Глава IV

СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ И ВЛАСТЬ

Политическая власть организует законное господство и подчинение и создает свойственную ей иерархию. Она выражает «официально» осо­бенно одно наиболее фундаментальное неравенство: то, которое уста­навливает между индивидами и группами социальная стратификация и система общественных классов. Способ дифференциации общественных элементов, различные уровни, в которые они вписываются, и форма, принятая политическим действием, являются тесно связанными феноме­нами. Это отношение заставляет принять себя как факт - историческое становление политических обществ это выявляет, - и как логическую необходимость - власть проистекает из асимметрии, поразившей обще­ственные отношения, между тем как последние создают дифференциаль­ный разрыв, необходимый для функционирования общества.

Все общества являются в различной степени гетерогенными; исто­рия их нагружает новыми приобретениями, не исключая всех прежних; дифференциация функций умножает группы, берущие их на свою ответ­ственность, или заставляет одну и ту же группу представать в разных «аспектах» соответственно ситуациям. Эти различные элементы могут приладиться друг к другу, только если они упорядочены одни по отно­шению к другим. Политика их объединяет, налагая порядок, и справед­ливо можно сказать, что она является «преимущественно упорядочи­вающей силой» (Ж.Фройд). Короче, нет общества без политической власти, нет власти без иерархии и без неравных отношений, установив­шихся между индивидами и общественными группами. Политическая ан­тропология не должна ни отрицать этого факта, ни пренебрегать им; наоборот, ее задача - показать особые формы, которые принимает власть, и неравенства, на которые она опирается в рамках «экзотиче­ских» обществ. '

82

Политическая антропология

Т е из последних, которые располагают минимальным управлением или демонстрируют его только по случаю, не меньше обнаруживают эту необходимость. Власть, влияние, престиж тут вытекают из условий, теперь лучше изученных, таких, как отношение к предкам, обладание землей и материальными богатствами, контроль над людьми, противо­поставляемыми внешнему врагу, манипуляция символами и ритуалами. Эти действия уже включают антагонизм, соперничество и конфликт: Такие общества включают элементарную общественную иерархию, уров­ни которой объединены между собой диалектикой, возвещающей «эле­ментарные формы классовой борьбы» (Р.Бастид) в более сложных об­ществах, управляемых первоначальным Государством.

1. Порядок и подчинение

Антропологические теории страдают неопределенностью: некоторые из них уже находятв «природе» отношения иерархии и господства - идет ли речь о peck-order (порядок удара клювом) в обществах птиц или о ситуации «господствующих самцов» в стаях обезьян; напротив, другие теории, пренебрегая формальным аспектом отношения, считают обще­ственную стратификацию «укорененной в культуре» (Л.Фаллерс). При­соединившись к идеальному образу человека, символизирующему цен­ности и коллективные идеалы, культура классифицирует индивидов и общественные группы по отношению к этой модели. Иерархизация, с этой точки зрения, означает переход от природы к культуре, и эта мо­дификация должна быть более легко воспринимаема в самых простых обществах.

Дебаты, даже сведенные к этой обобщенной формулировке, доказы­вают существование двусмысленностей, которые затемняют понятие социальной стратификации. Противоречия существуют в том, что каса­ется природы неравенств, которые надлежит рассмотреть, чтобы оха­рактеризовать последнюю. Так называемые естественные неравенства, основанные на различиях пола и возраста, но «трактуемые» через по­средство культурной среды, внутри которой они выражаются, проявля­ются в иерархии индивидуальных позиций, располагающей мужчин по отношению к женщинам и помещающей каждого из мужчин в его груп­пу соответственно его возрасту. П.Линтон по случаю статьи, опублико­ванной в 1940 г., привлекает внимание к «этому аспекту общественной организации». Он противопоставляет танала из Мадагаскара, демонст-

83

Социалъная стратификация и власть

р ирующих двойную иерархизацию мужчин и женщин соответственно возрасту и близости в отношении предков, и индейцев каманчей, распо­лагающих также двойной иерархизацией, которая помещает наверху мужчин во цвете мужественности и женщин в расцвете плодовитости. В одном случае иерархия идет непрерывно по восходящей и продолжа­ется в мире предков; в другом случае она является восходящей, затем нисходящей. Преобладание религиозных ценностей у танала, военных ценностей у каманчей способствует объяснению этого различия и пока­зывает, что естественные критерии «классификации» получают свое зна­чение от культуры, которая их использует.

