Нобелевская премия

I

Новый, 1897-й год был отмечен в мировой печати большой сенсацией. Скончавшийся за три недели до этого шведский инженер, выходец из России, Альфред Нобель, прославившийся в 1867 г. изобретением динамита и наживший на этом большие миллионы, завещал свой огромный капитал и проценты с него на учреждение премий за выдающиеся достижения в области науки, литературы и антивоенной деятельности. Почти одновременно на страницах газет замелькало имя Льва Толстого как первого вероятного кандидата на Нобелевскую премию мира.

Лев Толстой в это время напряженно работал над «Воскресением» и трактатом об искусстве. На его «верстаке» находилась также начатая незадолго до этого повесть «Хаджи Мурат», и он, занятый по горло, не придал разговорам о премии никакого значения.

Однако начатая вокруг его имени шумиха не утихала. Вскоре в нее включилась русская пресса, и, как можно было ожидать, вопрос этот принял характер острой идейной борьбы. Передовые деятели России и Запада считали не только справедливым, но и принципиально важным, чтобы первая премия мира была присуждена Толстому, которого царское правительство беспощадно травило. В реакционном же лагере понимали, что увенчание Толстого этой премией прозвучало бы оглушительной пощечиной русскому царизму, и поэтому принимали все меры, чтобы этому помешать.

Был в этой полемике и один щекотливый момент, на котором реакция всячески спекулировала. Незадолго до этого, в 1892 г., Толстой опубликовал письмо о своем полном отказе от собственности, а следовательно, и от всяких денежных доходов. Нобелевская же премия означала вручение ее лауреату огромной суммы в 140 тысяч шведских крон, что по тогдашнему курсу приближалось к 80 тысячам долларов. Что же будет? — гадали газеты. Примет ли Толстой эту сумму или откажется от нее? А если примет, то как он эти деньги употребит? В Ясную Поляну посыпались письма с советами — как лучше истратить эти деньги. Одни советовали Толстому скупить в разных губерниях землю и раздать ее неимущим крестьянам. Другие предлагали раздать деньги вдовам и погорельцам или учредить на них стипендии для неимущих студентов...

Толстой относился к шумихе, как к нелепому фарсу. Следуя твердому принципу не откликаться ни на хулу, ни на похвалу, он ни единым словом не выразид своего отношения к этому делу. Но когда срок присуждения премии наступил (согласно правилам, кандидат должен быть назван к концу октября), он обратился в шведские газеты с открытым письмом, в котором по-своему разрешил волнующий всех вопрос. Не говоря ни слова о себе, он предложил присудить премию мира... десяти тысячам русских крамольных мужиков, которых царское правительство гноило в тюрьмах и дисциплинарных батальонах за отказ служить в царском войске и стрелять в своих братьев — рабочих. По мнению Толстого, эти безвестные русские люди, которые ценою неимоверных лишений стойко отстаивают свои антивоенные убеждения, более достойны премии мира, чем разные «императоры, короли и президенты», которые разглагольствуют о мире «со стаканом вина в руках», а сами, не моргнув глазом, посылают миллионы людей на убой. В обширном письме Толстой ярко обрисовал муки и лишения этих людей, особенно страдания матерей, у которых царские сатрапы насильно отнимали детей и увозили в наспех созданные монастырские приюты, за тысячи верст от местонахождения родителей...

Письмо Толстого, опубликованное мировой печатью, вызвало бурю откликов. В кругах Нобелевского комитета поспешили истолковать em в том смысле, что Толстой добровольно снимает свою кандидатуру, и многих это весьма обрадовало. Но письмо заклеймило перед всем миром злодеяния царизма, и это вызвало в русских правительственных и церковных кругах новый прилив злобы и ненависти.

