«Стыдно»

В декабре 1895 г., в разгар крестьянских волнений, которые царское правительство жестоко подавляло, в газете «Биржевые ведомости» появилась знаменитая статья Л. Н. Толстого «Стыдно». Написанная в тоне яростного обличения царских держиморд и решительной защиты крестьян, статья вызвала горячий отклик в сердцах читателей. По свидетельству современников, она заставила устыдиться даже некоторых царских министров, до этого охотно разглагольствовавших «о пользе розги для сельского сословия».

Статья «Стыдно» была поддержана всей передовой, мыслящей Россией. Однако никто тогда не знал, что непосредственным толчком для ее написания послужило взволнованное письмо, полученное Толстым от трех народных учителей из небольшого села Степанцы, Капевского уезда, Киевской губернии. Вот это письмо:

«Ваше сиятельство, Лев Николаевич!

Сознавая все неудобство теперешнего после смерти Вашего сына момента {имеется в виду смерть любимого сына Толстого — семилетнего Ванечки 23 февраля 1895 года. — А. Ш.) для обращения к Вам с просьбой, — мы все-таки это делаем, ибо сознаем всю беспомощность свою и вместе с этим знаем и всегдашнее Ваше желание помочь страждущему.

Дело идет о позорных телесных наказаниях, которые применяются к людям крестьянского сословия при самых маловажных проступках, иногда вследствие одного каприза сельского начальства. В крепостное время многие помещики привили крестьянам привычку к розгам и для этих «счастливцев» они традиционны и ничего скорбного не составляют. «Никита! — кричит Егор соседу, — староста кличет, иди сечься, сейчас тебе очередь будет; я уже посекся!». Но есть крестьяне, у которых и деды не знали розог и у которых теперь, после 35 лет свободной жизни (т. е. после отмены крепостного права. — А. Ш.), сечение составляет страшный позор. Задолго до исполнения этого наказания мужик не находит себе места, оставляет работу, еду. А после — окончательно уходит в себя и озлобленно смотрит на соседей, шепчущихся вокруг него и беспрерывно его оскорбляющих. В газетных корреспонденциях иногда проскальзывает известие, что подобное угнетенное состояние оканчивается самоубийством. Но чаще всего крестьянин бросает село и семью и на долгие годы отходит в сторону, где не знают о постигшей его судьбе и где часто остается навсегда. Некоторые из крестьян, дабы навсегда застраховать себя от сечения розгамл, перечисляются в мещанские общества. Перечислять примеры и подробности последствий такого положения дела — значит злоупотреблять Вашим временем. Кому же, как не Вам, известны все горести народа. И знаем мы, что трудно помочь.

Мы, народные учителя, видим в Вас одну надежду и молим Вас: скажите свое могучее печатное слово об этом несчастии и дайте первый трудный толчок к освобождению от него хотя бы тех единичных людей, которые прошли через школу, над выработкой образа мыслей и взглядов которых трудились, человеческие чувства которых старались яелеять и укреплять. Для них телесное наказание есть положительно моральное убийство».

Рассказав далее историю своих мытарств с прошением, которое они по этому вопросу подали в Петербургский комитет грамотности, а также о вопиющем случае, когда два народных учителя были приговорены к порке за то, что сорвали по яблоку в казенном саду, авторы письма призывают Толстого:

«...Не откажите в руке помощи хотя бы нашим питомцам, и будет ли она выражена в форме повести, рассуждения, даже заметки в 2 — 3 строчки, — это совершенно безразлично для успеха, так как к Вашему голосу все лучшее привыкло напряженно прислушиваться, а это вполне достаточно для начала поворота».

Письмо заканчивается словами:

«Мы мучаемся теперь нетерпением узнать, достиг ли Вас этот листок и достаточно ли Вы снисходительно и доброжелательно отнеслись к нему. Как бы Вы нас и всю окрестность, знающую о нем, осчастливили, сделав распоряжение сообщить нам хотя бы одной строчкой о Вашем решении.

Твердо верующие в Вашу бесконечную доброту и снисходительность

народные учителя

Всеволод Шиманский Семен Губернарчук

Дементий Гунько 1895 г. Апрель, 22 дня».

Лев Николаевич получал ежедневно со всех концов России и всего мира десятки писем, но письмо сельских учителей, столь созвучное его собственным переживаниям, произвело на него особенно сильное впечатление. Вскоре он собствспппруч-но написал ответ.

«Очень рад был получить Ваше письмо, и еще более буду рад, если мне удастся исполнить Ваше желание. То, что возмущает вас, уже давно до глубины души возмущает меня, но до сих пор не было случая цензурпо высказаться. Письмо Ваше поощряет меня к этому.

Лев Толстой 12 мая».

В эти дни Лев Николаевич интенсивно работал над романом «Воскресение». На его «верстаке» лежали и другие начатые срочные работы, но письмо степаницких учителей не давало ему покоя. И вот мы читаем в его дневнике от 7 декабря 1895 г.:

«Лег спать днем и только забылся, как будто толкнул кто, поднялся и стал думать о сечении и написал».

Эта запись относится к статье «Стыдно», которую Толстой набросал в этот день. В ней пет ссылок на письмо сельских учителей, но, судя по тексту, это письмо лежало перед ним, когда он писал статью. В статье, как и в письме, говорится о нравственных страданиях крестьян, подвергающихся унизительному наказанию. Упоминается и о случаях самоубийства крестьян, приговоренных к розгам. «И не могу, — добавляет Толстой, — не верить этому, потому что сам видел, как самый обыкновенный молодой крестьянин при одпом упоминании на волостном суде о возможности совершения над ним телесного наказания побледнел как полотно и лишился голоса; видел также, как другой крестьянин, 40 лет, приговоренный к телесному наказанию, заплакал, когда на вопрос мой о том, исполнено ли решение суда, должен был ответить, что оно уже выполнено».

Полностью разделяя гнев и возмущение своих корреспондентов, Лев Николаевич с одним лишь не согласился в их письме — с предложением добиваться освобождения от порки крестьян, «прошедших через школу». Он подошел к вопросу шире и глубже. «Нельзя, — писал он, — для прекращения такого преступления всех законов божеских и человеческих политично подъезжать к правительству со стороны гигиены, школьного образования или манифеста. Ведь просить о том, чтобы не стегать по оголенным ягодицам только тех людей крестьянского сословия, которые выучились грамоте, все равно, что если бы, — где существовало наказание прелюбодейной жене, состоящее в том, чтобы, оголив эту женщину, водить ее по улицам, — просить о том, чтобы наказание это применять только к тем женщинам, которые не умеют вязать чулки или что-нибудь подобное».

И далее:

«Про такие дела нельзя «почтительнейше просить» и «повергать к стопам» и т. п., такие дела можно и должно обличать. Обличать же такие дела должно потому, что дела эти, когда им придан вид законности, позорят всех нас, живущих в том государстве, в котором дела эти совершаются».

Статья Толстого «Стыдно» потрясла русское общество своей смелостью, силой и правдой. Она вызвала переполох в правящих кругах России, представших перед всем миром в их истинном неприглядном свете. Царское правительство немедленно запретило статью Толстого, но все же было вынуждено срочно заняться «реформой» закона о сечении. Что же касается степаницких учителей, то они были безмерно счастливы и от появления статьи и от полученного ими собственноручного письма великого писателя.