Эти первичные неравенства определяют уже привилегии и обязан­ности. Они усложняются, вторгаясь в область отношений, определен­ных родством и происхождением,¹ более того, их отношение к полити­ческой области меняется соответственно тому, как они фиксируют вза­имное положение индивидов и некоторых общественных групп. Родство управляет особенно первыми, хотя его структуры обнаруживают «клас­сы» родственников и действие равенства (например, между братьями) или господства-подчинения (например, между родителями и их детьми). Оно действует в узких рамках, где учреждает отношения власти, связан­ные с системой жалоб, положений, прав и обязанностей. Между тем оно приобретает политическое значение только в той мере, в какой оно мо­делирует отношения между общественными группами, а не между лица­ми, в той также мере, в какой оно регулирует достижение обязанностей, дарующих власть и авторитет. Общественные объединения, конституи­рованные в зависимости от происхождения, не являются все равными и эквивалентными, но вписываются в иерархический порядок групп и включают неравные статусы (даже если неравенство касается только престижа и превосходства) и неравенство участия во власти. Господству­ющий принцип, лежащий в основе этого порядка, это принцип старшин­ства и генеалогической близости: группа по происхождению, самая «близ­кая» к общему предку или создателю, занимает высшую позицию, обла­дает политическим превосходством, предназначает власть самому старшему члену самого старшего поколения.

Эта иерархия может быть справедливо рассмотрена как предвосхи­щение элементарных форм социальной стратификации. Продукт исто­рии, она оправдывается отношением к мифу - «начальные» предки упо­добляются богам или героям или рассматриваются как компаньоны по­следних. Относительная позиция кланов и родов является результатом

¹ См. главу III: «Родство и власть».

событий, которые повлекли за собой их формирование, начиная от са­мого первого предка, и постепенное занятие ими пространства, исходя из центра основания. Таким образом, у бемба из Замбии кланово-родо-вой порядок соотносится с завоевателем Атимукулу: «его» род имеет монополию на политическую власть и «его» клан (клан крокодила) име­ет самый высокий статус в силу того, что он был кланом предшествова­ния; другие кланы и роды располагаются смотря по тому, прибыл ли их создатель вместе с героем завоевателем или после него. Те же самые прин­ципы могут еще действовать в обществах с традиционным Государством. У свази из Южной Африки первый из королей, известных по устной тра­диции, основал высший клан, из которого выбираются суверены, состав­ляющие клан роды иерархизованы в соответствии с их отношением к главной линии. История ориентировала иерархию кланов иродов, при­вела к появлению различий «ранга» внутри клановой системы, обусло­вила организацию общественного пространства.

Она часто выходит на мифологию, которая символически выражает неравенства статуса и дает оправдание вводимым ими отношениям гос­подства-подчинения. Функция мифа отчетливо проявляется в некоторых обществах американских индейцев. Таким образом мифология винне-баго из Висконсина сообщает, что две «половины», одна «небесная» и обладающая ритуальной властью, другая «земная», обладающая спосо­бами обеспечения материального существования, столкнулись в начале времен в попытке завоевать должность вождя. Первая победила и уста­новила таким образом свое господство: один из составляющих ее кла­нов -клан Орла - имеет монополию на отправление функций вождярода. Двойственная организация общества виннебаго покоится на этом нера­венстве статуса и политической пригодности. «Верхние» занимают выс­шее положение, локализуются в правой части племенной территории и их кланы имеют птиц в качестве тотемических эмблем. «Земные» оказы-' ваются в низшей позиции, располагаются в левой части племенной тер­ритории и их кланы имеют земных животных в качестве тотемических эмблем. Они выполняют в политической области только второстепен­ные обязанности, исполняя, например, функции полиции (клан Медве­дя) и обязанность глашатая (клан Бизона). Они остаются на краю вла­сти, которая стремится сообразоваться с замыслами «сверхъестествен­ных сил».

Можно было бы сказать, что иерархия индивидов в системе родства и иерархия «сегментов» в сегментарном обществе подчиняются одним и тем же принципам упорядочения. Но это фактически только уподобле­ние, которое затушевывает политические включения второго из этих

85

Социальная стратификация и власть

уровней. Было бы совершенно также рискованно, действуя таким же образом, рассматривать в качестве аналогов проявления возрастного критерия в рамках родства или родовых устройств и в рамках иерархии возрастных групп. С.Н.Эйзенштадт (C.N.Eisenstadt) в своей работе «From Generation to Generation» (1956) справедливо отмечал, что устройство возрастных классов перерезает границы, очерченные родством и проис­хождением, вводит новый способ единения и подчинения, преодолевает партикуляризм возрастных группировок. Давая еще одно основание простейшей политической власти и приведя к верховенству «универсаль­ных» ценностей над «партикуляристскими» ценностями, оно действует иногда в противоречии с системой общественных отношений, основан­ных на родстве и происхождении; особенно в обществах, где обладаю­щий превосходством возрастной класс (класс воинов) навязывает своим членам безбрачие и минимальное включение в рамки родства.