С. А. Толстая записала в эти дни в дневнике: «Я просто пришла в отчаяние, плакала, упрекала Льва Николаевича, что он не бережет своей головы... Не могу больше жить так нервно, так трудно, и под такими вечными угрозами, что Лев Николаевич напишет что-нибудь отчаянное и злое против правительства, и нас сошлют». Лев Николаевич всячески успокаивал жену, но вместе с тем решительно утверждал: «...я буду писать всегда то, что по своей совести и внутреннему убеждению считаю и буду считать нужным и должным, не соображаясь ни с какими внешними соображениями». Несмотря на открытые угрозы черносотенной печати, он обратился к Николаю II и Победоносцеву с решительным требованием — немедленно вернуть насильно отнятых детей родителям, и царское правительство было вынуждено исполнить это требование.

II

Так закончился первый эпизод в длительной истории, связанной с присуждением Толстому Нобелевской премии.

Вторично этот вопрос был подпят в 1901 г. во время первого присуждения Нобелевской премии в области литературы. Снова вокруг этого дела разгорелись бурные страсти. Лучшие писатели Швеции, к которым присоединились п деятели культуры других стран, снова выдвинули кандидатуру Льва Толстого, и это вызвало в реакционных кругах России подлинный переполох. Дело в том, что незадолго перед этим, в феврале 1901 г. высшие церковные власти, в полном единении с царской камарильей, отлучили Толстого от церкви. Этот позорный акт имел целью дискредитировать писателя в глазах народа, натравить на него миллионы верующих. В этих условиях присуждение Толстому Нобелевской премии было бы равнозначно новому оглушительному провалу реакции. Вот почему все консервативные элементы на Западе и в России ухватились за кандидатуру французского поэта и философа Сюлли Прюдома (1839 — 1907) и откровепно торжествовали победу, когда премия была присуждена ему.

Сам Толстой, как и ранее, никак не участвовал в этой борьбе и не имел намерения на нее откликаться. Но к этому его вынудило взволнованное письмо, которое он получил в япваре 1902 г. от группы шведской интеллигенции. В письме, подписанном такими выдающимися деятелями культуры, как А. Стриндберг, С. Лагерлеф, О. Левертин и др., содержались гневный протест против решения Нобелевского комитета и выражение глубокого преклонения перед гением русской литературы. «Мы тем живее чувствуем потребность обратиться к Вам с этим приветствием, — писали авторы письма, — что, по нашему мнению, учреждение, на которое было возложено присуждение литературной премии, не представляет в настоящем своем составе ни мнения писателей-художников, ни общественного мнения».

Толстой был тронут этим посланием и в ответном письме писал:

«Дорогие и уважаемые собратья, я был очень доволен, что Нобелевская премия не была мне присуждена. Во-первых, это избавило меня от большого затруднения — распорядиться этими деньгами, которые, как и всякие деньги, по моему убеждению, могут приносить только зло; а во-вторых, это мне доставило честь и большое удовольствие получить выражение сочувствия со стороны стольких лиц, хотя и незнакомых мне лично, но все же глубоко мною уважаемых».

В заключение письма Толстой передал искреннюю благодарность всем, кто выражал добрые чувства к нему.

III

Казалось бы, после двух описанных эпизодов и прямо выраженного Толстым нежелания баллотироваться на какую-либо премию, его имя больше называться не будет. Однако в 1905 г. его кандидатура — разумеется, без его ведома, — была неожиданно снова выдвинута на Нобелевскую премию, на сей раз маститыми русскими учеными — членами Российской академии наук.

Сейчас трудно представить себе, каким актом гражданского мужества было это решение, демонстративно направленное против реакционной верхушки академии. Еще у всех в памяти были черные тучи, нависшие над крамольными академиками в 1902 г., когда из-за произвола в отношении избрания Горького почетным академиком Чехов и Короленко отказались от этого звания. Открыто игнорировал это звание и Лев Толстой, удостоенный его еще в 1900 г. Но с революцией 1905 г. свежие ветры ворвались и в затхлые коридоры императорской академии наук. Одним из демократических актов передовых ученых и было выдвижение гонимого и преследуемого властями Толстого на всемирную награду.

