4. Политические отношения и формы

Ж.Миддлтон и Д.Тэйт (J.Middleton, D.Tait) в своей работе, озаглав­ленной «Tribes without Rulers» (1958), предлагают определять «полити-

" R.Firth. Op. cit., p. 123 et 143-144.

ческие отношения» независимо от организующих их форм правления. Они их характеризуют через осуществляемые функции: это отношения, «посредством которых лица и группы практикуют власть или авторитет с целью поддержания общественного порядка внутри территориальных рамок». Они их различают соответственно внутренней или внешней ори­ентации; одни включаются в область политического объединения, обес­печивая его связь, поддержание его в надлежащем состоянии или адап­тацию к нему; другие устанавливаются между различными политичес­кими объединениями и принадлежат, по существу, к антагонистическому типу. Здесь нет ничего нового. Уже Рэдклиф-Браун характеризовал по­литические отношения, указывая на связанную с ними регуляцию вла­сти, и показал, что они могут существовать как между группами, так и внутри групп.

Исходя из своего собственного исследовательского опыта - центра­лизованные общества Восточной Африки и прибегая к аналитическо­му методу, Ж. Маке различает три типа отношений, которые могут быть связаны в политическом процессе и которые имеют общую формальную характеристику уже указанного значения: они являются отчетливо асим­метричными. Маке конструирует три модели отношений, основанных на трех элементах - действующих лицах, ролях и специфическом содер­жании. Он их представляет в следующей форме:

	Простейшая	Простейшая	Простейшая
	модель	модель	модель
	политического	социальной	феодального
	отношения	стратификации	отношения
Действующие	Управляющие	Высший, равный	Сеньор
лица	и	и низший по	и
	управляемые	положению в	зависимый
		системе стратов
	Командовать	Умение себя вести	Протекция
Роль	и	соответственно	и
	подчиняться	статусу	услужение
	Законное
Специфическое	использование	Положение	Межличностное
содержание	физического		согласие
	принуждения

Ж.Маке уточняет, что эти модели имеют действенную ценность, что они ориентируют особенно классификацию фактов и сравнительное

50

Политическая антропология

Область политического

51

исследование, реализуемое только на некотором уровне абстракции. Он отмечает с основанием, что функции и отношения не связаны друг с дру­гом просто и единообразно; Нельзя, следовательно, исходить из первых с целью строго дифференцировать и сравнивать вторые. Он показыва­ет, что значительные традиционные государства - государства межозер­ного региона Восточной Африки - отличаются в силу режима, навязан­ною каждой из этих моделей и в силу меняющихся комбинаций, какие они осуществляют, исходя из трех фундаментальных отношений.¹⁴ По­нимание проблем остается, между тем, формальным. Трудности, прису­щие аналитическому методу, уже рассматривались; он разделяет элемен­ты, приобретающие свое значение только в силу их положения в реаль­но или логически установленном целом. Опыты, которые пытаются изолировать и определить порядок так называемых политических отно­шений, очень скоро упираются в свои границы. Макс Вебер исходит из фундаментального отношения командования и подчинения, но он кон­струирует свою политическую социологию, исследуя различные возмож­ные способы его понимания и устройства. Чтобы это отношение не име­ло бедного содержания, он его вписывает в более обширную область -область различных форм организации и оправдания «легитимного гос­подства». Современные антропологи сталкиваются с теми же трудно­стями. Они рассматривали политические системы и организации, аспек­ты, способы действия и процессы, характеризуемые в качестве полити­ческих; но они не смогли строго и с пользой определить политиче­ские отношения. М.Ж.Смит напоминает, что это понятие имеет харак­тер не столько формальный, сколько субстантивный. «Субстанция», отличающая их от других категорий социальных отношений, м ожет быть раскрыта только через прояснение природы политического феномена. В силу той же причины политическая философия не может быть уволена политической антропологией так же удобно, как дали понять Е.Эванс-Притчард и М.Фортес в их введении к «African Political Systems».

Если перейти с аналитического уровня на синтетический - уровень форм политической организации, - вопросы метода и терминологии не станут менее трудными, даже если считать, что дебаты, в которых про­тивопоставляются «родовые» общества обществам «политическим», преодолены. На деле господствуют широкие интерпретации, и И.Шапе-ра дает принятое определение, уточняя, что «правительство в его фор­мальных аспектах всегда включает управление общественными делами

и их контроль со стороны одного или нескольких лиц, для которых они являются постоянной функцией».¹⁵ Таким образом, оказываются за­тронуты все общества, но необходимым становится различение разных форм управления. Исследование критериев классификации вновь тогда приводит к трудностям, встреченным при определении политической области.

