до фаталистического отно­шения к миру;

+ незаметность, «внутренность» духовных изменений в сочетании

с духовными «взрывами»;

+ особая связь нравственности и свободы («воли»): русский человек в рабстве — с Богом, в свободе — с дьяволом (Муравьев-Апостол);

+ единство внутренней безответственности и жестокой внешней ответственности. Это, в частности, порождает в архетипе русской

195

культуры консервативный синдром и утопические иллюзии (что ярко проявляется в поспешных экономических поисках, их проти­воречивости);

+ слабость нравственной самодисциплины, недостаток честности и чести: русский человек может быть святым, но не может быть чест­ным, в частности, в торговых, финансовых делах (Н. Бердяев);

+ слабость рационального начала, ориентация на случай, на «авось» (В. Ключевский), вызванные неопределенностью, нестабильностью жизни (климатической и социальной); + образность, масштабность мышления, трудности его конкретиза­ции, перевода в рациональную форму практических дел; преобла­дание осмотрительности над предусмотрительностью (лучше видят следствия, чем ставят цели); + приоритет мудрости (софии) над рациональностью (эпистемой), причем разуму противостоит не воля (как на Западе), а любовь, открывающая путь к истине; + особенности интеллектуального менталитета: если на Западе (в конечном счете — из-за ограниченности земли) сформировался так называемый «экономический» (рациональный) образ мысли, то просторы, социальные и религиозно-нравственные условия в России формировали особый тип мышления. Если западный че­ловек рационально ориентирован на получение личной выгоды, выражаемой количеством потребительских благ, то русский ду­мает об общественном признании, служении обществу, подвиге. Можно даже говорить о противоположности западного рацио­нального мышления и русского — иррационального или нерацио­нального;

+ крепость «заднего ума», пристрастие к окольным путям выхода к цели;

+ склонность к мифологизации бытия; мечтательность, утопизм («русский мечтает, а немец — планирует»), стремление жить в при­думанном мире;

+ бесконфликтность мышления: русскому человеку присущ стиль мышления, главной задачей которого было не только спорить (а как может быть иначе?), но и находить способы примирения с существу­ющим положением вещей (лбом стену не пробьешь);

+ приоритет ориентации на прошлое или на «светлое будущее» в ущерб настоящему; склонность к идеальным моделям будущего, строительству его за счет настоящего; периодическое увлечение грандиозными планами, глобальными реформами и т. д.;