19 декабря 1905 г., в разгаре восстания на Пресне, собрание академиков Разряда изящной словесности, в который входили видные ученые А. Ф. Кони, А. А. Шахматов, Н. А. Котлярев-ский, А. И. Соболевский, В. И. Ламанский и др., заслушало записку почетного академика — историка литературы К. К. Арсеньева с предложением выдвинуть Толстого на соискание Нобелевской литературной премии. Собрание горячо одобрило это предложение и поручило почетным академикам А. Ф. Кони, К. К. Арсеньеву и академику Н. П. Кондакову подготовить аргументированное представление по форме, требуемой Нобелевским комитетом.

7 января 1906 г. на новом заседании академиков записка была зачтена и горячо одобрена. В этом примечательном документе мы читаем: «Соединяя глубину проницательного наблюдения с высоким даром художественного творчества, граф Толстой создал в своих многочисленных произведениях ряд незабываемых типических образов... Его сочинения представляют собою целые эпопеи, в которых индивидуальная жизнь его героев сплетается с жизнью и движением массы». Указав далее, что творения Толстого, «подобно двум великим мировым писателям — Данту и Сервантесу», имеют всемирное значение, академики подчеркнули, что Лев Толстой более чем кто-либо иной из писателей-современников, заслуживает Нобелевской премии.

Как мы уже упомянули, это решение было принято в секрете от Толстого. Но, увы! — секрет продержался недолго. Друг Толстого, судебный деятель А. Ф. Кони проговорился об этом биографу писателя П. И. Бирюкову, а тот счел своим долгом поставить в известность Толстого. И за этим немедленно последовали решительные действия. 25 сентября 1906 г. Толстой направил известному финскому писателю А. А. Ерне-фельту письмо с просьбой «постараться сделать так, чтобы мне не присудили этой премии». Толстой просил Ернефельта конфиденциально довести об этом до сведения Нобелевского комитета, что тот немедленно и выполнил.

Так Толстой и в третий раз отказался баллотироваться на Нобелевскую премию.

IV

В последний раз вопрос о присуждении Толстому Нобелевской премии возник в 1910 г. незадолго до его кончины. К этому времени премией уже были увенчаны норвежский писатель Б. Бьернсон, польский прозаик Г. Сенкевич, английский романист Р. Киплинг и другие западные писатели. Присуждение Толстому Нобелевской премии было бы, по мнению передовых кругов, выражением признания великих заслуг всей русской литературы, актом, достойно венчающим шестидесятилетнее служение человечеству его величайшего литературного гения. Но — увы! — и на сей раз присуждение не состоялось. Несмотря на то, что имя Толстого было названо в сотнях газет и журналов и официально внесено в Нобелевский комитет лидером шведских социал-демократов Эриксоном, кандидатура Толстого даже не обсуждалась.

Газета «Русское слово» в номерах от 13 и 15 августа 1910 г. объясняла эта так: «У шведов просто не хватает гражданского мужества сознаться, что они из политических соображений всячески отодвигают в тень Толстого». «Назначение Толстому Нобелевской премии может вызвать неудовольствие в русских правительственных сферах и может вызвать политические шероховатости... Таковы, в сущности, скрытые мотивы Нобелевского комитета».

К этому времени дни Л. Н. Толстого были уже сочтены. В конце октября, когда Нобелевский комитет собрался, наконец, принимать решение, великий старец совершил свой последний подвиг самоотвержения — ушел из Ясной Поляны в большой крестьянский мир, чтобы полностью слиться с народом. Последовавшая вскоре трагическая кончина писателя на безвестном полустанке Астапово счастливо избавила реакционные Нобелевские круги от дальнейшей возни со столь неудобным и строптивым кандидатом. Его имя было немедленно вычеркнуто из списка.

Так закончилась история с несостоявшимся присуждением Толстому Нобелевской премии.