Степень дифференциации и концентрации власти остается часто ис­пользуемой системой отсчета. Она направляет особенно различение трех типов управления, проделанное Люси Мэром. Низшему уровню соот­ветствует минимальное управление. Оно характеризуется в трех смыслах: узость политической общности, ограниченное число держателей власти и авторитета, слабость власти и авторитета. Рядом помещается рассеян­ное управление. В принципе, оно зависит от совокупности взрослого муж­ского населения, но некоторые институты (возрастные классы) и неко­торые хранители ответственности (располагающие властью по обстоя­тельствам) обеспечивают управление общественными делами по праву и фактически. Самая развитая форма, основывающаяся на четко диффе­ренцированной и более централизованной власти, представляет этати­стское управление. Эта типология с тремя членами преодолевает спор­ное (и теперь отброшенное) деление на общества «без Государства» и общества «с Государством»; но, работая только с грубо очерченными категориями, она требует определения подтипов, которые могут быть многочисленны до чрезвычайности и проявляют себя, не принося науч­ной пользы. Она не более, чем предшествующие типологии, годится для простой классификации конкретных политических обществ; потому что последние - как это показал Лич, отправляясь от своего исследования кашенов - могут колебаться между двумя полярными типами и иметь форму гибрида; потому что один и тот же этнический ансамбль - напри­мер, ибо в южной Нигерии - может прибегать к разным модальностям политической организации. Сверх того, всякая типология плохо отдает отчет о переходах, устанавливая прерывистые типы. Люси Мэр это скры­то признает, рассматривая «экспансию управления», прежде чем изучать хорошо устроенные традиционные Государства. Уже Р.Лови, представ­ляя «некоторые аспекты политической организации у американских або­ригенов» и доказывая необходимость генетического анализа, напоми­нал, что Государство «не может расцвести сразу».

Д.Истон, перечисляя трудности, присущие всякому типологическо­му исследованию, предлагает установить «континуум типов», имеющий

¹⁴ Неизданные отчеты «Группы исследований в области политической антропологии и политической социологии» (1965). : -

ISchapera. Government and Politics in Tribale Societies. 1956, p.39.

52

Политическая антропология

Область политического

53

скорее описательный, чем дедуктивный характер. Он делает попытку этого, используя критерий дифференциации политических ролей: диф­ференциацию по отношению к другим социальным ролям, между сами­ми этими ролями, и по отношению к особым или диффузным функциям, которые они осуществляют. Он стремится, таким образом, сконструи­ровать лестницу дифференциации с тремя измерениями. Но прогресс, достигнутый при установлении непрерывности, рискует быть утрачен­ным в плане значений. Истон это признает, уточняя, что «подобная клас­сификация имеет смысл, только если находят варианты других важных характеристик, связанных с каждым пунктом континуума».¹⁶ Это воз­вращает к утверждению, что сама по себе никакая типология не имеет значения.

Макс Вебер установил идеальные типы, которые служили ориенти­ром для некоторых исследователей, вступивших в область политичес­кой антропологии. Критерий классификации уже был рассмотрен: это форма «легитимного господства», которое не обязательно зависит от существования Государства. Тип законного господства иллюстрируется наиболее адекватно бюрократией; и антропологи, вроде Ллойда Фал-лерса (L.Fallers. «Bantu Bureaucracy», 1956), интерпретировали современ­ную эволюцию традиционных политических структур как обеспечение перехода от так называемой «наследственной» системы власти к бюро­кратической системе. Тип традиционного господства, где опорой поли­тической власти служат исключительно личные отношения, прини­мает разные формы. Это геронтократия (которая связывает власть со старшинством), патриархальная власть (власть поддерживается внутри определенной семьи), наследственная власть и султанизм. Самой рас­пространенной формой является наследственная власть. Ее нормой яв­ляется обычай, рассматриваемый как неизменный, ее способ власти яв­ляется в основном личностным, ее организация исключает администра­цию в современном смысле слова. Она прибегает скорее к сановникам, чем к чиновникам, она не признает отделения между частной и офици­альной областями. Именно форму традиционного господства наиболее часто рассматривает антропологическая литература. Что касается ха­ризматического господства, оно представляет исключительный тип. Оно имеет революционную силу, является средством ниспровержения, дей­ствующим против режимов традиционного или легального характера. Мессианские движения с политическим продолжением, которые размно-жились в ходе последних десятилетий в черной Африке и в Меланезии,

' "См. «Political Antropology», op. cit.