С тратификация возрастных групп отличается от простой иерархии поколений. Она вытекает из возраста и из ритуальной процедуры, кото­рая обусловливает доступ к системе, создает настоящую школу граж­данской доблести и дает статус взрослого. Организация возрастных клас­сов учреждает отношения солидарности и также власти, которую может смягчить игра компенсаций, соединяющая отношения господства меж­ду следующими друг за другом «классами» (1-2) со свободными отно­шениями между чередующимися «классами» (1-3), как это происходит в некоторых обществах Южного Камеруна. Между тем сущностный ха­рактер установленных возрастных классов состоит в том, чтобы осно­вать социальную стратификацию, чуждую отношениям родства и про­исхождения, и позволить осуществить специфические функции - риту­альные, военные или/и политические.

Именно в черной Африке эта система проявляется наилучшим обра­зом в разнообразии ее форм.² Нанди и кикуйя-камба из восточного ре­гиона представляют общественную организацию, установившуюся на территориальной основе, с иерархией возрастных классов, наделенных военными, политическими и юридическими обязанностями, которые вмешиваются непосредственно в управление коллективом, между тем как кланы и роды сведены к второстепенной роли. В Западной Африке, на­пример, у ибо из Нигерии и их соседей, возрастные группы являются одним из основных элементов структуры деревни; они имеют экономи­ческую функцию и могут определять участие в управлении деревенски-

² Можно посмотреть статью: S.N.Eisenstadt. «African Age Groups». «A Comparative Study», Africa, 24, avril 1954.

86

Политическая антропология

Социалъная стратификация и власть

87

ми делами. Южная область с королевствами Свази и Зулу показывает, как очень централизованная власть может опираться на сильный аппа­рат возрастных классов: последние организуют отряды, связанные с су­вереном, которые вьшолняютне только военную роль. Эти примеры не достаточны, чтобы дать отчет о многочисленных вариациях, какие пред­ставляют в этом аспекте африканские общества. Углубленное сравни­тельное исследование показало бы, что организованные возрастные груп­пы существуют в глобальном обществе по-разному, в зависимости от того, являются ли еще действующими кланов о-родовые иерархии, уста­новились или не установились собственно политические стратификации. Их позиция, структура и их функции меняются вследствие этого: имен­но между двумя полюсами-просто сегментарным обществом/обществом с традиционным Государством - они наделяются самыми многочислен­ными и самыми важными функциями, в числе которых обеспечение уп­равления.

Эти элементарные формы социальной стратификации, упорядочива­ющие кланы или роды и возрастные классы, никогда не уничтожаются. Они сосуществуют, как правило, с более сложными формами, которые над ними доминируют и их используют, подчиняя их с помощью меняю­щихся процедур, и которые единственно могут получить характеристи­ку «стратификации» у некоторых антропологов, в числе которых Ж. П. Мер док. С его точки зрения, термин применим только к обществам, где появляются группы существенно различные и неравные в силу их различия: например, группы, которые выражают разрыв между свобод­ными людьми и людьми рабского положения. Неравенство статуса или положения, которое выражается вне отношений родства и вне отноше­ний, установленных между группами по происхождению и между возра­стными группами, становится тогда подходящим критерием. Упомя­нутые социальные статусы, положения и системы, которыми они управ­ляют, являются результатом отношений, чуждых областям, где прояв­ляются эти три модели отношений, и основываются на завоевании, контроле над землей, на ритуальной способности, приведении в состоя­ние рабства и т.д. Эти сложные стратификации проявляются в неравном (или исключительном) участии во власти, в богатствах и символах пре­стижа, и в различии культурных черт. Они могут предшествовать струк­туре общественных классов. Они очевидным образом обнаруживают воз­действия истории.

Этнологическая литература иллюстрирует многочисленными и гео­графически разбросанными примерами подобный тип общества с ран­гами, сословиями или кастами. Он обнаруживается у северных амери-

