Над страницами маркса

I

Среди драгоценных, чуть пожелтевших от времени книг Льва Толстого, сохранившихся в его яснополянской библиотеке, находятся два издания «Капитала» Маркса с пометами великого писателя. Вместе с брошюрой, содержащей статью В. И. Ленина «Против бойкота (из заметок с.-д. публициста)», также сохранившей собственноручные пометы Толстого, они представляют исключительную ценность.

Впервые Толстой обратился к изучению Маркса в начале 1880-х годов, когда работал над социально-обличительным трактатом «Так что же нам делать?». Из черновиков к трактату мы узнаем, что Толстой в то время искал у Маркса ответы на волновавшие его вопросы: «Почему одни люди работают через силу ненужную им работу, а другие могут заставлять других работать эту работу»; «почему экономическая жизнь человеческих обществ сложилась в формы, противные и разуму и совести и выгодам людей».

Неизвестно, какие именно работы Маркса и по каким источникам читал в то время Толстой, но найденные в них ответы, по его словам, пе удовлетворили его. И это вполне понятно. Маркс основал свою теорию на глубоком познании законов общественного развития; он исходил из реальных противоречий действительности. Толстой же в это время вырабатывал свое утопическое, патриархально-крестьянское учение; решение социальных проблем было для него связано, как он пишет, «с решением нравственного, религиозного вопроса». Естествешю, что он не смог в полной мере оценить и принять учепие о коммунизме.

Так было много раз и позднее. Толстой чувствовал в Марксе, в его страстной критике социального неравенства нечто весьма притягательное, близкое к его собственному бескомпромиссному отрицанию господствующего строя жизни, и поэтому многократно возвращался к нему. Вместе с тем он видел в марксизме могущественного противника своей идеалистической доктрины, — противника сильного, последовательного, непримиримого, — и поэтому он иногда пытался нападать на него. Из таких притяжений и отталкиваний состояла история его отношения к Марксу и его учению.

В последующие годы, с распространением марксизма в России, Толстой глубже вчитывается в Маркса, следит за влиянием его идей на русскую общественную мысль. Об этом наглядно свидетельствует прежде всего его художественное творчество. Так, в романе «Воскресение» (1899) ссыльный рабочий Маркел Кондратьев, сидя в тюрьме, изучает первый том «Капитала» Маркса и «с великой заботливостью, как большую драгоценность», хранит эту книгу в своем мешке. По одному из вариантов романа, Маркса читает и другая ссыльная революционерка — Вера Ефремовна Богодуховская, которая самоотверженно отдает себя служению народу. О Марксе, как это видно из черновиков, спорят и молодые революционеры из позднего рассказа «Божеское и человеческое» (1906). Толстой, таким образом, правильно воспроизводит роль сочинений Маркса для самообразования и закалки русских революционеров.

В статьях и трактатах Толстого 1890-х и 1900-х годов можно встретить ряд мест, где он с позиций своего религиозно-нравственного учения полемизирует с Марксом. Так, в трактате «Что такое искусство?» (1898) он высказывает сомнение в правильности утверждения Маркса «о неизбежности экономического прогресса, состоящего в поглощепии всех частных производств капитализмом». Толстому, желавшему верить, что не всему человечеству суждено пройти через ад капитализма, было трудно примириться с тем, что «фабричная каторга» проглотит опоэтизированный им крестьянский труд. Но, наряду с полемикой, Толстой иногда берет Маркса в свои союзники, опирается на него, цитирует «Капитал» для доказательства собственных положений. Так, например, было в его крупнейшем трактате, посвященном рабочему вопросу, — «Рабство нашего времени» (1900).

II

В 1895 г., в беседе с редактором журнала «Жизнь» В. А. Поссе, Толстой сказал:

— Меня вот все упрекают, что я пишу о том, как лучше устроить жизнь, не зная экономической науки, не зная, что сказал и что открыл Карл Маркс. Ошибаются. Я внимательно прочел «Капитал» Маркса и готов сдать по нему экзамен.