демонстрируют эту разрушительную власть, которая атакует традици­онный порядок и расчищает место для утопической горячности.

Эта «идеальная» и не описательная типология кажется также уязви­мой. Она должна связать в изменчивых комбинациях различные крите­рии: природу власти, способ удержания власти, разрыв между частными отношениями и официальными, интенсивность потенциального дина­мизма и т.д. Она не может охарактеризовать политические типы еди­ным образом. Ктому же, она устанавливает противоположности, -между рациональным и традиционным, между этими категориями и хариз­мой, - которые противоречат фактическим данным и искажают приро­ду политики. Три элемента всегда представлены, хотя бы они были нео­динаково акцентрованы, это общее соображение, которое контролиру­ет результаты, достигнутые в области политической антропологии.

Если последняя дает средства предпринять масштабное сравнитель­ное исследование, она не разрешает в качестве таковой проблему клас­сификации политических форм, признанных в их историческом и гео­графическом разнообразии. Эту недостаточность можно определить с того момента, когда начинают рассматривать общества с централизо­ванной властью. Граница между политическими системами с властью вождя и монархическими системами не является еще строгой. Размер политического объединения недостаточен, чтобы определить ее линию, хотя он оказывает прямые воздействия на организацию управления: существуют вождистские общества больших размеров (в Камеруне, в стране бамилеке, например). Совпадение политического и культурного пространств - существование двойной унитарной структуры - не состав­ляет больше отличительного критерия; оно исключается как в вождист-ских обществах, так и в традиционных королевствах. Та же самая нео­пределенность обнаруживается при рассмотрении сложности политико-административного аппарата: структура совета вождей у бамилеке не менее сложна, чем аппарат, на который опираются суверены Централь­ной и Восточной Африки. Элементы дифференциации имеют другую природу. Вождь и король не отличаются только размерами и интенсив­ностью своей власти, но также природой этой власти. Р.Лови это отме­чает, анализируя политическую организацию американских индейцев. Он противопоставляет «титулярного вождя» и «сильного вождя» - ил­люстрацией которого является император инков. Первый не распоря­жается полностью использованием силы (его функции часто отличны от функций военного вождя), не издает законы (но следит за поддержани­ем обычаев) и не имеет монополии на исполнительную власть. Он ха­рактеризуется ораторским даром (силой убеждения), талантом прими-

54

Политическая антропология

р ителя и великодушием. Напротив, второй тип вождя располагает при­нудительной властью и полной суверенностью; он суверен в полном смыс­ле слова. С другой стороны, критерий социальной стратификации умес­тен в том, что касается различения вождистских обществ и монархичес­ких. Внутри последних система рангов, каст (или псевдокаст) и классов (или протоклассов) составляет главную арматуру общества и неравен­ство там управляет всеми господствующими общественными отноше­ниями. Политическая типология должна, вследствие этого, прибегать к средствам дифференциации, которые не являются исключительно поли­тическими.

Подобные трудности появляются при классификации четко консти­туированных Государств. Существование одного или нескольких цент­ров власти определяет две обычно используемых категории: «централи­зованной монархии», с одной стороны; «федеративной монархии», с другой стороны.¹⁷

Это рудиментарное разделение имеет ограниченную полезность; может быть, это происходите силу редкости второго типа-часто иллю­стрируемого политической организацией асханти в Гане. Для сравни­тельного изучения африканских королевств Ж.Вансина предлагает ти­пологию, которая представлена как «классификация структурных мо­делей». Этот опыт ясно обнаруживает нерешенные проблемы метода, связанные с подобным предприятием. Он выдвигает пять типов, кото­рые фактически характеризуются гетерогенными критериями: деспотизм, клановое родство суверенов и второстепенных вождей, включение в по­литический организм и подчинение «прежних» властей, монополия ари­стократии на власть и, наконец, федеративная организация.¹⁸ Ж.Ванси­на не смог просто держаться двух «взаимопересекающихся» критериев, которые он выбрал сначала: степени централизации и правил достиже­ния политических власти и авторитета. Он не мог бы поступить иначе в силу различия форм, принятых традиционным Государством, и много­численных аспектов - но неравного научного интереса - в зависимости от которых их классификация может быть осуществлена. Соответствен­но интерпретации, данной политическому феномену, один или другой из аспектов будет брать верх: степень концентрации и способ организа­ции власти, природа социальной стратификации, которая определяет деление на управляющих и управляемых, тип отношения к священному, которое основывает законность всякого «примитивного» правления. Эти

^{1 7} S.N.Eisenstadt. Primitive Political Systems. In: American Anthropologist. LXI, 1959.