канских индейцев: индейцев Северо-Запада и у натчез из нижней доли­ны Миссисипи. Последние разделяют рядовых людей - обозначенных нелестным именем «вонючих» - и аристократов - также иерархизован-ных на три категории: «почетных», «благородных» и «солнечных». Выс­ший вождь, изолированный и находящийся на вершине этой иерархии, получал титул «Большого Солнца». Эта система рангов оставалась, меж­ду тем, открытой благодаря механизмам брака или заслуги (J.R.Swanton. «Indian Tribes of the Lower Missisipi Valley», 1911). В Полинезии со­циальные различия сильнее выражены. Так, в Самоа установлены и упорядочены различные уровни даже вне господствующего разрыва, прочерченного между свободными людьми и прочими. Ж.Б.Стер там различает пять «классов» с внутренней иерархией, в рамках которых рас­пределяются свободные люди: политический «класс» (вожди, вовсе не равные между собой), религиозный «класс» (священники), земельная знать, крупные собственники и обычные люди. Некоторые из обязанно­стей и титулов являются наследственными (J.B.Stair. «Old Samoa», 1897). В своем сравнительном исследовании М.Д.Сахлинс выявил разнообра­зие форм стратификации, неравную степень их сложности в полинезий­ских обществах и изучил их связь с островной экологией и экономикой, с типами политических структур и организаций (M.D.Sahlins. «Social Stratification in Polinesia», 1958).

Африка дает большое разнообразие обществ со сложной социаль­ной стратификацией. Одни представляют глобальную структуру, назван­ную «кастами», когда иерархизуется ограниченное число закрытых групп, строго дифференцированных, специализированных и существен­но неравных. Это случай старой Руанды и Бурунди: соответственно фор­муле Ж.Маке, «предпосылка неравенства» там является принципом, ко­торый обосновывает господство и привилегии высшей группы - и отно­сящиеся к меньшинству. Некоторые общества, особенно в Сенегале и в Мали, сочетают систему слоев (аристократы, свободные люди, рабы) и систему профессиональных «каст»; каждая из них имеет свою собствен­ную стратификацию и специфическую иерархию; уолофы и сереры, ту-кулеры представляют этот тип обществ. Некоторые другие общества, как хаусса из Северной Нигерии, связывают в целое «чрезвычайной слож­ности», по выражению М.Ж.Смита, многочисленные способы страти­фикации и иерархизации. В таком случае этническая гетерогенность, высокая степень дифференциации экономических и общественных фун­кций, воздействие завоевания группой, которая извлекла монополию власти, объясняют эту структуру. Традиционные африканские общества, составленные из протоклассов и эмбрионарных общественных классов,

редки; королевство Буганда в силу значения, приписываемого земель­ной собственности, и важности, признанной за индивидуальной иници­ативой, кажется, является одним из них. Небезынтересно отметить, что общество ганда остается одним из традиционных обществ, сегод­ня открытых для процессов модернизации, особенно в политической области.

Азия (Индия) представляет самое большое число кастовых обществ. Связь в последних не вытекает ни из семейной структуры (которая мог­ла быть охарактеризована как «центробежная»), ни из клановой систе­мы (которая названа «номинальной»), но из касты. Она устанавливает строгий порядок, учреждает строгую дифференциацию и специализацию, устанавливает границы, которые акцентируют различия, препятствуя захвату одной группы другой, наконец, влечет за собой распределение в пространстве, которое сообразуется с этими требованиями. Именно со­отнесение с религиозной системой и ритуальным поведением - мерой всех вещей - объясняет и оправдывает этот способ общественных отно­шений и основанные на нем неравенства. Модель из четырех варна (основные классификационные категории) является инструментом, по­зволяющим дать теоретическую интерпретацию этого глобального ус­тройства. Действительность намного сложнее, ибо она варьируется со­ответственно регионам и рассматриваемым периодам, она ведете умно­жением каст и их внутренних делений к постоянным спорам, касающимся их относительных позиций. Эндогамия может действовать на каждом из уровней внутренней стратификации, как это происходитв случае брах­манов в Бенгалии.³ Динамизм каст связан с политической динамикой, и именно в силу упрощенческого заблуждения касты поначалу считались неподвижными системами. Большая часть азиатских обществ имеют сложные социальные стратификации, иллюстрацией их является систе­ма устройства у кашенов из Бирмы, изученных Е.Р.Личем. Он характе­ризует их общество как сочетание «классовой системы» и «родовой сис­темы», модифицирующейся с трудом в направлении «феодальной систе­мы». Там оказьюаются выделены три главных слоя, или «положения», и два промежуточных: 1) слой вождей или сеньоров (дю); 2) слой сво­бодных людей (дарат); 3) слой «рабов» (майам); между 1 и 2 помещают­ся аристократы, считающиеся потомками старых вождей; между 2 и 3 -потомки мужчин дарат и женщин майам (сураванги). Эта стратифика­ция не строгая и не находится в прямом отношении с экономическими статусами. Она соотносится с ритуальными различиями и с политиче-

³ F.L.Hsu. «Clan, Caste and Club». Princeton, 1963. Л.Дюмон подчеркнул идеологические аспекты кастовой системы. См. L.Dumont. «Homo Hierarchicus». Paris, 1966.