Действительно, в сохранившихся двух изданиях «Капитала» — гамбургском 1883 г. и петербургском 1898 г. — мы находим много помет, свидетельствующих о вдумчивом и кропотливом изучении этого труда.

Друг писателя А. Б. Гольденвейзер записал 4 июля 1900 г. в дневнике: «Лев Николаевич хотел эпиграфом к своей новой работе «Рабство нашего времени» взять изречение Маркса о том, что с тех пор, как капиталисты стали во главе рабочих классов (т. е. взяли власть над ними. — А. Ш.), европейские государства потеряли всякий стыд». Это свидетельство полностью подтверждается рукописями трактата. Об этом же говорит и первоначальное заглавие трактата, заимствованное у Маркса, — «Самый дешевый товар».

В черновике к «Рабству нашего времени» мы находим следующую выписку из сохранившегося в Ясной Поляне немецкого издания «Капитала»: «С развитием капиталистического производства во время промышленного периода общественное мнение Европы потеряло последний остаток стыда и совести. Нации стали цинично хвалиться всякой мерзостью, которая была средством для капиталистического накопления»¹.

Развивая эту мысль Маркса, Толстой пишет: «Капиталистическое же накопление было ничто иное, как все более и более утверждающееся рабство. Так это было 50 лет тому назад. Полстолетия жизни среди все растущей безумной жестокости и роскоши рабовладельцев и приниженности и озлобленности рабов довело наше общество до последней степени развращения и отупения».

Далее в немецком тексте «Капитала» сочувственно отчеркнуто и следующее место: «Деревенское население, насильственно лишенное земли, изгнанное и превращенное в бродяг, старались приучить, опираясь на эти чудовищно террористические законы, к дисциплине наемного труда поркой, клеймами, пытками».

¹ Выписка сделана на немецком языке и переведена Толстым. Далее тексты «Капитала» даются нами в русском переводе до кн.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. второе, т. 23, М., 1960.

В трактат Толстого это место вошло в таком виде:

«Сельское население сначала насильственно обезземеливали, говорит К. Маркс, изгоняли и доводили до бродяжничества, а затем, в силу жестоких законов, его пытали, клеймили каленым железом, наказывали плетьми, с целью подчинить требованиям наемного труда».

Как мы видим, Толстой не просто пересказывает текст «Капитала», но и придает ему более эмоциональное звучание.

К внимательному чтению «Капитала» (на сей раз — в несовершенном русском переводе под редакцией В. Д. Любимова, 1898 г.) Толстой возвращается в 1907-м и последующих годах, когда он осмысливает уроки первой русской революции. Вероятно, к этому времени относятся и пометы на этом издании. Так, в четвертом разделе первой главы, носящем заглавие «Товарный фетишизм и его тайна», Толстой подчеркивает знаменитое место пасчет простого деревянного стола, который, сделавшись товаром, «не только стоит па земле на своих ногах, но становится перед лицом всех других товаров на голову, и эта его деревянная башка порождает причуды, в которых гораздо более удивительного, чем если бы стол пустился по собственному почину танцевать».

Здесь Толстому, вероятно, понравилась живость стиля Маркса, сумевшего в столь остроумной форме изложить сложный экономический вопрос.

В главе четвертой — «Превращение денег в капитал» — Толстой отчеркнул то место, где Маркс говорит, что работник, получая зарплату в конце недели или месяца, этим фактически ссужает «капиталисту потребительную стоимость своей рабочей силы», является кредитором капиталиста. Это меткое наблюдение, вероятпо, остановило внимание Толстого, как дополнительный штрих в нарисованной Марксом картине угнетения рабочего человека при капитализме.