¹⁸ J.Vansina. A Comparison of African Kingdoms. In: «Africa», 32,4,1962.

55

Область политического

хри рода типологии возможны, но они не имеют одинаковой действен­ной ценности.

К ак видно, различие политических организаций более признано, чем научно познано и освоено. Надлежит искать причины этого поражения. Запоздание работ по политической антропологии - как на уровне опи­сательного изучения, так и на уровне теоретической разработки - явля­ется самой заметной причиной. Но она не самая серьезная. Если пред­принимают описание и классификацию типов политических систем, кон­струируют модели, которые служат для выявления того, в чем общества эквивалентны или различны в плане устройства их власти, и которые позволяют изучать трансформации, объясняющие переход от одного типа к другому. Поражения, испытанные в этой области, побуждают поставить главный вопрос: располагают ли антропология и социология моделями, приспособленными к изучению политических форм?

В настоящий момент ответ должен быть негативным. Пока позна­ние политических отношений и процессов не будет прогрессировать пу­тем систематического рассмотрения их многочисленных проявлений, трудности сохранятся целиком. Сама природа политических феноменов будет долго составлять главную помеху, если согласятся, что эти после­дние характеризуются их синтетическим аспектом (они смешиваются с организацией всего общества) и их динамизмом (они основываются на неравенстве и соперничестве). Чтобы быть адекватными, необходимые для их классификации модели должны суметь выразить отношения меж­ду гетерогенными элементами и дать отчет о внутреннем динамизме си­стем. Именно по причине этого двойного требования классификацион­ные модели, разработанные антропологами структуралистами, плохо годятся для изучения политической области; они не считаются ни с тем, ни с другим из названных двух условий. Не подлежа сведению ни к «коду» (как язык или миф), ни к «сети» (как родство или обмен), политическое остается тотальной системой, которая еще не получила удовлетворитель­ного формального основания. Подобная констатация требует сдержи­вать амбиции политической антропологии в области типологии. Речь идетв данный момент о том, чтобы ограничиться сравнительным изуче­нием родственных систем, которые представляют в некотором роде ва­риации на одну и ту же «тему» и принадлежат к одному и тому же куль­турному региону. Такое исследование дало бы возможность приступить к проблемам формализации - опробуя микротипологию - и углубить познание политического, исходя из множества политических форм, свя­занных друг с другом культурой и историей.

Глава HI РОДСТВО И ВЛАСТЬ

Родство и власть

Для многих авторов система родства теоретически исключает поли­тическую систему. Уже согласно приведенной выше формуле Моргана, одна управляет состоянием societas, другая состоянием civitas, так же как в соответствии с модной одно время терминологией, одна относится к структурам взаимности, другая к структурам субординации. Дихотомия очевидна в обоих случаях. Она проявляется равным образом в маркси­стской теории, где классовое общество и Государство вытекают из «раз­ложения первобытных общностей», где появление политики совпадает с уничтожением «кровных личных связей». Указанная дихотомия в свое­образных формах обнаруживается в философской традиции; и особен­но в феноменологии Гегеля, который противопоставляет параллельно универсальное и частное, Государство и семью, мужской план (который является областью политики и, соответственно, является высшим) и жен­ский план.

Политическая антропология, далекая от понимания родства и поли­тического в качестве понятий, исключающих друг друга или противо­стоящих один другому, обнаруживает сложные связи, существующие между двумя системами, и основьюает анализ и теоретическую разра­ботку их отношений на исследованиях, проведенных на местах. Так на­зываемые родовые и сегментарные общества, безголовые или безгосу­дарственные, где политические функции и институты мало дифференци­рованы, обеспечили первую область анализа. Именно в связи сними бьша открыта граница, прочерченная между родством и политическим. Та­ким образом, изучение родовой организации и ее проекции в простран­стве сделало видимым существование политических отношений, кото­рые основываются на использовании принципа происхождения вне уз­ких рамок родства. Также при исследовании этих обществ родство