89

Социальная стратификация и власть

скими значениями. Она позволяет каждому слою прославлять свою «честь» перед лицом тех, которые являются в отношении них низшими. Но существенным фактом является, несомненно, ее внедрение в область отношений, определенных родством, происхождением и союзом. Она проявляется некоторым образом как высшее и систематизированное выражение неравенств, существующее на этом уровне.

Э тот краткий и неполный обзор стратификации и сложных иерар­хий обнаруживает множественность их традиционных форм; он дока­зывает также трудность, встающую с тех пор как пытаются свести их к ограниченному числу типов. Нелегко осуществить различие между выс­шими и низшими формами стратификации, ибо первые рождаются в некотором роде из последних и используют их, демонстрируя изменение иерархического режима. Споры специалистов позволяют в конечном счете поставить вопрос об их взаимных границах. Кажется, тем не ме­нее, законным ограничить применение понятия стратификации обще­ствами, которые удовлетворяют по крайней мере двум условиям: 1) гос­подствующие неравенства формируются исходя из критериев, других, чем возрасти пол, родство и происхождение; 2) купюры, которые уста­навливаются между иерархизованными группами, прочерчены в масш­табе всего общества или национального политического единства. Это отграничение не упрощает, тем не менее, положения, ибо переход от те­оретической интерпретации к разъяснению социальной действительно­сти не может осуществиться беспрепятственно. Конкретные общества кажутся «взаимопереплетением систем социальной стратификации в ди­алектических отношениях друг с другом». Эта формула Р.Бастида (R.Ba-stide. «Formes elementaires de la stratification sociale», 1965) перекликает­ся с формулой Ж.Гурвича, который отождествляет «всякую структуру» с «хрупким равновесием между множественностью иерархий, беспре­станно переделывающихся под влиянием обновленного усилия.» К тому же, эффективное отношение, связывающее социальную стратификацию с политической структурой и политической организацией, устанавлива­ется в соответствии с меняющимися модальностями; оно не является ни простым, ни односторонним, чего не могли бы игнорировать исследо­вания, проводимые под видом политической антропологии.

2. ФОРМЫ СОЦИАЛЬНОЙ СТРАТИФИКАЦИИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ

Изучение этого отношения требует предварительного рассмотрения наиболее используемых понятий, которые являются также самым про-

90

Политическая антропология

б лематичными; критический анализ, осуществленный Р.Г.Лови (R.H.Lo-wie) в главе «Social Strata» его работы «Social Organization» (1948), это доказывает. Понятие статуса, унаследованное от Х.Мейне и Г.Спен­сера, воспринятое современными социологами и социальными ан­тропологами, определяет личную позицию индивида по отношению к другим внутри группы; оно позволяет оценить социальную дистанцию, существующую между лицами, потому что оно управляет индивидуаль­ными иерархиями. Понятие роли выражает статус в границах социаль­ного действия, оно представляет его динамический аспект. И статус, и роль в сочетании с совокупностью прав и обязанностей должны быть в некотором роде узаконены то ли обычаем, то ли процедурой или специ­фическим ритуалом. Понятие должности, связанное с двумя первыми, включает их и может рассматриваться как родовое понятие, в отноше­нии которого они были бы выражением особых случаев. Оно обознача­ет функцию, выполняемую по причине «мандата общества», определяет тип власти, где влияние, дарованное в рамках политических, экономи­ческих, религиозных и других организаций, заставляет, наконец, отли­чить исполняемую функцию от лица, которое ее временно исполняет.

Должность (или ответственность с титулом) обязательно включает церемониальные и ритуальные элементы, которые через «обдуманную и торжественную процедуру» позволяют ее достичь и получить «новую социальную идентичность». Между должностью и ее обладателем уста­навливается сложное отношение: если бы первая осталась вакантной, социальный порядок казался бы поколебленным; если бы второй не со­ответствовал обязанностям и запретам, налагаемым ее бременем -пользовался бы только привилегиями, с нею связанными, -риск был бы таким же. Должность имеет не только технический аспект, но и мораль­ный и/или религиозный характер. И очевидно, что последний оказыва­ется акцентированным в случае политико-ритуальных функций. М.Фор-тес констатировал по поводу последних: «[Их] религиозный характер является средством придать принудительную силу моральным обязан­ностям, соучаствующим в благосостоянии и процветании общества, ко­торые те, кто принимает должность, должны скрупулезно трансформи­ровать в действия».⁴

