Глава 1.6. «Русская душа» как особое состояние массовой психологии 115

Если Европа отличается широчайшим разнообразием природных форм, окружа­ющих человека, то главная особенность российских пространств — прямо противо­положная. «Однообразие — отличительная черта ее поверхности; одна форма господ­ствует почти на всем ее протяжении: эта форма — равнина, волнообразная плоскость пространством около 90 тысяч квадратных миль... очень невысоко приподнятая над уровнем моря» (Ключевский, 1987). В. О. Ключевский выделял три основных геокли­матических особенности России, на наш взгляд, имевшие сильное влияние на фор­мирование психического склада ее народа. Во-первых, деление территории на поч­венные и ботанические полосы с неодинаковым составом почвы и неодинаковой рас­тительностью. Во-вторых, сложность ее водной (речной) сети с разносторонним направлением рек и взаимной близостью речных бассейнов. В-третьих, общий или ос­новной ботанический и гидрографический узел на центральном алаунско-московском направлении. В совокупности действие этих трех факторов вело к скученности, повы­шенной плотности населения на сравнительно небольших территориях. «Взаимная близость главных речных бассейнов равнины при содействии однообразной формы поверхности не позволяла размещавшимся по ним частям населения обособляться друг от друга, замыкаться в изолированные гидрографические клетки, поддерживала общение между ними, подготовляла народное единство и содействовала государ­ственному объединению страны» (Ключевский, 1987).

На первых порах именно это обусловливало естественную гомогенность и массо-видность сознания разных частей населения. Затем добавились и другие факторы — внешние опасности, особенно со стороны степи. Так, в частности, отмечает историк, «когда усилилось выделение военнослужащего люда из народной массы, в том же краю рабочее сельское население перемешивалось с вооруженным классом, который служил степным защитником земли». Таким образом, сами географические условия и их социальные следствия способствовали гомогенизации социальных ролей, замед­ляли ход естественного разделения труда и специализацию человеческой деятельно­сти. Другой момент — движение славянских (причем в основном сельских) масс на север было связано с поглощением ими туземцев-финнов. Такая ассимиляция также образовывала, хотя уже и на несколько другой основе, «здесь плотную массу, одно­родную и деловитую, со сложным хозяйственным бытом и все осложнявшимся соци­альным составом — ту массу, которая послужила зерном великорусского племени» (Ключевский, 1987).

«Изучая влияние природы страны на человека, мы иногда пытаемся в заключе­ние уяснить себе, как она должна была настраивать древнее население, и при этом не­редко сравниваем нашу страну по ее народно-психологическому действию с Запад­ной Европой... Теперь путник с Восточноевропейской равнины, впервые проезжая по Западной Европе, поражается разнообразием видов, резкостью очертаний, к чему он не привык дома. Из Ломбардии, так напоминающей ему родину своим рельефом, он через несколько часов попадает в Швейцарию, где уже другая поверхность, совсем ему непривычная. Все, что он видит вокруг себя на Западе, настойчиво навязывает ему впечатление границы, предела, точной определенности, строгой отчетливости и еже­минутного, повсеместного присутствия человека с внушительными признаками его упорного и продолжительного труда» (Ключевский, 1987). Сравните это с однообра­зием родного тульского или орловского или почти любого другого вида ранней вес­ной: «он видит ровные пустынные поля, которые как будто горбятся на горизонте,

116 Часть 1. Массы

подобно морю, с редкими перелесками и черной дорогой по окраине — и эта картина провожает его с севера на юг из губернии в губернию, точно одно и то же место дви­жется вместе с ним сотни верст. Все отличается мягкостью, неуловимостью очерта­ний, нечувствительностью переходов, скромностью, даже робостью тонов и красок, все оставляет неопределенное, спокойно-неясное впечатление. Жилья не видно на обширных пространствах, никакого звука не слышно кругом — и наблюдателем овла­девает жуткое чувство невозмутимого покоя, беспробудного сна и пустынности, оди­ночества, располагающее к беспредметно-унылому раздумью без ясной, отчетливой мысли» (Ключевский, 1987). Говоря современным психологическим языком, воз­никают эмоциональные состояния, переживание которых заменяет рациональное мышление.

Историк предлагает нам, однако, не слишком увлекаться субъективными пережи­ваниями собственных душевных настроений, возникающих при виде природы, а об­ратиться к материальным свидетельствам — к сравнению человеческих жилищ. «Дру­гое дело — вид людских жилищ: здесь меньше субъективного и больше исторически уловимого, чем во впечатлениях, воспринимаемых от внешней природы. Жилища строятся не только по средствам, но и по вкусам строителей, по их господствующему настроению. Но формы, раз установившиеся по условиям времени, обыкновенно пе­реживают их в силу косности, свойственной вкусам не меньше, чем прочим распо­ложениям человеческой души. Крестьянские поселки по Волге и во многих других местах европейской России доселе своей примитивностью, отсутствием простейших житейских удобств производят, особенно на путешественников с Запада, впечатле­ние временных, случайных стоянок кочевников, не нынче-завтра собирающихся бро­сить свои едва насиженные места, чтобы передвинуться на новые. В этом сказались продолжительная переселенческая бродячесть прежних времен и хронические пожа­ры — обстоятельства, которые из поколения в поколение воспитывали пренебрежи­тельное равнодушие к домашнему благоустройству, к удобствам в житейской обста­новке» (Ключевский, 1987). Пожары — тоже следствие холодного климата, вынуж­давшего почти непрерывно пользоваться открытым огнем.

Фактор отставания в развитии

Становление того народа, который впоследствии наделили «русской душой», шло со значительным отставанием в развитии от западноевропейских народов. Причины этого достаточно понятны. В то время когда разбуженные римскими походами евро­пейские народы активно продолжали освоение своих земель, восточные славяне, ухо­дя из долины Дуная, еще только покидали Европу, спускаясь с Карпатских гор к до­линам Днестра, Днепра и лишь затем перемещаясь к Оке и Волге. Когда в Европе про­должалось развитие, здесь еще только начиналась колонизация.

«История России есть история страны, которая колонизируется. Область коло­низации в ней расширялась вместе с государственной ее территорией. То падая, то поднимаясь, это вековое движение продолжается до наших дней» (Ключевский, 1987). Причем колонизация шла в очень сложных условиях постоянной борьбы с вне-