Столь же многозначительны и другие пометы Толстого. Как установили исследователи, в любимовском переводе первой книги «Капитала» пометы и замечания на полях следуют вплоть до 310-й страницы, и каждое из них полно глубокого смысла. Еще больше помет Толстого — свыше 300 — на текстах «Капитала», приведенных в книге Л. Слонимского «Экономическое учение Карла Маркса» (СПб., 1898), где они даны по первому русскому переводу 1872 г. Этим, кстати говоря, устанавливается, что первый русский перевод «Капитала» был хорошо известен Толстому.

III

Наряду с «Капиталом» Толстой, судя по его дневникам, знал и другие сочинения Маркса, в частности, предисловие «К критике политической экономии» и «Манифест коммунистической партии». Так, в его записной книжке 1902 г. мы находим на английском языке знаменитые слова Маркса: «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание». Толстой позднее несколько раз возвращается к этой формуле, пытаясь найти в ней уязвимые места, по это ему не удается.

Интерес к Марксу и его учению сохранился у Толстого до самых его последних дней. 26 мая 1908 г., читая в одной из газет о Марксе, он сказал, что «желал бы читать подробнее и новее» о нем. До этого, в апреле 1908 г., он выразил желание ознакомиться с работами Эдуарда Беранштейна, содержащими критику учения Маркса, и в связи с этим прочитал статью В. Водовозова о Бернштейне в энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона, но статья ему совершенно не понравилась.

19 июня 1909 г. Толстой прочитал в той же энциклопедии статью Петра Струве «Маркс» и отчеркнул в ней ряд мест, в том числе и слова из «Манифеста коммунистической партии»: «История всех доныне существующих обществ есть история борьбы классов».

Назавтра, 20 июня 1909 г., Толстой отметил в дневнике: «Читал вчера о Марксе Эпгельса». К сожалению, в его руках была не подлинная статья Энгельса о Марксе, а статья А. Мануйлова «Энгельс» в том же энциклопедическом словаре. Толстой энергично отчеркнул здесь приведенные в ной известный слова Энгельса о том, что Маркс стоял выше и смотрел шире, чем его ученики. «Маркс был гений, а мы, в лучшем случае, — таланты. Без пего теория далеко не была бы тем, чем она является теперь. Поэтому она справедливо носит его имя».

В 1910 г., незадолго до своей кончины, в связи с работой над статьей «О социализме», Толстой прочитал в той же энциклопедии статью И. Кареева «Социализм» и также отчеркнул в ней ряд мест из Маркса. Здесь его внимание привлекли некоторые положения «Коммунистического манифеста» и особенно мысль Маркса, что религия, как и всякая иная идеология, является лишь «продуктом .данной экономической структуры общества».

К сожалению, все эти п некоторые другие статьи, а также прочитанные им книги, вроде Т. Масарика «Философские и социологические осповы марксизма» (Вена, 1909), принадлежали не марксистам, а вульгаризаторам и противникам марксизма. Читая их, Толстой, конечно, не мог вынести правильного представления о великом учении пролетариата. Но зпа-мепателен тот пристальный и настойчивый интерес, с которым оп на протяжении тридцати лет искал у Маркса ответ на волновавшие его социальные проблемы. Знаменательно и то, что, вопреки своему учению и многим попыткам оспорить марксизм, он не раз признавал правоту основоположника научного коммунизма.

Что же касается Карла Маркса, проявлявшего, как известно, большой интерес к русской литературе, знавшего произведения Пушкина, Гоголя, Некрасова, Герцена, Чернышевского, Добролюбова, Салтыкова-Щедрина и других русских авторов, то никаких достоверных сведений о чтении им сочинений Толстого пока не обнаружено.

Наиболее распространенным произведением Толстого на Западе был в то время роман «Война и мир» — известен ли он был Марксу? Занятый своим поистине титаническим трудом, отнимавшим у него и дневные и ночные часы, он, возможно, не успел прочитать этот грандиозный роман и откликнуться на него.

Впрочем, это только наша слабая гипотеза. Будем надеяться, что дальнейшее изучение необъятного круга чтений Маркса внесет существенную поправку в это предположение.