Некоторые из титулованных обязанностей связаны со статусом, «по­лученным» в силу происхождения, возраста или обладания природным свойством, и передаются ограниченному числу лиц. Другие могут быть

91

Социальная стратификация и власть

открыты для любого члена общества или быть привилегией определен­ных групп - например, когда титул остается исключительной собствен­ностью рода. В большинстве традиционных обществ с Государствами политические должности сохраняются для членов правящего класса, который составляет лишь малую часть всего населения» (П.С.Ллойд).⁵ Этот класс может соответствовать этнической единице, которая объе­динила многообразное общество и навязала ему свое господство, или группе по происхождению, занимающей первое место в совокупности упорядоченных кланов иродов, или наследственной аристократии, об­ладающей культурой, отличной от культуры большинства.

Во всех случаях понятие должности или обязанности с титулом до­полняет понятия ранга и слоя или сословия. Оно демонстрирует полити­ческую власть и ее собственную иерархию в отношении к социальной стратификации. Ранг и слой (или сословие) являются в антропологиче­ской литературе понятиями, часто смешиваемыми или используемыми без различения; действительно, эти понятия во многом совпадают. Пер­вое, между тем, относится к особой иерархии, принадлежащей или соци­альным группам, конституированным в зависимости от происхождения, или социо-профессиональным группам, или титулованным обязанно­стям в рамках политической организации. Второе относится, например, в употреблении, принятом у историков, к глобальной иерархии: той, которая представляет все общество, где существуют «классы» почти зак­рытые, принадлежность к которым определяется фактом рождения. Си­стема слоев или сословий должна рассматриваться как одна из сложных форм социальной стратификации, параллельно кастовой и классовой системам.

Что касается двух последних систем, то они остаются в центре деба­тов, которые не могут здесь быть рассмотрены во всех деталях и перипе­тиях. Некоторые авторы (в их числе Ривер) применяют термин «каста» к одному индийскому феномену; они насчитывают четыре критерия, по­зволяющие характеризовать касту: эндогамию, наследственную функ­цию, строгую иерархизацию и правила «избегания». Другие авторы (в их числе Лови) стремятся дать термину «каста» более широкое примене­ние; они отбрасывают купюру, прочерченную между кастой и классом, рассматривая континуум иерархизованных классов, внутри которого касты характеризуются только их «чрезвычайнойнеподвижностью». Это, с точки зрения Лови, дает возможность выделять в одном и том же об-

⁴ М.Fortes. Ritual and Office in Tribal Society. In: M.Gluckman (edit.), «Essays on the Ritual I of Social Relations», Manchester, 1962).

⁵ См. его исследование в коллективном труде: A.S.A., «Political Systems and the Distribution of Power», Londres, 1965.

92

Политическая антропология

ществе страты менее «проницаемые» (касты) и более «проницаемые» (классы). Если придерживаться этой интерпретации - и дифференциаль­ной ценности, которую он придает критерию «проницаемости» или от­крытости, - то касты, слои (или сословия) и классы оказываются как бы тремя элементами прогрессии по направлению к более открытой иерар­хии общественных групп. В духе этой интерпретации нужно было бы констатировать, что общества с кланами или с возрастными классами, наделенными специфическими функциями, содержат зародыши этих трех сложных форм социальной стратификации.

У ченый спор вновь набрал свою силу, опершись на наблюдения, со­бранные антропологами в ходе последних десятилетий. Индийские ка­сты не кажутся ни такими «закрытыми», ни такими неподвижными, как это подразумевает их классическое определение; Френсис Шу напо­минает, что система «всегда допускала в свой состав новые кастовые группы» и что разлады и борьба, задевающие систему, «не являются со­временными феноменами». К тому же внешние для Индии общества об­ладают частичной стратификацией, сравнимой с той, которую учрежда­ет кастовый режим. Африканские примеры уже были упомянуты: они показывают соединение слоев и каст в рамках одного и того же полити­ческого объединения (уолофы, сереры и тукулеры из Сенегала). Науч­ная осторожность побуждает рассматривать системы каст, сословий и классов как «идеальные типы», которые никогда в точности не совпада­ют с действительностью и которые могут быть употреблены вместе, что­бы дать отчет об этой последней. В самой высокой степени важно кон­статировать, что два первых являются в некотором роде «родственни­ками» и что последний занимает особое место. Касты и сословия, с одной стороны, социальные классы с другой стороны, противостоят друг дру­гу как группировки, «предписанные» группировкам «фактическим», группировки с доминирующей функцией (политической, ритуальной, экономической и т.д.) группировкам суперфункциональным, группиров­ки с отношением дополнительности группировкам с антагонистически­ми отношениями. Эти три «кардинальных критерия» из шести, исполь­зовавшихся Ж.Гурвичем для определения классов, позоляют обнаружить различия («Понятие социальных классов», 1954). Если, с другой сторо­ны, рассматривать касты, сословия и общественные классы как три спо­соба иерархической комбинации, учрежденной между людьми, симво­лами и вещами, то видно, что первые соотносятся особенно с областью преимущественно символической, с религией, вторые - с признаками, считающимися врожденными, которые делают людей неравными, тре­тьи - с вещами, взятыми в аспекте их производства и распределения.

93

Социальная стратификация и власть

Т рактовка традиционных обществ в терминах социальных классов имеет ограниченное употребление в антропологии в силу причин, кото­рые заключаются главным образом в фактах и во вторую очередь в ори-ентациях исследования. Марксистская теория сама кажется незакончен­ной или колеблющейся в этой области; она рассматривает переход от бесклассовых обществ (первобытная община) к классовым обществам, но не охватывает проблему в целом и не уточняет, почему обществен­ные структуры, предшествующие капитализму, обязывают к более «ус­ложненной» интерпретации. Именно Г.Лукач в «Истории и классовом сознании» использует это определение и делает полезное предупрежде­ние: в случае этих структур «вовсе не является несомненным, что можно отделить экономические силы от других сил»; чтобы там «раскрыть роль сил, движущих обществом, нужны более сложные и более тонкие анали­зы». Большая часть советских этнографов, используя модель развития, разработанную Ф.Энгельсом, связывают существование традиционно­го Государства с неравными социальными группами, которые можно рассматривать как протоклассы, одни из них господствуют и эксплуати­руют другие. Обращение к понятию «социального протокласса» порож­дает по меньшей мере трудности; дно свидетельствует о необходимости отметить отличие в отношении понятия «класса», которое выработано в результате критического изучения европейского капиталистического общества в XIX веке. Немарксистские антропологи больше сохраняют в этом отношении дистанцию. Так, Л.А.Фаллерс утверждает, что понятие общественного класса, «характерное» для западной истории и западной культуры, оказывается бесполезно за рамками обществ, созданных эти­ми последними, не приобретя «общего значения». Работы антрополо­гов и социологов, исследующих традиционные неевропейские общества, подчеркивают скорее существование классов в тенденции, чем совершен­но оформившихся - под влиянием деколонизации и модернизации. Они связывают это структурное изменение с самыми недавними событиями. Вопрос о правильности понятия общественных классов, приме­ненного к области, которая не является его первоначальной областью, остается открытым. Законно сохранить его единственно для обществ объединенных (то есть включающих присутствие Государства), где «эко­номические силы» определяют господствующую социальную стратифи­кацию и где антагонистические отношения угрожают существующему общественному порядку и существующему политическому режиму. Но нужно тотчас признать, что общества, зависящие от антропологии, лишь в очень малом числе приближаются к определенному таким образом типу. Некоторые из самых новых исследований пытаются идентифици-

94

Политическая антропология

Социальная стратификация и власть

95

ровать внутри этих обществ классовые отношения и порожденные ими «антагонистические интересы». Таков очерк Ж. Маке, посвященный ста­рой Руанде: он признает там существование «экономического отноше­ния между двумя стратами» (тутси и хуту), которое позволяет «рассмат­ривать их в качестве настоящих общественных классов».⁶ Правда, ч*к> событие - «революция» 1960 г., уничтожившая монархию и господство тутси, - кажется, подтверждает этот новый анализ. В то же время, иссле­дования посвящались идеологическим проявлениям, производным от отношений неравенства и от способов распределения политической вла­сти, так же как проявлениям оспаривания и неповиновения властям. Л. де Хеш показал относительно Руанды, каким образом отказ от суще­ствующего положения вещей может выражаться в плане мифа и религи­озной инновации: эгалитарный культ (Кубандва), рожденный среди кре­стьянства хуту, противопоставляет воображаемое общество реальному обществу, основанному на неравенстве.⁷ Макс Глюкман неустанно за­нимался анализом политической динамики (борьба за власть) и форма­ми сопротивления (действия в противовес держателям власти). Но он особенно хотел доказать, что последние вели к консолидации полити­ческого режима, а не к его модификации, либо потому, что они сдержи­вались рамками ритуала, либо потому, что они были направлены про­тив обладателей политических функций, а не против системы.

Эта новая ориентация обеспечивает первый прогресс. Она дает воз­можность понять внутреннюю динамику систем социальной стратифи­кации - что является необходимым, если не достаточным, условием, на­чиная с момента, когда хотят применить понятие классов к некоторым из обществ, рассматриваемым антропологией. Область интересов, став­ших классическими и иногда рутинными, - определение «субкультур», связанных с различными стратами, рассмотрение средств, употреблен­ных для защиты занятого ранга, или для узаконения социального вос­хождения, исследование брачных процессов, которые позволяют через эндогамию, гипергамию или дифференциальный брак поддерживать значительный разрыв между иерархизованными социальными группа­ми и т.д. - таким образом расширена. Прогресс осуществится еще, когда экономическая антропология будет лучше разработана - ибо из этого последует более тонкое и разно образное знание «способов производства» в так называемых традиционных обществах, -икогда будут обогащены

⁶ См.особенно его статью «Участие крестьянского класса в движении за независимость Руанды». «Cahiers d'etude Africaines», 16, 1964.

⁷ L. de Heusch. Mythe et societe feodale. In: «Archives de Soc. des Religions», 18, 1964.

теоретические опоры политической антропологии. Находящиеся в ее рассмотрении основы неравенства и организация власти проявятся тогда с четкостью, более благоприятной для углубленного анализа. При­обретет тогда строгость проверка соотношений: между кастами и сла­бой властью, действующей внутри системы, определенной своими «цен­тробежными характеристиками», согласно выражению Шу, между сло­ями (или сословиями) и сильно выраженной властью, связанной с закрытым набором кадров и с защитой от оспаривания, и наконец, между протоклассами и действенной властью, определяющейся очень большой открытостью и большей чувствительностью к оспариванию и изменению.

Прежде чем подтверждать отношение между социальной стратифи­кацией и типами политической власти важно сконструировать инстру­мент, позволяющий анализировать «групповые иерархии», одновремен­но сложные и переплетающиеся. Один пример достаточен, чтобы проде­монстрировать эту необходимость. Пример общества хауссаиз Северной Нигерии. Общий дуализм, который там противопоставляет аристокра­тов и рядовых людей (талакава), не объясняет ситуации, вытекающей из многочисленных исторических перемен. Речь в данном случае идет об обществе, новом во всех его реальных аспектах (начало XIX века), осно­ванном на победе, одержанной над очень разными этническими объеди­нениями, где Государство с силой себя навязывает, где переплетаются общественные и политические иерархии. Тем не менее титулованные функции (сароту), соединенные с королевской властью, являются в очень большой степени распространительницами престижа и привилегии и учреждают некоторым образом иерархию референции. Наряду с этим обнаруживаются скрытые в системе неравенства между этносами и эле­ментарные неравенства, установленные соответственно полу, возрасту, положению в группах, основанных на родстве и происхождении. Выпол­няемая функция определяет иерархический порядок, который сообщает каждому статус и ранг: наверху аристократы, имеющие монополию на политические обязанности; внизу мясники, которые составляют самую опороченную группу - одиннадцатую. Каждая группа располагает внут­ренней иерархией, более или менее формализованной, и личный успех (арзики) обеспечивает там род продвижения. Отношения между дистан­цированными группами почти не существуют, разве что в случае власт­ных отношений; действенными являются отношения между близкими группами и они часто демонстрируются в форме так называемого род­ства «в шутку» (васа). Фактически это упорядоченное устройство социо-профессиональных групп вписывается в иерархию слоев или сословий:

96

Политическая антропология

Социалъная стратификация и власть

97

1) аристократы; 2) знать и просвещенные в исламе; 3) свободные люди; 4) домашние крепостные и рабы. Политическая и административная организация определяет иерархию статусов, рангов и должностей, ко­торая господствует над целым обществом; указанная иерархия устанав­ливается соответственно общественному статусу (ясно, что королевский род находится во главе) и соответственно выполняемой обязанности (не­которые рабы добиваются постов гражданских и военных «чиновни­ков»). Главные отношения, возникающие между различными система­ми неравенства и подчинения, могут фигурировать в следующей форме (см. ниже схему).

П олитическая иерархия

Иерархия слоев или сословий

Иерархия социо-профессиональная

Элементарные иерархии:

Род

Возраст ■•■ Пол

Этническая иерархия

Стратификации и иерархии у хаусса

Вводимое этой схемой упрощение не должно затемнять сложности стратификации у хаусса, ибо схема не дает отчета о различных рангах и иерархиях внутри них. Она бы еще более усложнилась, если бы к ней добавились отношения «клиентелы» (клиент, сторонник: бара), имеющие характер скорее договорный, эти отношения создают сеть связей между социально и политически неравными лицами. Таким образом измеряет­ся необходимость сделать анализ более тонким в отношении обществ, которые внедряют политическую власть в среду многочисленных и пе­реплетающихся иерархий.